Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Эта дама, которая принимает живое участие во всем, что вас касается, сказала мне...

— Сказала вам! Отец, вы ее видели, вы с ней говорили?

— Да, мой друг.

— Вы с ней говорили?

— Да-да, я говорил с ней.

— Не правда ли, она... Но вы сами только что сказали, что она очаровательна!

— Я этого не отрицаю.

— И вы думаете, отец, что она по-прежнему принимает большое участие...

— В вас? Да, думаю, так.

— Отец, а она сказала...

— Что госпожа де Фоблас была вынуждена оставить монастырь через день после того, как вас схватили. Никто не смог выяснить, где Ловзинский ее спрятал.

— О, моя дорогая жена! О, в каком состоянии она была, когда солдаты окружили меня и подавили числом! Я видел, как она упала без чувств... как она погибала!.. О, если моей Софи больше нет в живых, для меня все кончено!

— Гоните эти мрачные мысли, сын. Разумеется, ваша жена не умерла, она жива и любит вас. В день, когда она покидала монастырь, она казалась глубоко опечаленной, крайне встревоженной, но ее жизнь была вне опасности.

— Вы меня успокаиваете, вы меня утешаете! Мы ее найдем.

— Я очень хотел бы этого, однако не смею утверждать, что так и будет. Я искал ее, и мы будем продолжать поиски, но, признаюсь, порой я начинаю отчаиваться.

— Как, отец? Она жива, я свободен и не найду ее? О, я разыщу ее, верьте мне, я ее обязательно разыщу!

Наша карета двигалась вперед. Мы выехали из Бастилии и подъезжали к Сент-Антуанским воротам. Вдруг какой-то слуга, ехавший верхом, знаком остановил нашего кучера и передал письмо со словами:

— Примите это письмо от моего господина, который едет со мной. — И он указал на молодого всадника, гарцевавшего по бульвару.

Несмотря на то, что на глаза у него была надвинута шляпа, я узнал в очаровательном молодом человеке виконта де Флорвиля. Я узнал элегантный английский фрак, который он дважды надевал в более счастливое время: раз — чтобы явиться к Фобласу и успокоить возмущенного возлюбленного, и второй — чтобы проводить мадемуазель дю Портай в маленький домик в Сен-Клу. Я бросился к окну кареты, воскликнув: «Это она!» Виконт одарил меня самой ласковой улыбкой, приветственно взмахнул рукой и ускакал. Восхищенный увиденным, я не мог сдержать своей радости и продолжал кричать: «Это она!» Барон тоже кричал:

— Друг мой, вы вывалитесь из экипажа! Вы упадете, берегитесь!

— Отец, это она!

— Кто она?

— Она, мой отец, та очаровательная женщина, о которой мы сейчас говорили. Смотрите!

Я схватил, вернее, мне показалось, что я схватил руку де Белькура, потянул к себе и оторвал ему манжету.

— Если вы хотите, чтобы я смотрел, посторонитесь, — попросил он. — Где вы ее видите?

— Там, там! Она уже отъехала, но вы еще можете рассмотреть ее красивую лошадь и прелестный фрак.

— Как, она переодевается в мужчину?

— Очень часто.

— И ездит верхом?

— Очень хорошо, грациозно и ловко.

— Вы все знаете лучше меня, — ответил барон недовольным тоном.

— Отец мой, вы позволите мне прочесть, что она пишет?

— Пожалуйста, и, если можно, вслух.

Я прочел:

До тех пор, пока ваша несчастная дуэль не будет совершенно забыта, вы, а также ваш отец (который хорошо сделал, сохранив имя, принятое им в Люксембурге) не должны показываться в столице под именем Фобласа. Назовитесь шевалье де Флорвилем, если это не слишком неприятно для вас и если вам не тяжело вспоминать порой добрую приятельницу, которой вы обязаны своим освобождением.

— Я знал, что она хлопотала, — прервал меня барон, — но не надеялся на такой скорый успех. Мне только сегодня утром дали знать о вашем освобождении. Мне сообщили об этом письмом, которое было написано незнакомым почерком. Продолжайте читать, мой друг.

Сегодня вечером мы сможем поговорить. Часу в седьмом к вам явится госпожа де Мондезир, сделайте все, как она скажет. Сожгите эту записку.

Барон с живостью поинтересовался, кто такая госпожа де Мондезир. Я сказал, что не знаю.

— Во всем, что с вами случается, — с нетерпением заметил он, — всегда есть что-то странное и таинственное. Впрочем, сегодня же вечером мне все разъяснят.

— Сегодня вечером, отец?

— Да, мы поедем и поблагодарим ее.

— Пойдем к ней? Но я не могу пойти в ее дом.

— Почему же?

— Потому что ее муж...

— Ее муж? Он не мог бы усмотреть в вашем посещении ничего дурного. К тому же он умер.

— Умер?

— Да, умер. Странно, вы так хорошо знаете все, что ее касается, но почему-то не слышали о смерти ее мужа.

— Лучше скажите, откуда я мог знать о его смерти? Бедный маркиз де Б., вероятно, его погубили последствия ранения. Я всегда буду упрекать себя...

Де Белькур не слышал моих слов, потому что карета остановилась перед монастырем, недалеко от Вандомской площади.

— Вы увидите Аделаиду, — сказал барон.

— Ах, дорогая сестра!

— Я поместил ее сюда, — продолжал он, — чтобы она была ближе к нам. Сейчас вы с удовольствием заметите, что из окон нового дома, который я снял, можно видеть вашу сестру, когда в часы отдыха она гуляет в саду. Вы понимаете, что я не мог оставаться на Университетской улице, так как необходимо было уехать из Сен-Жерменского предместья. Идите за мной, мой друг, мы заберем Аделаиду, и она, конечно, с удовольствием пообедает с нами.

Сестра вышла в приемную. Как похорошела она за те пять месяцев, что я ее не видел! Мне показалось, что стан ее сделался еще красивее, что она выросла и стала привлекательнее прежнего. О милая девушка, не будь я твоим братом, я бы сделал все, чтобы стать твоим возлюбленным!

Я держал ее руку, обливая слезами, Аделаида тоже плакала, а мой отец обнимал и целовал нас обоих. Однако меня он целовал чаще.

— Не ревнуй, — сказал он Аделаиде, которая заметила это со свойственной ей прямотой. — Позволь мне сегодня любить его больше, чем тебя. Вот уже почти полгода я страдаю и беспокоюсь, и не ты, моя дорогая дочь, не ты огорчала меня. — И, чтобы смягчить этот своеобразный упрек, барон раз двадцать прижал меня к своей груди.

Мы вышли из монастыря и уже через минуту очутились в нашем доме. Мой отец сейчас же провел меня в отведенные мне покои. Я с радостью встретил в передней верного Жасмена, но не без грусти увидел в моей очень маленькой спальне скромную и узкую кровать.

— О мой отец, вы так все устроили, точно шевалье Фобласу долго предстоит быть вдовцом, моя комната — обитель холостяка!

Вместо ответа де Белькур открыл соседнюю дверь. Мы прошли через несколько просторных комнат и вскоре очутились в очень красивой спальне с двумя альковами и двумя кроватями. Я подпрыгнул от радости.

— Это настоящий храм Гименея! Моя любовь вернет сюда мою жену. Отец мой, я буду жить здесь с Софи и с любовью! До соединения с женой я буду спать в той печальной келье, а сюда никто не войдет, никакая красавица не осквернит своим присутствием эту спальню. Только Софи достойна в нее войти. А как хорош будуар! Да, он красив и дышит любовью, но он исчезнет, когда в нем хоть раз побывает моя возлюбленная: он превратится в храм, в святилище, со священным трепетом буду я приближаться к алтарю.