Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Вы ужинаете?

— Да, ужинаю. Я всегда ужинаю — ты должна это помнить, — и я остаюсь на ночь, моя королева...

— Здесь, маркиз?

— Да, именно.

Мы услышали, как на камин упал кошелек.

— Пройдемте в столовую, — сказала Жюстина.

— Зачем в столовую? Останемся здесь. Нам и здесь хорошо. Вели принести жаркое... Иди сюда, мой ангел, до ужина мы, может быть, успеем сказать друг другу много интересного!

Госпожа де Мондезир позвонила, явился ее грум.

— Велите подать два прибора и никого не принимать!

— А мы, моя прелестная маменька, мы и ужинать, и ночевать будем в этом шкафу?

— Ах, мой друг, — прошептала она, — я до сих пор еще дрожу от страха.

Теперь, вспоминая всё случившееся, я спрашиваю себя, почему я так боялся провести ночь в шкафу, в котором мне было очень неплохо. Как я уже сказал, мы не могли поместиться рядом, нам приходилось стоять друг за другом. Неудивительно, что я, не желая быть невежливым, повернулся лицом к госпоже де Б. При такой несравненно более приятной для меня позиции мои губы беспрестанно касались ее губ, грудь касалась ее груди, я чувствовал каждое биение ее сердца и прижимался к ней всем телом. Даже тот, кто был рожден в холодных недрах Сибири от ледяных отца и матери, воспитан в ненависти к любви и в страхе перед женщинами, вскормлен сухой травой и вспоен самыми прохладными из прохладительных напитков, не смог бы, испытывая такое всемогущее искушение, не почувствовать, что его сердце затрепетало, ум забродил, а кровь вскипела. Моя кровь сжигала все мои жилы. И вы тоже, госпожа де Б., вы тоже... Ах, какая добродетель устояла бы!

Однако мои первые ласки только изумили и испугали маркизу.

— Фоблас, да как же можно! Что взбрело вам в голову? Сударь... сударь!

Успех маркиза, которому повезло гораздо больше, чем мне, благодаря его предприимчивости, заставил меня замереть. В квартире Жюстины воцарилась тишина, и она выдала бы нас, позволь я себе чуть пошевелиться.

— Моя прелестная маменька, мне кажется, ваш муж изменяет вам?

— Не все ли мне равно? — сказала она. — Если мой друг сохранит ко мне некоторое уважение, если он не злоупотребит моим поистине печальным положением, все остальное меня не взволнует.

И нас, и их прервали: вернулся маленький слуга. Мы услышали, как стол поставили довольно близко от нашего шкафа. Едва ужин подали, госпожа де Мондезир тут же отослала слугу.

— Ну вот мы и свободны, — сказала она, — поговорим, маркиз. Я счастлива, что стала вашей. Я так жаждала этого счастья, что оно не могло меня миновать! Но почему вы так поздно подарили его мне? Почему вы не обращали на меня никакого внимания, пока я жила у вас?

— А, в моем доме, у моей жены!..

— Ну-ну, говорите правду! Все мужчины таковы: вы меня любите потому, что я теперь заметная особа?

— Ты шутишь; я всегда видел по твоей физиономии, что ты будешь заметной особой. Ведь у тебя счастливая физиономия, правда, сегодня она несколько подпорчена этим ударом, на ней остался след, но для знатока это пустяк: суть не меняется. Уверяю тебя, Жюстина, я всегда видел по твоему лицу, что ты разбогатеешь. Бывало, я говаривал себе: «Я вижу в лице этой девушки что-то особенное, она когда-нибудь непременно мне полюбится».

— А почему же вы выгнали меня из вашего дома полгода тому назад?

— Я был раздражен, меня уверяли, будто моя жена...

— Кстати, мне очень хочется знать, каким образом вы поняли, что она не виновата, так как ведь она ни в чем не виновата.

— Ты уверена?

