Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Чтобы оправдать доверие маркизы, я не скрыл от нее, что сегодня утром госпожа де Мондезир уже нарушила свою смелую клятву; далее я чистосердечно открыл маркизе, какая сладостная ошибка дала мне накануне возможность испытать одно из лучших мгновений в жизни, ибо мое воображение наградило Жюстину всеми прелестями маркизы. Госпожа де Б. несколько раз покраснела и вздохнула, слушая рассказ о моем заблуждении, без всякого сомнения, непростительном. Став смелее при виде ее смущения, я решился задать ей осторожный вопрос:

— А вы, дорогая маменька, никогда не думаете обо мне? Неужели никогда нежное воспоминание...

Госпожа де Б., уже оправившись, прервала меня:

— Как вы можете спрашивать, думаю ли я о вас? Разве все, что я сказала, не доказывает, что ваша подруга беспрестанно занимается вами?

— Значит, правда, вы — мой друг? Увы, только друг!

— Фоблас, вы должны были бы поздравить меня с этим.

— Дорогая маменька, я могу об этом лишь сожалеть.

— Мой друг, вы должны говорить мне «сударыня» или «маркиза».

— Вам говорить «сударыня»? Я никогда не привыкну!

— Нужно привыкнуть, Фоблас.

— Ma... Сударыня, меня зовут Флорвиль.

— Так-то лучше, ваше послушание трогает меня.

— Дорогая маменька, о каком счастье...

— Друг мой, вы должны говорить мне «сударыня».

— О каком счастье напоминает мне имя Флорвиля!

— Оставим это.

— С каким удовольствием я вспоминаю о милом виконте, носившем его!

— Поговорим о чем-нибудь другом.

— Почему я не мадемуазель дю Портай!

— Шевалье, сменим тему!

— Почему мы не едем в Сен-Клу!

— Боже мой, уже полдень! — воскликнула она, посмотрев на часы. — Однако мне нужно дать вам одно поручение. — Она вынула из портфеля бумагу и передала мне. — Я раздобыла у министра письмо, которое призывает во Францию моего злейшего врага. Будьте так добры, пошлите это письмо графу Розамберу в Брюссель: он теперь там. Объявите ему, что он может под собственным именем вернуться в столицу и даже появиться при дворе. Я вам позволяю сообщить ему, что оскорбленная им женщина могла одним словом навсегда лишить его состояния, положения и родины, а между тем испросила ему прощение; только пусть он не думает, что я отказываюсь от мести; он должен знать, что кара будет достойна меня. Низкое наказание не станет платой за низкое оскорбление. Благородно покарав человека, запятнавшего свое происхождение, человека, не побоявшегося бесчестно обидеть меня, я накажу вдвойне. До свидания, мой друг!

— До свидания, маркиза! Долго ли я буду лишен счастья видеть вас?

— Нет, Флорвиль, я рассчитываю иногда сюда возвращаться.

— Скажите: часто.

— Если получится — часто.

— Как скоро вы будете здесь?

— Как только смогу. Жюстина известит вас. Прощайте, мой друг!

Маркиза уехала, я позвал госпожу де Мондезир.

— Скажи мне, куда выходит дверь, через которую вошла и вышла маркиза?

— В лавку соседнего ювелира, маркиза щедро заплатила ему. Здесь то же самое, что у модистки.

— О нет, Жюстина, совсем другое!

— Как, неужели наша госпожа была жестокой?

— Да, детка.

— Может, потому, что вы женаты?

— Ты думаешь?

— На ее месте я ужасно страдала бы от того, что вы женились. На первых порах я была бы настоящей ведьмой, но мы, женщины, не умеем долго сердиться: я успокоилась бы.

— Итак, ты думаешь, маркиза...

— Успокоится, конечно! И потом, — прибавила она ласковым тоном, — я знаю, что тебе есть чем утешиться.

Казалось, госпожа де Мондезир желала утешить меня сразу же, но скрепя сердце я мужественно ее оставил.

Жасмен с нетерпением ждал моего возвращения; он сказал, что госпожа де Фонроз уже присылала за мной и просила приехать. Я написал Розамберу коротенькое письмо и велел отнести его на почту, а потом отправился к баронессе.

Когда ей доложили о шевалье де Флорвиле, она вскрикнула от радости, проводила меня в свою уборную, посадила перед зеркалом и позвала одну из своих горничных. Эта камеристка, менее смазливая, но не менее ловкая, чем Жюстина, в одно мгновение сделала из цветов и лент самый изящный головной убор, когда-либо украшавший хорошенькую женщину. Потом на меня накинули лиф из лилового шелка в полоску, деликатнейшим образом надели такую же юбку и, чтобы довершить метаморфозу, обули ноги в изящные туфельки. Де Фонроз отослала свою горничную и, несколько раз поцеловав меня, сказала, что на свете мало таких миленьких женщин, как я. Я, забыв об осторожности, уже намеревался ответить ей поцелуями на поцелуи и комплиментами на комплименты, но благодетельный лакей своевременно крикнул: «Господин де Белькур!»

Баронесса побоялась, что отец войдет в уборную, и встретила его в соседней комнате.

— Я приехал, — сказал барон, — извиниться, немного пожурить вас и выразить мои сожаления. Вчера нам пришлось расстаться несколько внезапно. Я очень страдал от этого, баронесса, но вы сами виноваты: именно вы привезли ко мне в дом безрассудную маленькую женщину...

— Скажите лучше: женщину очаровательную, привлекательную, живую, милую, умную.

— Может быть, баронесса, но...

— Никаких «но», — прервала она.

Однако отец продолжал:

— Сознаюсь, я не без печали вижу, что мой сын вовлекся в новую интрижку. Мне было бы горько думать, что он постоянно будет в разлуке со своей женой.

— Успокойтесь, барон, когда она вернется, мы отдадим ей мужа.

— Возможно, будет поздно, его любовь к ней ослабеет, а Софи, по справедливости, заслуживает счастья.

— Я восхищаюсь вами! Слушая вас, можно подумать, что женщина находит счастье только в непрестанном обожании своего мужа; вероятно, из глубины вашей провинции вы привезли с собой допотопную идею, что каждый хороший муж обязан по-мещански надоедать своей жене вечной любовью. Где вы жили, барон? Неужели вы еще не знаете, что теперь порядочный человек женится только для того, чтобы обрести дом, известное положение в свете и наследника?

— И потому, баронесса, порядочные люди, о которых вы говорите, через несколько лет после брака не имеют ни дома, ни детей, которые бы им принадлежали.

— Право, — рассмеялась баронесса, — когда хотите, вы бываете самым забавным человеком на свете. Велите заложить лошадей, — приказала она слуге.

— Вы не обедаете дома? — спросил мой отец.

— Не обедаю.

— А я рассчитывал провести с вами весь вечер.

— Я в полном отчаянии, — ответила она ему очень мягко, — но это невозможно.

— Позволите ли спросить, где вы обедаете?

— У маленькой графини.

— Вы едете к ней одна?

— Нет.

— Не с моим ли сыном?

— С шевалье? Нет.

— Вы смеетесь, баронесса?

— Даю вам честное слово, я еду к графине не с шевалье де Фобласом.

— А с кем же?

— С девушкой, о которой вы вряд ли слышали.