Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Несколько минут спустя де Линьоль вознамерился вернуться к графине. К счастью, я запер дверь на задвижку.

— Вы заперлись? — крикнул он.

— Да, граф, — ответила Элеонора.

— Почему же?

— Потому что мы опять принялись за нашу шараду.

— Разве это причина не пускать меня?

— Причина? Думаю, да. Ведь я не хочу, чтобы мне мешали. Вернитесь через четверть часа, может быть, урок будет закончен.

Урок закончился еще раньше, но учителю и ученице нужно было объясниться наедине.

— Элеонора, милая, я с восторгом слушал, как ты говорила мужу о неизвестных ему добродетелях, которые я боготворю. Ты стала мне еще дороже, ты кажешься мне еще красивее прежнего.

— То же, — ответила она, — мне всегда говорила тетушка. Она твердила, что доброе выражение украшает лицо больше, чем шляпки от мадемуазель Бертен 18. Значит, она была права, раз мой возлюбленный заметил это. О, как я рада! — Графиня даже подпрыгнула от радости. — Как я рада, что я добра, потому что благодаря этому я кажусь тебе милее. О Фоблас, я буду с каждым днем становиться все добрее и добрее. Друг мой, и у меня, как у всех, есть свои недостатки; я вспыльчива, требовательна, раздражительна, можно счесть меня злою, но, в сущности, на свете нет более доброй женщины. У меня золотое сердце! Ты скоро откроешь во мне новые достоинства. Вот увидишь, увидишь! Завтра я увезу тебя к себе в имение. Ты рад?

— Я восхищен, мой маленький друг.

— Почему маленький? Мне кажется, я уже не так мала. Ты не находишь, что я подросла за эти четыре месяца?

— Думаю, на целый дюйм!

— О, я надеюсь еще подрасти; я вырасту, верь мне. Ты будешь доволен?

— Очень. Но вернемся к вопросу, который ты мне только что задала. Я рад, что поеду с тобой в деревню, но, если ты хочешь, чтобы я завтра же отправился в путь, ты должна позволить мне сегодня поехать к Аделаиде... одному...

Спор вновь разгорелся, но окончился в мою пользу. Я даже имел счастье убедить графиню, что мне не следует ехать в ее карете. Когда подъехал фиакр, я велел кучеру направиться в монастырь Аделаиды, но, удалившись от дома, попросил отвезти меня к Жюстине.

Лежебока еще нежилась в постели. Де Вальбрён беседовал с ней. Однако едва доложили о мадемуазель де Брюмон, как они оба попросили ее войти. Меня приняли как общего друга. Не знаю, действительно ли виконт, совершенно лишенный ревности, был так рад, увидев меня в доме своей любовницы, как старался выказать это, но мне отлично известно, что госпожа де Мондезир напрасно старалась скрыть от де Вальбрёна, что она предпочитала ему Фобласа. Бедняжка еще не вполне овладела новым ремеслом и плохо играла роль. Сознаюсь, вовсе не для того, чтобы помочь ей выйти из затруднения, я заговорил о моих делах. Она с сожалением объявила, что у нее нет никаких вестей о маркизе, и охотно взялась предупредить госпожу де Б., что я уезжаю с госпожой де Линьоль в замок Гатине. Со своей стороны виконт обещал мне не говорить баронессе де Фонроз, где он меня видел.

Из Пале-Рояля я направился в монастырь на улицу Круа-де-Пти-Шан. Я слишком огорчил бы мою дорогую Аделаиду и поступил бы неосторожно, появившись перед ней снова в женском платье. Я просто написал в карете маленькую записку сестре, в которой говорил, что уезжаю на несколько дней в деревню. Мою записку я передал привратнице.

На следующий день мы рано утром уехали; граф де Линьоль, сославшись на занятость, позволил нам надеяться, что приедет в деревню только через неделю. Не стану описывать вам безумную радость моей юной любовницы, а также то, как занимало меня это путешествие; вы сами знаете, что в почтовой карете не бывает скучно рядом с любимой женщиной. Мы достигли ее замка, отстоявшего от Парижа на двадцать с лишним льё, в пять часов пополудни. Мы ничего не ели в дороге, и мне очень хотелось поскорее сесть за стол, но графиня занялась другим делом, которое считала более важным. Мы начали с того, что осмотрели приготовленные для нее покои. Рядом со своей кроватью госпожа де Линьоль велела поставить вторую. Отныне было решено, что мадемуазель де Брюмон будет всегда и везде спать там же, где и графиня.

Между тем известие о нашем приезде распространилось по всем деревням, принадлежавшим графине, и вечером в замок стеклось множество народа. Госпожа де Линьоль не приняла скучного и церемонного мелкого помещика, гордившегося своей древней никчемностью, и нескольких разбогатевших буржуа, необычайно спесивых из-за недавно обретенных привилегий. Ее многочисленный двор состоял всецело из людей, почти повсюду презираемых и повсюду достойных уважения, людей, которым люди света твердят, что их высокий труд низок и неблагороден. Менее легковерные и более удачливые, эти честные работяги подходили к ней, похоже, вполне сознавая свои личные достоинства и гордясь своим положением. Все они в обращении с госпожой де Линьоль выказывали благопристойную уверенность в себе; с тех пор как им стала покровительствовать эта женщина, они почувствовали себя людьми. Крестьяне, радуясь возвращению графини, печалились, что не приехала маркиза д’Арминкур, и молили небо воздать племяннице за благодеяния тетки. Столпившись вокруг моей очаровательной возлюбленной, женщины осыпали ее благодарностями и похвалами, девушки подносили ей цветы, дети ссорились, стараясь поцеловать краешек ее платья. Достойная этой любви, графиня помнила все имена; она выслушивала сетования старого Тибо, тепло благодарила добрую Николь, говорила лестные комплименты молодой Адели, нежно ласкала крошечного Люку. Она расспрашивала крестьян обо всех их делах. Действительно, ее можно было принять за нежную мать, только что вернувшуюся в лоно своей большой и счастливой семьи.

— Элеонора, — сказал я, — моя дорогая Элеонора, вы достойны быть объектом всеобщей радости, потому что живо сочувствуете этим людям.

— Очень живо, мой друг, уверяю тебя, я тронута до слез. Этой зимой ни одна трагедия не вызвала у меня столько волнений. Скажи мне, почему многие богачи, которые у себя в имениях не делают добра, в Париже, сидя в театре, умиляются выдуманным несчастьям?

— Они не умиляются, мой друг, в наших залах плачет только третье сословие . Так называемые светские люди не обращают внимания на актеров. Они ездят в театр, чтобы рассматривать друг друга в ложах и встречаться в фойе. Они не развлекаются, а на некоторое время заглушают снедающую их скуку.

— Ты прав, я сама порой наблюдала это. Поэтому большую часть года я буду проводить в деревне, я хочу тратить на добрые дела деньги, которые заплатила бы за ложи в трех театрах.

— Ах, мой друг, как скоро полетят твои дни! Идя навстречу несчастным, тебе не придется терять даром ни минуты. Мне кажется, ты также много выиграешь в смысле удовольствий. Милые сцены явятся твоим глазам. У тебя, конечно, постоянно будут причины радоваться и сладко волноваться, так как тебе придется то и дело отирать слезы и сдерживать порывы восторга.