Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Когда рассвело, я из-за любви к моей жене серьезно поссорился с моей любовницей.

— Кажется, ты плачешь? — спросила удивленная графиня. — Что с тобой?

Было бы поистине жестоко сказать Элеоноре, что мысль о разлуке с Софи вызвала эти слезы. Я предпочел солгать.

— Мне грустно, милая Элеонора, потому что я должен на несколько часов покинуть вас.

— Покинуть меня? Зачем?

— Я должен навестить...

— Кого? Отца?

— Нет, не отца, потому что он задержал бы меня, а я хочу вернуться к тебе; я должен навестить сестру.

— Сестру, друг мой? Но почему сегодня?

— Мне необходимо видеть ее.

— Необходимо?

— Да.

— Непременно?

— Непременно.

— Ну так я поеду с тобой.

— Что за фантазия! Нам нельзя показываться вместе на улицах Парижа. Меня узнают.

— Мы опустим шторки.

— Но ведь придется выходить из экипажа и садиться в него, и разве я могу взять тебя в монастырь? На что это было бы похоже?

— Я подожду тебя у ворот.

— О нет, нет!

— Вы не желаете?

— Хотел бы всем сердцем, но...

— Вы меня обманываете.

— Мой милый дружок, как ты можешь так думать?..

— Ты хочешь мне изменить!

— Элеонора!..

— Вы идете не к сестре, а к этой недостойной маркизе или к этой глупой де Мондезир!

— Моя дорогая Элеонора...

— Но если у вас и назначено свидание, вы пропустите его, потому что я запрещаю вам уходить.

— Вы запрещаете?

— Да, запрещаю.

— Графиня, если господин де Линьоль позволяет вам говорить с ним таким тоном, обращайтесь к нему с подобными словами, объявляю вам: я такого не потерплю, я сейчас же уйду.

— А я объявляю вам, что вы не выйдете из дому.

— Не выйду?

— Нет.

— Посмотрим!

Я хотел броситься к двери, но она правой рукой схватила меня за волосы, а левой дернула за шнурок звонка, да с такой силой, что оборвала его. Испуганные служанки сбежались к дверям комнаты. Графиня крикнула им:

— Велите швейцару не выпускать из дому ни одной женщины!

Такой способ удерживать возлюбленного показался мне очень новым. Я невольно рассмеялся, это понравилось графине, и она тоже захохотала. Несколько мгновений мы были охвачены порывом безумного веселья, потом встали и оделись. Когда я был готов, ссора возобновилась.

— Элеонора, я ухожу. Даю честное слово, что вернусь самое большее через два часа.

— Мадмуазель де Брюмон, даю слово, швейцар не выпустит тебя.

— Серьезно, графиня?

— Очень серьезно, господин шевалье.

— Графиня, я не стану прорываться силой, потому что, прибавив к вашей неосторожности новое безумие, я наброшу тень на вашу репутацию; но подумайте, какое давление вы оказываете на меня, и поймите, что вы не всегда будете в состоянии удерживать против воли вашего возлюбленного; поймите, что, освободившись, он, возможно, не скоро захочет вновь наложить на себя ярмо, которое вы делаете невыносимым.

