Бенито Перес Гальдос - Тристана. Назарин. Милосердие

— Ну что, говорили они о браке?

— Нет, про женитьбу ничего не слышала, — ответила Сатурна. — Про любовь — это да, любовь до гроба и все такое прочее… А вот…

— Значит, о священных узах ни слова. Я же говорил, что между ними все кончено. Иначе и быть не могло. Как можно сдержать обещания, данные женщине, которой суждено ходить на костылях? Тут все решает природа. Вот я и говорю: столько болтовни, столько пустых слов и никакого толку. Когда доходит до дела, от слов ничего не остается. В общем, Сатурна, все идет так, как я того желаю. Посмотрим, как поведет теперь себя наша девочка. Ты слушай, слушай, может, скажут что-нибудь о своем будущем.

Расторопная служанка вернулась на свой пост под дверью, но больше ничего не расслышала, потому что они говорили очень тихо. Наконец Орасио сказал своей возлюбленной, что благоразумие велит прервать их свидание:

— Если б была моя воля, я не расставался бы с тобой до завтра, да и завтра тоже… Только должен признать, что дон Лопе, давая мне возможность видеть тебя, проявляет большое великодушие и мудрость, которые делают ему честь, и я не должен этим злоупотреблять. Наверное, мне пора уходить, как ты считаешь? Как скажешь, так и будет. Я думаю, что если мои визиты не будут очень продолжительными, то твой старикан позволит мне приходить каждый день.

Тристана согласилась, и он удалился, нежно поцеловав ее. Этот поцелуй, хотя и не совсем холодный, был все же выражением чувства скорее братского, нежели любовного. На прощанье Тристана назначила первый урок живописи на следующий день, и художнику это пришлось по душе. Выйдя из комнаты, он застал в коридоре дона Лопе, подошел к нему и очень почтительно поздоровался. Они зашли в комнату дряхлого селадона, и состоявшийся там между ними разговор показался старику чрезвычайно важным.

Художник ни словом не намекнул на возможную женитьбу. Он много расспрашивал о Тристане, выразил свое глубокое сожаление по поводу ее состояния, а о своих чувствах к ней говорил так сдержанно, что дон Лопе расценил это как проявление щепетильности, нежелание резко прерывать отношения, что было бы бесчеловечно по отношению к сеньорите де Релус в ее положении. И наконец Орасио не постеснялся проявить заинтересованность в судьбе Тристаны с практической стороны. Поскольку от Сатурны ему было известно о затруднениях дона Лопе, он решился предложить ему то, чего славный кабальеро при его обостренном чувстве собственного достоинства не мог допустить.

— Послушайте меня, друг мой дон Лопе, — сказал он доверительным топом, — я… Вы только не примите в обиду мое предложение… Я обязан выполнить свой долг в отношении Тристаны. Она сирота, и все, кто ее любит и ценит по достоинству, должны заботиться о ней. По-моему, было бы несправедливо, если бы вы монополизировали благородное предназначение проявлять заботу о слабом… Если вам будет угодно сделать мне одолжение, за которое я буду вам благодарен всю жизнь, то позвольте мне…

— Что? Бога ради, сеньор Диас, не заставляйте меня краснеть. Как я могу допустить?..

— Судите, как знаете… Что вы хотите сказать? Что с моей стороны бестактно предлагать разделить с вами расходы, связанные с болезнью Тристаны? Вы не правы, совсем не правы, если так считаете. Согласитесь, и мы станем еще большими друзьями.

— Еще большими друзьями, сеньор Диас? И это после того как я покажу, что у меня нет стыда!

— Дон Лопе, побойтесь бога!

— Дон Орасио, довольно…

— В таком случае почему мне не может быть дозволено подарить своей подруге первоклассный орган и впридачу целую библиотеку нот, в которой будут этюды и разные пьесы — легкие и концертные, и наконец, почему бы не нанять ей учителя за мой счет?

— Ну, это можно… Видите, какой я уступчивый. Инструмент и ноты принимаются, а вот что до учителя — это невозможно, сеньор Диас.

— Но почему?

— Потому что дарить можно предмет в знак привязанности в настоящем или в прошлом. А чтобы дарили уроки музыки, — о таком мне слышать не доводилось.

— Дон Лопе, не будьте так щепетильны.

— Если так пойдет и далее, то вы предложите еще оплачивать ее одежду и питание… А это, скажу вам откровенно, для меня унизительно… если, конечно, вы не преследуете определенных целей.

Видя, к чему клонит старик, Орасио решил обойти щекотливую тему.

— Мое намерение состоит в том, чтобы она обучалась искусству, в котором могла бы блеснуть, чтобы ей было на что расходовать таящийся в ней огромный запас эмоциональной энергии, чтобы она могла дать выход творческому горению и благородному честолюбию, переполняющим ее душу.

— Если дело только в этом, то я справлюсь сам. Я небогат, но того, что у меня есть, достаточно, чтобы проложить дорогу, по которой несчастная калека сможет идти к славе. Я… откровенно говоря, я думал, что вы…

Желая получить однозначный ответ и видя, что окольными путями его не добиться, дон Лопе сказал напрямик:

— Так вот, я думал, что вы пришли сюда с намерением жениться на ней.

— Жениться! О нет! — воскликнул Орасио, быстро придя в себя от ошеломившего своей неожиданностью высказывания дона Лопе. — Тристана — непримиримый враг брака. Разве вы этого не знали?

— Я? Нет.

— Но это так, она испытывает отвращение к браку. Возможно, она видит дальше, чем мы; возможно, ее проницательный взгляд или же некий инстинкт предвидения, которым наделены некоторые незаурядные женщины, видит общество будущего, которое нам не дано разглядеть.

— Возможно… Эти избалованные и капризные девочки, как правило, видят далеко. Словом, сеньор Диас, как мы договорились, орган от вас будет принят, а все остальное — нет. Я, разумеется, благодарен вам за предложение, но мое достоинство не позволяет мне унизиться до этого.

— И еще, — сказал Орасио на прощанье, — мы договорились, что я буду приходить заниматься с ней живописью.

— Только недолго, и только тогда, когда она будет вставать. Не заниматься же ей этим лежа в постели.

— Вы правы. А тем временем я смогу навещать ее?

— О да, чтобы поболтать и развлечь бедняжку. Рассказывайте ей о том прекрасном крае, где вы побывали.

— Нет, нет, — сказал Орасио, нахмурившись. — Ей не нравится деревенская жизнь, садоводство, природа, разведение домашней птицы, от которых я в таком восторге. Я человек земной, практичный, а она мечтательница, могучие крылья уносят ее в бескрайние просторы фантазии.

— Да, да… — Они обменялись рукопожатием. — Приходите, когда вам будет удобно, сеньор Диас.

Проводив гостя до двери, дон Лопе ушел к себе в комнату и, потирая руки от удовлетворения, говорил про себя: «Несовместимость характеров, полнейшая несовместимость, непреодолимые различия».

После свидания славный Гарридо заметил, что его подопечная погрузилась в задумчивость. Хитрый старик стал расспрашивать, что с нею, и Тристана откровенно сказала ему: