Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

меня снедало острое чувство голода. Мое первое слово выразило первое желание — я попросил Жюстину принести мне поесть. Когда она собиралась уже уйти, я ощутил в себе некоторую склонность загладить перед ней вину; мне показалось даже, что с этого следовало начать, и я поделился с ней моей второй мыслью, которая понравилась ей больше, чем первая. Однако судьбе было угодно, чтобы я оскорбил всех жительниц маленьких домиков в лице самой прелестной из них; рок предопределил мне покинуть опечаленную подругу, не восстановив моей репутации. В то мгновение, когда эта заботливая и достойная благодарности женщина должна была получить награду, послышался испугавший меня шум и раздался громкий стук. Прибежал перепуганный Ла Жёнес и не своим голосом сказал, что какие-то люди именем короля требуют, чтобы им открыли.

— О моя Жюстина, задержи их! Дай мне время убежать.

— Убежать? Куда?

— Не знаю, но не открывай дверей.

— Бегите в сад, я велю дать вам лестницу, перелезайте через ограду с правой стороны, и если наша святоша-соседка, госпожа Деглен, соблаговолит принять вас так же хорошо, как я, вознаградите ее подобающим образом.

— Послушай, Жюстина...

— Что?

— Постарайся передать весточку обо мне маркизе де Б. Я не знаю, что со мной будет, но все равно, пошли ей сказать, что я в Париже и что ты меня видела.

Во время этого короткого разговора приносят свечи, я быстро хватаю главную принадлежность мужского туалета, которую не могу из приличия назвать, предоставляя вам догадаться; если позволите, я назову ее необходимой одеждой 23. В ту минуту, когда я собираюсь прикрыть ею мою наготу, шум усиливается, мне кажется, будто выламывают двери.

Я не успеваю надеть платье, приготовленное мне Жюстиной, и беру только шпагу Вальбрёна; через минуту в моей правой руке красуется меч-покровитель, а в левой, вместо щита, необходимая одежда! Я бросаюсь во двор и лечу в конец сада.

Ла Жёнес тащит за мной лестницу. Он приставляет ее, я поднимаюсь на стену. При виде нескольких человек, вошедших с факелами, я понимаю, что нельзя терять ни минуты, и, не оглядываясь (тем более что в темноте и увидеть ничего нельзя), смело прыгаю вниз, в соседний сад.

О моя Софи, отделаюсь ли я всего лишь незначительным ушибом?

Я иду по мягкому песку. Мне кажется, сейчас около десяти часов вечера. Я в незнакомом саду, меня окружает густая тьма. На мне лишь сорочка, не защищающая от резкого ветра; меня мучит множество тревог, и я умираю от голода.

Однако зачем терять мужество? В Париже, как и везде, всякий может выбраться из какого угодно затруднения при помощи денег, а тем более дворянин со шпагой и с полным золота кошельком. Ну, Фоблас, осмотри же дом, стоящий над прудом, в который ты только что чуть не упал.

Всего несколько неслышных шагов, и я нащупываю дверь. Почему же она открыта? Я не вижу света и доверчиво вхожу.

— Это вы, шевалье? — слышится шепот.

Я как можно нежнее и таинственнее, тоже шепотом, отвечаю:

— Да, это я.

Женщина протягивает руку и натыкается на рукоятку шпаги.

— У вас в руке шпага?

— Да.

— Вас преследуют?

— Да.

— Они видели, как вы прошли через пролом в стене?

— Да.

— Не говорите этого моей госпоже, это ее испугает.

— Где она?

— Кто? Моя госпожа?

— Да.

— Вы же знаете, она в постели; вы можете провести с ней всю ночь: хозяин уехал в Версаль. Там должна разрешиться одна знатная дама; он вернется не ранее, чем завтра.

— Отлично. Проводи меня.

— Разве вы не помните дороги?

— Помню, но я испугался и потерял голову; веди же меня, возьми за руку. Через несколько шагов горничная открывает вторую дверь и говорит:

— Сударыня, вот и он.

Хозяйка дома обращается ко мне:

— Ты сегодня очень поздно, мой дорогой Флурвак.

— Нельзя было раньше.

— Они тебя задержали?

— Да.

— Где же ты?

— Иду.

— Чего ты ждешь?

— Я раздеваюсь.

Мне не нужно раздеваться, вы это знаете, поскольку я уже сказал, что держу в левой руке мою необходимую одежду , но вы понимаете также, что я не смею идти неосторожно и быстро по незнакомой комнате, не освещенной ни светом ламп, ни пламенем камина.

Наконец, подойдя к кровати, я осторожно кладу на пол необходимую одежду и шпагу. Потом, приподняв мягкое пуховое одеяло, которое может меня согреть, я падаю в объятия незнакомки, которая дарит мне самый нежный поцелуй.

— О, какой ты холодный! — говорит она.

— На улице мороз.

— Мой дорогой шевалье!

— Моя нежная подруга!

— Плохая погода не помешает тебе часто приходить ко мне?

— Конечно нет.

— Ты будешь навещать меня в отсутствие Деглена?

— Да.

— Батильда, как и сегодня, сумеет подать тебе знак.

— Отлично.

— Разве не остроумно я придумала зажигать на ее окне маленький фонарик?

— Да.

— Разве не хорошо, что я велела разрушить часть стены?

— Да, я прошел через пролом.

— И ты не раз воспользуешься им, потому что наши соседи магнетизёры 24 не станут чинить стену зимой.

— Конечно.

— Ты доволен, что поселился у них?

— Очень доволен.

— Знаешь, дорогой Флурвак, мой муж уехал в Версаль. Мы можем провести вместе целую ночь.

— Тем лучше.

— Я была уверена, что мой милый шевалье останется доволен.

— О моя дорогая!

— Ты по-прежнему любишь меня, Флурвак?

— Нежно люблю.

— Однако я тебе скажу, мой ангел, что сегодня днем я была огорчена.

— Почему?

— Ты не пришел, чтобы вместе со мною послушать проповедь.

— Никак не мог.

— Но сегодня утром я чувствовала себя счастливой, а ты?

— Был восхищен.

— Обедня не показалась тебе слишком длинной?

— О нет!

— С каким наслаждением я смотрела на тебя!

— Я тоже!

— Как ты умно сделал, велев поставить твой стул рядом с моим.

— Не правда ли?

— Но ты напрасно заговорил со мной.

— Почему?

— Все эти дамы, которые меня знают и уважают, видели, что я разговаривала с молодым офицером. Что они скажут?

— В самом деле!

— Послушай, сердце мое, не приходи за мной в церковь.

— Почему?

— Потому что, в сущности, это нехорошо. Право, моя совесть неспокойна.

— Полно!

— Думать о любви даже в обители Бога...

— Действительно, ты права...

— Предпочитать создание Создателю...

— Верно!

— И к тому же ты офицер.

— Что ты хочешь сказать?

— Будь ты хотя бы аббатом...

— Но...

— Ах, кстати, мой ангел, раз мы заговорили о священниках; скажи мне, исполнил ли ты мое поручение?

— Какое?

— Ты забыл?

— Какое?

— Ты знаешь, что пост меня утомляет.