Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Его семья! Что мне за дело до его семьи? — сказала графиня, которая на благоразумные советы баронессы до тех пор отвечала только криками, слезами и самыми неразумными замечаниями.

— Что вам за дело? — возразила госпожа де Фонроз. — Неужели вы думаете удержать шевалье, несмотря на слезы его жены, которая не преминет потребовать его к себе; несмотря на бесконечную болтовню вашей тетки, которая станет каждый день докучать вам своими допотопными взглядами; несмотря на знаменитого капитана Линьоля, способного бросить своих флибустьеров, чтобы прилететь сюда на почтовых и напугать вас большими усами и длинной шпагой; несмотря на общество, ревнивое, непоследовательное, нескромное, постоянно обсуждающее безумства, которые ему следовало бы скрывать, вытаскивающее на свет божий скандалы, которые ему следовало бы хоронить; несмотря на общество, не уважающее ни себя, ни других, общество, которое одновременно смеется над мужьями и сочувствует им, покровительствует женщинам и их же порицает, жестоко осуждает проступки, служащие ему же развлечением; наконец, несмотря на барона...

— Несмотря на всю вселенную, баронесса!

— Что за ответ! Или вы потеряли рассудок, или думаете, что я преувеличиваю? Вы не знаете де Белькура, о котором я начала говорить. Если его довести до крайности, он может явиться за своим сыном прямо в вашу спальню!

— А если меня не побоятся довести до отчаяния...

— Ну, что вы сделаете?

— Я покончу с собой.

— Прекрасно! Мне очень жаль, но вы никак не хотите понять: временно уступить свое драгоценное сокровище, с тем чтобы потом снова обрести его и владеть им беспрепятственно — это лучше, чем, удержав его на несколько дней, умереть от сожаления о его потере.

Госпожа де Фонроз говорила без умолку, но все было напрасно. Вдруг во дворе послышался стук колес. Это мог быть только граф де Линьоль. Я успел лишь поцеловать мою подругу, схватить кусок пулярки и спрятаться в уборной баронессы. Через мгновение я услышал, как граф поздоровался с баронессой и графиней. Удивленный тем, что его жена, редко обедавшая в гостях, не приехала домой, он решил, что она задержалась у баронессы, потому что ей стало плохо. Он спросил Элеонору, удалось ли ей найти мадемуазель де Брюмон.

— Да, граф, — ответила она, — и я надеюсь, она ко мне вернется.

— Конечно вернется, — перебил ее граф, — потому что я заставил ее отца обещать мне это. Между тем, графиня, уже поздно, позвольте мне отвезти вас домой.

— Благодарю вас, — сухо возразила она, — я не рассчитываю вернуться до завтрашнего дня.

Я мог бы подслушать до конца разговор, касающийся меня, но... О Софи, меня волнуют уже совсем другие мечты. Чары графини перестают действовать на меня, и это отдает тебе победу, так долго остававшуюся сомнительной. Рядом со мной уже нет соперницы, которая своими страданиями заставляла меня забывать о твоих муках и своей нежностью — о твоей любви; ее голос поражает только мой слух, но не проникает в сердце, полное воспоминаний о тебе, Софи; я снова вижу, как ты падаешь без чувств, угасаешь... Я мысленно созерцал твои прелести, проникся твоим отчаянием. Я трепетал, видя твое горе, а теперь меня заставляет дрожать мысль о нашем близком счастье.

Тот, кто с некоторым вниманием читает мои воспоминания, должен еще помнить, что совсем недавно горничная причесывала меня в этой самой уборной. Он должен помнить также, что в тот день я спешил увидеть графиню и спастись от отца, и субретка провела меня через потайную лестницу во двор дома госпожи де Фонроз. Теперь, стремясь убежать от моей возлюбленной, чтобы присоединиться к моему отцу, я на ощупь разыскал дорогу к выходу. И вот я уже на лестнице, во дворе и наконец на улице!

Полный нежной заботливости де Белькур угадал то, чего не может предвидеть никто, кроме отца. Уезжая, он сказал, что, вероятно, важные причины принудят шевалье выехать из столицы, а потому приказал швейцару ждать меня всю ночь и велел моему слуге держать наготове запряженную почтовую карету. Наша прислуга так любила барона и его сына, что не забыла приказаний одного и интересов другого. Приехав домой, я тотчас же сел в почтовую карету. Мой верный Жасмен захотел во что бы то ни стало скакать впереди, на каждой станции я находил готовых лошадей, и благодаря моей щедрости кучера не жаловались, что их будили слишком рано. Они называли меня их светлостью, и мы летели точно на крыльях.

Взошла заря, которая обещала чудный день. Вот дорога, по которой два дня назад я с тяжелым сердцем ехал в противоположном направлении. Какая счастливая перемена произошла в моем положении всего за тридцать шесть часов!

Я не еду оплакивать под чуждым небом мою родину, не увожу с собой раскаяния, так как я никого не убил, и никто не преследует меня, чтобы справедливо покарать. Во Фромонвиле родной отец прижмет меня к своей груди. Там ждет меня моя повеселевшая жена... О, когда же мы наконец приедем! Скорее, кучер, скорее! Я покрою ее поцелуями, обниму ее колени, я попрошу ее вознаградить меня за мою великую любовь... Правда, Аделаида будет с нами... Но, может быть, нам удастся отослать ее? Неужели придется ждать до ночи? Целый век ожидания! Но ночью, ночью! Эта ночь будет лучшей в моей жизни! Как эти клячи медленно тащатся! Скорее! А завтра я снова буду на этой же дороге. Но я увезу с собой Софи... Она приедет в Париж, мы будем жить в отцовском доме, в нашей супружеской спальне , рядом с комнатой холостяка , которая навсегда останется пустой... Я не выйду из покоев моей жены, я стану проводить там все дни, всю жизнь! Я буду слушать ее рассказы о долгих страданиях... я поведаю ей обо всем, что перенес, открою ей все несчастия, которые пережил. Все? Нет! Я не скажу ей, до чего мне жаль маркизу де Б. и какое нежное сострадание я испытываю к ней. Софи, по натуре подозрительная, пожалуй, встревожится, а я хочу не только всегда оставаться верным моей дорогой жене, но и избавить ее от мук ревности. Я не стану также говорить ей о графине де Линьоль. Графиня теперь так одинока, ошеломлена, опечалена. Она плачет, приходит в отчаяние, обвиняет меня в бесчеловечности! Я все-таки должен был сказать ей несколько слов, предупредить, приготовить. Как он мчится!

— Кучер, ты летишь как ветер. Погоди немного, погоди! Куда мы так спешим?

— В Вильнев-Сен-Жорж, господин, — ответил он, сдерживая лошадей. — Оттуда дорога идет в местечко Фромонвиль.