Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— О нет, вы красивее меня! Правда, в ваши лета я тоже был недурен, но теперь вы затмеваете меня своей юностью. Однако, кажется, вы правы. Принцесса и мне строит глазки. Сознаюсь откровенно, она начинает меня занимать. Но я впервые ее вижу. Она, вероятно, недавно появилась. Скажите мне ее имя.

— Я его не знаю.

— А где она живет?

— Не имею понятия.

— Но вы знакомы?

— Как бывают знакомы с такого рода женщинами: я помню ее лицо. Да, мне кажется, что я довольно часто бывал в каком-то доме и там уделил ей несколько минут; это было приблизительно в ту же пору, когда мне пришла фантазия обратить внимание на небезызвестную вам Жюстину.

— Да-да, на одну из служанок маркизы; вы навещали ее прямо в моем доме. О гуляка, я был слишком добр к вам у судьи!

— Маркиз, говорите что вам угодно, но я не думаю, чтобы эта красавица была вам совершенно незнакома. Подъезжайте поближе и хорошенько всмотритесь в ее лицо.

— Ей-богу, вы правы. Где-то я видел эту смазливую мордашку. Вы мне только что напомнили о Жюстине; мне кажется, дама в фаэтоне немного похожа на нее.

— Мне кажется, даже очень.

— Очень? Нет!

— А по-моему, да.

— О, — воскликнул он с жаром, — вы не физиогномист! Но раз у нас зашел такой разговор, знаете ли вы, кто поразительно схож друг с другом? Ваша сестра и вы. Тут уж ничего не скажешь! Ваше сходство может обмануть самого опытного человека. Я, лучший физиогномист Франции, ошибался много раз. Много раз! Кажется, ваша сестра очень любит развлечения; когда она утомлена, бледна, сейчас же замечаешь, что она не вы; но когда она чувствует себя хорошо, сам дьявол, видя вас рядом, не разобрал бы, где мальчик, а где девочка. Кстати, вы расскажете сестре о нашей встрече?

— Если это доставит вам удовольствие.

— Да, прошу вас, и скажите ей, что, несмотря на досадные недоразумения, вызванные ее первым переодеванием, я по-прежнему всем сердцем люблю ее, и, хотя ваш отец очень вспыльчив, заверьте, что его я тоже глубоко уважаю. И господину дю Портаю также передайте, что я не очень сержусь на него...

— Кстати, господин знаток, взгляните на молоденькую женщину в кабриолете, что едет перед фаэтоном. Вот это лицо! Вот кого, в самом деле, можно назвать очаровательной! Она не так нарядна, как дама в фаэтоне, а между тем лучше ее, и сразу видно, что это приличная особа...

— Она женщина из общества, я узнаю ливрею... Впрочем, — прибавил он, прихорашиваясь, — позвольте вам заметить, что эта дама уже давно смотрит в нашу сторону, смотрит подолгу и очень часто. Можно подумать, что она хочет заговорить с нами.

Действительно, графиня начинала терять терпение. Она старалась знаками дать мне понять, что я во что бы то ни стало должен освободиться от моего несносного спутника и отправиться туда, куда она, утомленная ожиданием, собиралась поспешить. Несколько раз, поддаваясь своей природной порывистости, графиня высовывалась из экипажа. Госпожа де Мондезир с высоты фаэтона заметила нетерпение своей соперницы. Не думаю, чтобы в ту минуту она поняла, что госпожа де Линьоль отнимала у нее часть моего внимания, но, без сомнения, в ней зародились какие-то подозрения. Желая разглядеть, кто это едет впереди, она передала своему жокею дерзкое приказание обойти кабриолет. Это удалось, но не сразу, несколько секунд оба экипажа ехали рядом, и наконец фаэтон обогнал кабриолет на несколько шагов. Жюстина, узнав госпожу де Линьоль, позволила себе поклониться ей с дерзко-фамильярным видом. Она даже осмелилась, взглянув на нее, нахально рассмеяться. Я возмутился, я хотел... Не знаю, чего я хотел. Графиня не дала мне времени скомпрометировать ее, отомстив за нанесенное оскорбление. Слишком вспыльчивая, чтобы спокойно снести обиду, Элеонора крикнула: «Берегись!» — пустила свою лошадь вскачь и ударом бича рассекла лицо госпожи де Мондезир; в то же время кабриолет так сильно задел легкий фаэтон, что одно из колес нарядного экипажа разлетелось на куски. Колесница осела на один бок; идол вывалился наружу; я испугался, что Жюстина расшибет себе все лицо. К счастью, падая, она машинально выставила вперед руки, и таким образом ободранные и ушибленные пальцы де Мондезир спасли ее физиономию, и без того уже сильно пострадавшую. Но в силу смешной случайности ноги нимфы застряли в колеснице; при такой позе ничто не мешало юбкам опуститься на плечи, лукавый зефир кстати приподнял тонкое полотно, открыв белую кожу госпожи де Мондезир, показав... Будем уважать странности нашего языка. Было бы грубо назвать собственным именем то, что явилось на всеобщее обозрение. Скажу лишь, что все свидетели, найдя этого нового Антиноя * 33 очень привлекательным, приветствовали его бурными рукоплесканиями.

Только некоторые молодые люди подбежали к расстроенной женщине, да и я сошел с лошади, чтобы помочь ей.

— Погодите, — сказал господин де Б., — я пойду с вами, мне ее жаль, и, повторяю вам, я где-то видел это лицо!

— О маркиз, такое непростительно физиогномисту: как вы можете называть «это» лицом? Впрочем, будете ли вы настаивать на данном вами

названии или нет, объявляю вам, что мне «это лицо» в самом деле знакомо, а вот вам — вряд ли.

Когда я подошел к Жюстине, ее уже поставили на ноги.

— Ах, — воскликнула она, увидев меня, — ах, господин де Фоблас, как она меня отделала!

Я прервал ее, сказав шепотом:

— Детка, ты заслужила наказание. Но не называй графини, иначе, клянусь честью, ты не отделаешься так легко!

— Ах, господин де Фоблас, вы находите, что она права? — с отчаянием продолжала Жюстина.

Она несколько раз произнесла мое имя. Многие голоса его повторили, и вскоре оно уже перелетало из уст в уста. Толпа, окружавшая де Мондезир, так разрослась, что нам с маркизом еле удалось сесть на лошадей, а дальше пришлось пробираться шагом. Число любопытных все возрастало. Молодые люди, старики, мужчины и женщины, пешеходы и всадники — все бросались ко мне, даже кареты остановились. Никто из тысяч героев, ни д’Эстен, ни Лафайет, ни Сюфрен 34, возвратившись из самых славных своих походов, не видели такого стечения народа. А между тем, о самая легкомысленная из наций, ты оказывала почести всего-навсего мадемуазель дю Портай!

Мог ли даже самый хладнокровный юноша не насладиться подобным триумфом? На мгновение успех вскружил мне голову, я возгордился самим собой при виде множества молодых людей, опытных обольстителей, известных своими любовными похождениями. Казалось, они отдали мне пальму первенства. А женщины, женщины! С каким восторгом я купался в их внимании! Желание заслужить его, конечно, придало моим манерам больше грации, лицо мое преобразилось. Проникновенным взглядом я отвечал на их ласковые взоры, которые, казалось, навеки сулили мне счастье и радость. Я жадно ловил их чарующие похвалы, венчавшие меня лаврами за несравненную красоту.