Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Алтарем была кушетка, я говорил с ней и обнимал ее.

— Никто, кроме меня, не подойдет к ней. О сестра моя, не входите; не входи, моя дорогая Аделаида, прошу тебя!.. Доступ в этот приют наслаждений дозволен только моей жене! Да, Софи, клянусь твоим именем, никогда ни одна смертная не проникнет в это святилище, в котором тебя ждет мое поклонение! Да, клянусь, в этом храме я буду обожать лишь одно божество — тебя, Софи, и я каждый день буду посылать тебе мой страстный призыв!

Произнося эту двойную клятву, совершенно бесполезную, шевалье Флорвиль даже не подозревал, что в тот же день в этом священном месте разразится страшный скандал.

Отец показал, что из будуара можно пройти в уборную, а из уборной — в коридор, в конце которого находилась потайная лестница. Не без труда вырвали меня из комнаты, предназначенной для моей жены. Де Белькур уговаривал меня пройти посмотреть другие помещения, но ему пришлось еще долго умиляться нежным ласкам, с которыми я прикасался к вещам, что украшали очаровательный будуар.

Не спрашивайте меня, каким образом за несколько часов я ни разу не вспомнил о маркизе де Б. и не заговорил с отцом о новом положении милой и дорогой мне вдовы. Подумайте сами, ведь Аделаида говорила со мной о любимой подруге, ведь моя сестра вместе с братом оплакивала отсутствие его возлюбленной!

Да, мы еще плакали, когда ворота нашего дома резко растворились. Заслышав шум колес, отец подбежал к окну и сейчас же вернулся назад.

— Друг мой, это она, — сказал он. — Хотя ей было хорошо известно, что вы на свободе, я известил ее. Она, вероятно, останется у нас обедать.

Я хотел броситься на лестницу, но де Белькур удержал меня.

— Сын мой, вы не пойдете ее благодарить. Это я должен принять ее.

— Отец!..

— Друг мой, останьтесь здесь, останьтесь с Аделаидой, прошу вас.

Он спустился с лестницы и через мгновение вернулся. Я ожидал увидеть маркизу де Б., но в комнате появилась баронесса де Фонроз. Мое удивление достигло крайних пределов, когда вслед за ней вошла маленькая черноволосая женщина, которая быстрее молнии бросилась в мои объятья. Она раз двадцать обняла меня, раз двадцать поцеловала, раз двадцать назвала своим другом и только тогда заметила, что в комнате находятся еще два незнакомых ей человека, пораженных ее необычайной живостью и по видимости с нетерпением ожидавших окончания ее бурных излияний.

— Простите, — поклонилась она моему отцу, — я вас не заметила, но я не виновата... Дело в том, что... Надо признаться, что от природы я довольно несдержанна. — И, не дождавшись ответа, она спросила, указывая на Аделаиду: — Кто эта молодая особа?

Едва я сказал ей, что это моя сестра, она обняла ее, воскликнув:

— Мадемуазель, я рада, что вы его близкая родственница, потому что нахожу вас прелестной!

Моя дорогая Аделаида, крайне смущенная, не нашлась, что ответить, но я услышал, как отец, немного опомнившись, шепотом спросил баронессу, кто эта молоденькая и действительно чрезмерно порывистая дама. Баронесса ответила громко:

— Это одна из моих самых близких подруг; помнится, я говорила вам о графине де Линьоль.

Отец обратился к графине:

— Мне кажется, мой сын имеет честь знать графиню?

— Мы с ним хорошо знакомы, — сказала она.

— Да, хорошо, — со смехом подтвердила баронесса, — они вместе составляли шарады.

Все сели, графиня знаком велела мне подойти к ней, но отец остановил меня.

— Как вы забывчивы! — упрекнул он меня и прибавил, обращаясь к баронессе: — Примите благодарность моего сына.

— Надо признать, что он мой должник; я привезла к нему хорошенькую даму, к которой он, как мне кажется, очень расположен.

— Дело не только в этом.

— Вы правы; он еще должен поблагодарить меня за то, что я их познакомила. Я поспешила заехать за графиней, как только вы сообщили, что шевалье вышел из тюрьмы.

— Как только я сообщил? Но мне кажется, вы должны были знать о его освобождении раньше.

— Нет.

— Как нет? Разве вы не хлопотали о его освобождении?

— Хлопотала.

— Разве не вы добились его свободы?

— По правде сказать, думаю, что не я.

— Баронесса, вы меня удивляете! — воскликнул де Белькур с некоторым неудовольствием. — Почему вы отказываетесь от благодарности отца и в то же время желали заслужить признательность сына?

— Я желала заслужить признательность вашего сына? Объяснитесь.

— О баронесса, вы скрываете от меня ваш успех, а между тем поторопились сообщить о нем шевалье.

— Скажите, барон, — возразила она с нетерпением, — как могла я известить шевалье, которого я не...

— Как, баронесса? Письмом, написанным ему сегодня утром.

— Письмом?

Я понял, что шевалье и барон де Фоблас все утро не понимали друг друга — отец говорил о госпоже де Фонроз, а сын думал о маркизе де Б. Заметив горячность, которую господин де Белькур вкладывал в свое объяснение с госпожой де Фонроз, я уже не сомневался, что он сильно влюблен в баронессу и слегка ревнует ее ко мне. Одним своим словом я оправдал бы баронессу, но мне не следовало компрометировать маркизу и сердить графиню. На что решиться? Пока я подыскивал средство примирить противоречивые интересы, Аделаида о чем-то думала, госпожа де Линьоль явно тревожилась, госпожа де Фонроз сердилась, а барон настаивал:

— Да, баронесса, вы написали письмо, которое ему передали у Сент-Антуанских ворот. В этой записке вам угодно было дать моему сыну имя Флорвиля.

— Флорвиля?

— И вы предупредили его, что к нему придет какая-то госпожа де Мондезир.

— Я очень рада, что вы сообщаете мне все это; однако, барон, сознаюсь вам, я жду, и даже с некоторым нетерпением, чтобы вы прекратили эту слишком далеко заходящую шутку.

— Все зависит от вас, баронесса. Сознайтесь...

— В чем, барон? Вам угодно, чтобы я признала, что все ваши фантазии — не выдумка?

— Сознайтесь, — продолжал он раздосадованным тоном, — что на бульваре вы терпеливо ожидали взгляда шевалье.

— Или вы шутите, барон, или потеряли рассудок.

— Сознайтесь, я не буду сердиться. Меня лишь удивляет, что вы ускакали во весь опор, заметив, что я собираюсь выглянуть из окна.

— Во весь опор? Выражение недурно.

— Ну, умчались галопом, если вам так больше нравится.

— Это тоже недурно.

— Полно! — воскликнул он в крайнем раздражении. — Не все ли равно как сказать, во весь опор или галопом, если вы ехали верхом в мужском платье!

— Я сегодня утром на бульваре ехала верхом и в мужском платье? Я, барон?! Думаете ли вы, что говорите?! О, это уже слишком!

— Баронесса, вас видели как сейчас.

— Кто видел меня?

— Мой сын.

— Он?

— Да!

— Ну, так пусть он сам это скажет! Скажите, шевалье, вы видели меня? Я ответил:

— Нет, баронесса.