У Цзин-цзы - Неофициальная история конфуцианцев

В паланкине отдернули занавеску, и друзья увидели молодого человека в шляпе ученого. Чжугэ Тянь-шэню показалось, что он где-то видел его. Однако пока он раздумывал, паланкин был уже далеко.

— Где-то я встречал этого ученого, — сказал Чжугэ Тянь-шэнь и бросился догонять паланкин.

— Вы чьи? — спросил он слуг, когда поравнялся с паланкином.

— Семнадцатого господина Ду из Тяньчана.

Чжугэ Тянь-шэнь вернулся к друзьям, но все-таки оглянулся назад. Паланкин и носильщики уже скрылись в доме монаха, расположенном рядом с тем, где они остановились.

— Это внук начальника Ведомства церемоний Ду из Тяньчана, — проговорил Чжугэ. — Я его знаю: это ученый, прославленный в наших краях. Интересно, зачем он сюда приехал? Завтра же пойду к нему.

На следующий день он отправился засвидетельствовать свое почтение, но ему сказали, что хозяина нет дома. На третий день Ду сам нанес ответный визит. Его вышли встретить все трое.

Весна уже подходила к концу, наступало лето. День ото дня становилось теплее. Господин Ду облачился в шелковый халат цвета перьев на спинке иволги. На ногах его были шелковые туфли, а в руках веер с написанными на нем стихами.

На белом, словно посыпанном пудрой лице господина Ду блестели черные, как угольки, глаза. Мягкость, учтивость и изысканность сквозили в каждом движении. Всем своим изящным обликом он походил на небожителя. Трудно было сыскать в Южноречье юношу, равного этому. Своим талантом он походил на Цзы Цзяня, а красотой на Пань Аня [182] Цзы Цзянь — сын крупного вельможи царства Чу, отличавшийся глубоким умом, и широкими познаниями. Пань Ань — прославленный красавец княжества Цзинь (III–V вв.). . Войдя в комнату, он отвесил поклон и сел на предложенное ему место.

Ду спросил, как зовут друзей Чжугэ, откуда они родом, а о себе сказал:

— Мое первое имя Цянь, а прозвище Шэнь-цин. Брат Тянь-шэнь, — обратился он к Чжугэ, — мы с вами не виделись больше полугода, еще со времени экзаменов.

— В прошлом году экзаменатор Шэнь в нашей области проверял стихи из двадцати семи округов и уездов. Первыми были стихи господина Ду, — объяснил Чжугэ своим друзьям.

— Эти стихи — плод минувшего вдохновения, они не достойны похвалы, — проговорил Ду. — Кроме того, в тот день я был болен и пришел в экзаменационный зал с лекарствами. Написал кое-как, чтобы только отделаться.

— Вы живете в тех местах, где господствует изысканность, освященная талантами Се и Вана [183] Сановники Ван Дао и Се Ань, жившие в эпоху Шести Династий, прославились как покровители поэтов и литераторов. , — вмешался Сяо Цзинь-сюань. — Но и там все преклонялись перед вами. В вашей семье вы самый талантливый из братьев. Мы счастливы, что познакомились с вами, и ждем ваших наставлений.

— Нет, это вы заслуженные люди. Как я, ничтожный, могу поучать вас?

Они выпили по чашке чая и прошли во внутренние комнаты. Там на столе громоздились сложенные в кучу листы отобранных сочинений с поправками, сделанными красной тушью. Ду Шэнь-цин взглянул и отложил их в сторону. Вдруг он увидел листок со стихами, которые написал Сяо Цзинь-сюань, гуляя весной на берегу пруда Черного Дракона. Ду Шэнь-цин прочитал стихи и покачал головой.

— Стихи свежие и новые. Они вышли из-под вашей кисти, господин Сяо? — спросил он у Сяо Цзинь-сюаня.

— Да, это моя дерзкая мазня. Жду от вас замечаний, господин Ду.

— Не обижайтесь, если я вам скажу свое мнение. Главное в стихах — слог. Вот, к примеру, возьмем написанные вами строки:

Они написаны с особой тщательностью! Но если к первой строке добавить лишь одно слово «спрашиваю», то у вас получится прекрасная строка из стиха «Посвящение прохладе», написанного Су Дун-по. Включив эту строку в свое стихотворение, вы противопоставили ей нижнюю строку, которая плохо подходит к ней, а от этого стихи сразу стали казаться бесцветными.

От этих слов Сяо Цзинь-сюань похолодел.

— Вы, господин, рассуждаете о поэзии так, что если бы встретились с моим приятелем Вэй-сяо, то наверняка подружились бы с ним, — заметил Цзи Тянь-и.

— Это ваш родственник? — спросил Ду. — Я читал его стихи. У него есть некоторый талант.

Вскоре Ду Шэнь-цин раскланялся и ушел. На следующий день он прислал пригласительную карточку с надписью:

«В моем доме пышно распустились пионы, в связи с чем я приготовил для вас чай и прошу прийти ко мне на беседу».

Друзья быстро переоделись и отправились к Ду Шэнь-цину. Там уже был гость. Прибывшие отвесили поклон и уселись на предложенное им место.

— Это мой друг Бао; он в моем доме свой человек, и поэтому вы садитесь на почетные места.

Цзи Тянь-и вспомнил, что этот человек несколько дней тому назад приносил письмо.

— Этот господин доводится Вэй-сяо дядей, — сказал он своим друзьям и обратился к Бао:

— Как вы попали в эти места?

— Господин Цзи, вы, вероятно, не знаете, что наш род в течение ряда поколений пользовался покровительством правителя области Ду, — улыбнулся Бао Тин-си. — Ко мне и моему отцу старый господин проявил столько доброты и великодушия. Как же я мог не навестить Семнадцатого господина, когда узнал о его приезде?

— Давайте-ка лучше отложим эти разговоры и попросим принести нам вина, — вмешался Ду Шэнь-цин.

Пока Бао Тин-и и слуга накрывали на стол, Ду Шэнь-цин проговорил:

— Я сегодня отказался от обычных грубых угощений и решил предложить вам только рыбу из Южноречья, вишню, ростки бамбука и вино.

Скоро стол уставили тарелками и чарками с прекрасным апельсиновым вином, купленным в лавке Вечное Спокойствие. Ду Шэнь-цин пил очень много и почти не закусывал. Непрестанно угощая гостей, он сам съел всего несколько ростков бамбука и горсточку вишен.

Чарка следовала за чаркой. Миновал полдень, и Ду Шэнь-цин велел принести лакомства. На тарелке появились блинчики, жаренные на свином сале, пирожки с уткой, печень на гусином жире и ароматные лепешки. После этого внесли люаньский чай, заваренный на дождевой воде. Гости и хозяин выпили по чашке, и Ду Шэнь-цин приказал снова подать вина.

— Сегодня, когда распустились прекрасные цветы, в кругу добрых друзей нельзя обойтись без стихов. Может быть, мы сочиним стихи на заданные рифмы? — предложил Сяо Цзинь-сюань.

Но хозяин возразил:

— На мой взгляд, это изящное занятие от частого употребления современными стихоплетами стало вульгарным! Лучше просто поговорим. — И он взглянул на Бао Тин-си.

— Ну, что ж, видно придется мне потрудиться! — засмеялся тот и пошел в другую комнату. Вернулся он со свирелью в руках. Сбросив цветной халат, он стал играть. К нему подошел слуга и, похлопывая в ладоши, запел «Чистые напевы» на стихи поэта Ли Тай-бо. Казалось, древний мотив проникал в самую душу.