— Ах, недостойный человек! Он грозит меня бросить! Фоблас, если ты не вернешься, я разыщу тебя, где бы ты ни был. Я побываю у всех твоих любовниц, я найду госпожу де Мондезир и дам ей пощечину, я приду к маркизе и спрошу ее мужа, где ты; наконец, я отправлюсь к твоей жене и объявлю ей, что я тоже твоя жена. Да, я твоя жена. Этот граф де Линьоль женился только на моем состоянии. Ты мой истинный супруг, ты один, и ты это знаешь. Почему ты хочешь изменить мне? Пока ты был в Бастилии, я ни с кем не встречалась. Я звала тебя, страдала, печалилась. Кто тебя ждет? Госпожа де Б.? Сознайся, и я прощу тебя, если ты к ней не пойдешь. Почему ты предпочитаешь мне маркизу? Она красива? Я тоже. У нее есть таланты? Ты не знаешь всех моих достоинств. Я хорошо пою, танцую еще лучше и, если захочешь, сыграю тебе все сонаты Эдельмана и Клементи 12. Она умна? Я тоже не глупа. Она тебя любит? Я тебя люблю еще больше, и я моложе ее, свежее, нежнее, поверь. Да-да. Ты смеешься, Фоблас? Хорошо же, не уходи, и мы будем смеяться, болтать, играть, гоняться друг за другом, драться и забавляться, как вчера. Вчера время пролетело так быстро! Останься со мной, мой милый, обещаю, сегодняшний день покажется нам таким же коротким, как вчерашний.

— Все это бесполезно! Вы удерживаете меня силой, но бойтесь, как бы ваш пленник не убежал — освобождаясь, он разорвет цепи.

— Вы осмеливаетесь повторять... Подвергните мое мужество этому ужасному испытанию, и вы увидите! Коварный! Я всюду буду преследовать вас, я настигну вас у соперницы и убью ее, вас и себя. И последнее мгновение моей жизни докажет, что я обожаю вас, неблагодарный! О, боги, что со мной? Я ничего не понимаю! Фоблас, мой друг, не сердись, не уходи. Ты не говоришь ни слова, ты меня отталкиваешь. О, прошу, прости меня! Смотри, я плачу, я стою перед тобою на коленях.

Ее печаль растрогала меня; я ее поднял, утешил; мы начали переговоры, и оба согласились на уступки. Она отменила приказание никого не выпускать из дому, а я обещал остаться.

Однако на следующий день я почувствовал сильнейшее беспокойство и, решившись во что бы то ни стало повидаться с Жюстиной, снова завел речь о моей сестре. Бесконечный спор делался все горячее, но вдруг послышался резкий стук и двери дома с шумом распахнулись. Де Линьоль спешил к жене и еще издали кричал нам:

— Поздравьте меня, я привез из Версаля указ о пенсии в две тысячи экю!

— Для кого? — спросила графиня.

— Для меня, — ответил он с сияющим видом.

— Я очень рада, раз вы так довольны, но что такое для вас пенсия в шесть тысяч ливров?

— Я не мог добиться большей.

— Вы плохо меня понимаете, — продолжала графиня, говоря холодным тоном, столь противоположным радости ее мужа. — Я не жалуюсь на то, что пенсия так умеренна; напротив, я удивляюсь, что вы просили ее. У вас больше миллиона двухсот тысяч ливров капитала, и вдобавок я принесла вам приданое, которое почти вдвое больше этой суммы.

— Графиня, человек никогда не бывает слишком богат.

— О граф, многие порядочные люди недостаточно обеспечены. Почему бы двору не предоставить милостей тем, кто действительно в них нуждается?

— В самом деле, — сказал граф, потирая руки, — многие соискатели выступили моими конкурентами; не я один добился милости. Вот кто получил пенсии: д’Адремон, знакомый вам...

— Одно из его имений приносит ему двадцать тысяч экю в год.

— Де Версей...

— Он держит в руках целую провинцию!

— Д’Эриваль...

— Его дядя, бывший министр, оставил ему состояние, которое он пускает по ветру, и почет, которого он не достоин.

— Фленвиль...

— Игрой на бирже он учетверил свое громадное наследство.

— Наконец, господин де Сен-Пре... Впрочем, нет, я ошибаюсь, этот ничего не получил!

— Ах, какой славный человек! — воскликнул я.

— Вы знаете его? — спросила графиня.

— Да, это заслуженный старый офицер, чрезвычайно храбрый. Вы не могли бы без восхищения смотреть на рубцы от ран, покрывающие его лицо, а рассказ о несчастьях, которые расстроили его состояние, тронул бы вас.