Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Общий друг явился, чтобы разделить нашу радость. Виконт де Вальбрён, получив известие о моем освобождении, поторопился обнять и поздравить меня. Госпожа де Фонроз, как мне показалось, была не слишком довольна его поспешностью. Де Вальбрён обращался к ней с достоинством и сдержанностью бывшего любовника, и я заметил, что господин де Белькур смотрел на него несколько свысока, с видом счастливого соперника.

— Да, дело кончено, — шепотом сказал виконт, заметив, что я с любопытством наблюдаю за действующими лицами этой новой для меня пьесы. — Да, я для баронессы теперь никто. Увы, — прибавил он со смехом, — я сам был причиной моих несчастий. Узнав о вашем аресте, барон вернулся в Париж, я представил его баронессе, и неблагодарный тотчас похитил ее у меня. И мне еще очень повезет, если его сын оставит мне хотя бы малышку Жюстину, которая в настоящее время одна занимает мой досуг.

— Его сын не потревожит вашей любви, виконт, будьте спокойны.

— Я не слишком вам доверяю. Поклянитесь именем Софи.

— Клянусь от всего сердца.

Увы, этот день стал для меня днем нарушенных клятв: вскоре читатели узнают, что я не сдержал и последнее данное мною слово.

— Господи, когда вы перестанете шептаться? — Госпожу де Линьоль явно возмутили наши тихие переговоры. — О ком вы говорили с такой таинственностью? О госпоже де Мондезир?

— Госпожа де Мондезир? — удивился виконт.

— Госпожа де Мондезир, — продолжала графиня ироническим и раздосадованным тоном, — прелестная незнакомка, которая должна сегодня вечером явиться к шевалье; сегодня утром она предупредила его об этом запиской.

Де Вальбрён с удивлением повторил:

— Запиской?..

— Да, — ответила она, — пусть шевалье покажет вам записку, это очень любопытно.

— Ах, шевалье, доставьте мне это удовольствие.

Я безропотно отдал виконту письмо маркизы, он несколько раз прочел его со вниманием, к которому, как мне показалось, примешивалась некоторая доля беспокойства, потом возвратил листок, не позволив себе ни малейшего замечания. Но через мгновение, когда мы встали из-за стола, он спокойно отвел меня в оконную нишу.

— Я догадываюсь, — шепнул мне виконт, — от кого это письмо.

— Виконт, вы очень хорошо сделали, не сказав об этом при всех.

— О, будьте спокойны! Конечно, это маркиза де Б.

Я прервал виконта:

— Я разделяю ваше мнение.

— Пока длилось ваше заточение, которое могло затянуться надолго, — продолжал виконт, — госпожа де Б., по словам Жюстины, хлопотала о вашем освобождении. Ей, может быть, нужно сообщить вам что-то, что должно вас интересовать.

— Конечно, виконт, вероятно, это и послужит причиной ее сегодняшнего визита.

— Шевалье, так как ее посещение принесет вам пользу, я не вижу в нем ничего дурного. Но будьте благоразумны, думайте о госпоже де Линьоль, думайте о Софи и не...

В эту минуту графиня, ни на секунду не упускавшая меня из виду, подошла и положила конец разговору, во время которого мы с виконтом многое понимали по-разному. Да, читатель, простите: опять произошло недоразумение.

Баронесса выразила желание отправиться в Оперу, де Белькур, узнав, что графиня не поедет с госпожой де Фонроз, сказал, что останется дома. Снисходительная к слабостям подруги, баронесса постаралась уговорить его поехать в театр и, видя его непоколебимость, наконец объявила, что тоже остается. В то же время встревоженная графиня де Линьоль шепотом твердила мне, что она весь вечер проведет со мной.

— Мне очень хочется, — говорила она дрожащим голосом, — познакомиться с этой госпожой де Мондезир, которая назначила вам свидание. — Потом она кротко прибавила: — А разве вам не хочется поговорить со мною наедине?

Сознаюсь, ревность и настойчивость госпожи де Линьоль поставили меня в затруднительное положение. Да, я порадовался надежде, внушенной мне ее милым вопросом: «Разве вам не хочется поговорить со мною наедине?» — но куда больше меня волновала другая чарующая и восхитительная мысль: я верил, что через четверть часа к шевалье де Флорвилю под вымышленным именем явится госпожа де Б. Я спрашивал себя, какое чувство ею руководит, и осмеливался предположить, что любовь, оскорбленная жестокими решениями, принятыми маркизой в деревне Хольрис, проучила ее и маркиза вернется в мои объятия более слабой и покладистой, чем когда бы то ни было. Всякий понимает, в каком положении пребывал Фоблас: он горел желанием как можно скорее и как можно лучше отблагодарить свою милую благодетельницу-маркизу, которой он был очень многим обязан, и в то же время за ним неотступно следила внимательная ученица, по-видимому с нетерпением ожидавшая очередного урока. Пожалейте несчастного молодого человека, ведь ему предстояло удалить хорошенькую графиню, чтобы принять красавицу маркизу, а потом, в силу жестокой необходимости, отослать свою первую учительницу, чтобы принять свою первую ученицу. Страшитесь, как бы в эту критическую минуту он не наделал глупостей. Ах, кто не потерял бы голову при таких головокружительных обстоятельствах?

Я пришел, как мне казалось, к мудрому решению: для того чтобы уйти из гостиной, я воспользовался мгновением, когда графиня разговаривала с баронессой. Я побежал к себе и позвал лакея:

— Слушай, Жасмен, стань у дверей на улице. Придет дама и спросит шевалье де Флорвиля. Попроси ее пройти за тобой и говори с ней вежливо, потому что это знатная дама. В темноте вы пройдете через двор так, что швейцар вас не заметит, потом подниметесь по потайной лестнице. Пусть эта дама подождет в моей комнате. И не зажигай там света, я не хочу, чтобы из комнаты барона было видно, что у меня кто-то есть. Ты понял?

— Да, шевалье.

— Подожди, это еще не все. Не докладывай мне о гостье, а сыграй во дворе на своей ужасной скрипке песенку «Пока всё дремлет», которую ты так мило наигрываешь; потом вернись сюда и жди моих приказаний... Ты понял?

— Да, сударь.

— Не хочешь, чтобы я еще раз повторил мои приказания?

— Нет, сударь, я всё исполню точь-в-точь. О, как же я рад вас видеть! Я говорил, что с возвращением моего молодого господина в переднюю вернутся любовь и развлечения.

— Ты забыл еще о маленьких выгодах, Жасмен. На, возьми это, я люблю сметливых людей.

Я всего на несколько минут оставил графиню, а она уже послала за мной слугу. Добрый час просидел я с ней, ожидая условленного сигнала. Наконец Жасмен заиграл. Мой славный слуга отчаянно пиликал, как деревенский самоучка. Но восхититесь силой моего воображения: при первых душераздирающих звуках скрипки мне почудилось, будто под пальцами моего лакея зазвучала арфа царя-пророка 1 или, если вам угодно, лира Амфиона 2. И сам Виотти 3, наш современный Амфион, никогда, даже в самые счастливые свои дни не извлекал из своего инструмента более чарующих звуков.