— Уверена, и, помните, я всегда вас уверяла, что маркиза верна вам.

— Да-да.

— Но мне хотелось бы от вас узнать, как она это доказала.

— Действительно, маркизе пришлось многое мне объяснить. Слушай же.

Слова маркиза во всех отношениях очень интересовали меня. Я прислушался с удвоенным вниманием.

— Слушай: прежде всего у дю Портая нет детей; мадемуазель де Фоблас, очень любопытная молодая особа, присвоила его имя, чтобы отправиться на бал в английской амазонке. Именно с ней и познакомилась маркиза, именно она спала в комнате моей жены. Впрочем, ты сама знаешь, ты сама много раз твердила мне об этом.

— Еще бы, ведь я ее раздевала!

— О, мне было бы ужасно думать, что маркиза могла кинуться в объятия незнакомого молодого человека! Но я хочу тебе открыть одно обстоятельство, которое я вспомнил потом. Я не скажу о нем госпоже де Б. Мое лицо произвело на молодую девушку свое обычное действие. Пылкая девица иносказательно позволила мне навестить ее ночью. Я ощупью вошел в комнату моей жены, я коснулся груди молодой девушки... Черт возьми, у молодого человека не может быть такой груди. Ты смеешься?

— Да, я смеюсь, потому что... потому что думаю, что маркиза могла почувствовать вашу руку... ведь она лежала рядом.

— О, она спала, но, к несчастью, ее разбудил шум.

— Ах! И вы, значит, поступили наоборот: рядом с девушкой, которая еще спала...

— Которая еще спала, да.

— Рядом с ней вы обнимали и целовали вашу жену?

— Именно, моя королева! Нельзя же предположить, чтобы я ушел, не добившись ничего; кроме того, я этим оскорбил бы маркизу.

— Однако странно, что маркиза не удалила вас в такую минуту. Сознайтесь, что приличие...

— В эту ночь маркиза хотела, чтобы я остался.

— Мой дорогой друг, моя милая маменька, я свидетель, что он лжет.

— Фоблас, Фоблас, пожалейте меня.

— Ревнивая маркиза... — говорил де Б., когда я снова прислушался к его словам.

— Действительно, она ужасно ревнива! Вот, маркиз, уже два доказательства того, что это была мадемуазель де Фоблас. Но, может быть, у вас есть еще одно?

— Конечно. Мне напомнила о нем маркиза. На следующий день мы проводили мнимую мадемуазель дю Портай. Ей пришлось поехать с нами к своему мнимому отцу, но там мы встретили ее настоящего отца, который обошелся с ней как с девушкой... с девушкой небезупречного поведения. Теперь я знаю этого барона Фобласа; я дважды имел возможность наблюдать его. Это человек вспыльчивый, резкий, иногда грубый, человек, не способный щадить. Если бы мы привезли к дю Портаю переодетого молодого человека, он закричал бы, как у судьи: «Это мой сын!» Значит, в тот день у нас была мадемуазель дю Портай в амазонке, и на следующий день... На следующий день? Нет! Это был ее брат.

— Ее брат? Да, я знаю; но вам объяснили, почему приехал он?

— Де Розамбер посоветовал ему сыграть эту недобрую шутку. Розамбер был влюблен в мою жену и сердился, что она постоянно выказывала ему свое пренебрежение. Он отправил к маркизе шевалье, одетого в платье его сестры, а сам, воспользовавшись случаем, явился к нам и устроил моей жене ужасную сцену, которая могла ее скомпрометировать... Не помню всех подробностей, потому что у меня память только на физиономии. Но маркиза помогла мне разобраться в моих воспоминаниях, и в общих чертах я знаю, что это была ужасная сцена. Поступок Розамбера я считаю низостью, а потому никогда более не стану искать с ним встреч. Если же я его увижу... Жюстина, я чувствую, что я охотно вступлю с ним в поединок.