Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Я попросил разбудить графиню, но старая маркиза едва не рассердилась. Невежливо требовать, чтобы потревожили ее дитя! Молодые девушки могут отлично провести ночь вдвоем в тесной постели, ничего с ними не случится от одной беспокойной ночи! Молоденькая Мезанж посмотрела на меня обиженным взглядом. Какая недобрая эта мадемуазель де Брюмон: хочет разбудить кузину! Разве не интереснее проболтать ночь напролет, чем просто отправиться спать?

О моя Элеонора, даю тебе честное слово, что, несмотря на беспокойную ночь , которой мне грозила твоя тетка, несмотря на интересный разговор, обещанный мне твоей кузиной, я настойчиво выражал желание отправиться к тебе! Но маркиза, окончательно разгневавшись, запретила горничной вести меня к тебе и внезапно дала ей ужасное приказание раздеть нас троих.

Ну, скажи мне, мог ли я бродить по коридорам большого замка, отыскивая хозяйку дома? Мог ли я, блуждая от двери к двери, перебудить гостей? Ко всему прочему, слишком расторопная служанка уже раздевала твою старую тетку и вот-вот обратилась бы ко мне. Как отказаться от ее опасных услуг? Согласись, моя Элеонора, согласись, что мне оставалось только немедленно подчиниться моей судьбе.

Я быстро разделся и побежал в комнатку де Мезанж. Я уже собирался лечь в крошечную постельку, предназначенную для двух девиц. О, небо, какой удар молнии поразил меня! Проклятая старуха переменила свое решение. Вероятно, вспомнив о моем таланте объяснять затруднительные вещи, она побоялась, чтобы я преждевременно не опробовал его на Аньес.

— Нет-нет! — закричала она мне своим надтреснутым голосом, который в эту минуту показался мне более неблагозвучным, чем когда-либо. — Нет, я передумала: вы ляжете со мной.

Всякий понимает, что я стал отказываться, не скрою также, что молодая девушка возмутилась не меньше меня.

— Ну, тетя, милая, неужели ради нас вы согласитесь провести беспокойную ночь?

— Не бойся, моя малютка; ты знаешь, я сплю очень крепко, мне никто не помешает.

— Но, госпожа маркиза, неужели вы согласитесь по вашей бесконечной доброте из-за меня терпеть... неудобство?

— Полно, мой ангел, вы ничуть не стесните меня, это очень широкая кровать. Нам будет на ней вполне удобно, вот увидите.

Именно этого мне видеть не хотелось. Я попробовал было робко возражать, но фраза: «Я так хочу», — произнесенная тоном, не терпящим возражений, заставила меня покориться.

Теперь мне приходилось действовать еще скорее и еще решительнее. Я был в одной рубашке! Читатели, если вы еще не поняли, что меня стесняло, если мне нужно объяснять вам всю глубину моего смущения, какими словами должен я воспользоваться, чтобы не оскорбить вашего целомудрия? Непроницательные читатели, будьте же, по крайней мере, снисходительны! Кто из вас на моем месте сумел бы всего двумя руками — прижав одну к груди, а другую ниже — прикрыть часть слабую, в которой кое-чего недоставало, и часть сильную, в которой было кое-что лишнее, что невозможно было сдержать в соседстве с мадемуазель де Мезанж и что с каждой минутой становилось всё труднее спрятать? * 38 Мадемуазель де Брюмон могла только при помощи молниеносного послушания скрыть Фобласа и таким образом спастись. Ей следовало без рассуждений покинуть узкое ложе невинности и броситься в огромную постель, на которой вскоре рядом с ней сладострастно разлеглась юная роза шестидесяти лет.

Ах, пожалейте Фобласа, пожалейте его! Никогда еще не оказывался он в столь плачевном положении! Да, не прошло и двух недель, как я лежал больной в этой самой кровати; увы, тогда я, недостойный нежности двух моих возлюбленных, страдал, стыдясь своей слабости, на глазах Элеоноры и маркизы. Теперь меня мучает и пугает избыток силы! Неужели шестидесятилетняя особа, только потому, что она женщина, зажгла в моей груди этот пожирающий огонь? Нет, думаю, свое воспламеняющее действие оказывали на меня юные прелести малышки де Мезанж, которая скрывалась за тонкой перегородкой.

— Подвиньтесь ближе, милочка, подвиньтесь, — ласково говорила мне старуха.

— Нет, маркиза, нет, я вас стесню.

— Вы меня не стесните, моя хорошая, мне никогда не бывает слишком жарко в постели.

— Зато я, маркиза, не люблю спать в тепле.

— Вот этому я верю; в ваши лета я была такой же.

— Да, несомненно, позвольте вам пожелать спокойной ночи.

— Я была такой же! Когда д’Арминкур спал отдельно, я бывала очень довольна.

— Это прекрасно, маркиза. Спокойной ночи!

— Я бывала очень довольна, когда он уходил... конечно, исполнив свой долг... И надо отдать ему справедливость, он не заставлял себя просить. О, это был не Линьоль.

— Поздравляю вас, маркиза. Кажется, уже очень поздно, маркиза.

— Не очень. Подвиньтесь же ко мне поближе... Вы лежите ко мне спиной?

— Да, потому что я могу спать только на левом боку.

— На стороне сердца? Вот странно! Это должно стеснять кровообращение.

— Возможно... но привычка.

— Вы говорите привычка, мой ангел? Вы правы. С тех пор как я вышла замуж, а это было очень давно...

— Не сомневаюсь!

— Я привыкла лежать вот так, на спине, да так и не отвыкла.

— Может быть, это очень полезно для вас, так как это хорошее положение. Позвольте пожелать вам доброй ночи.

— Значит, вам очень хочется спать?

— О да.

— Ну так не стесняйтесь, деточка, места довольно... Да где же она? На самом краешке?

Старуха протянула руку... Боже, что было бы, если бы я не удержал ее!

— Ах, маркиза, не трогайте меня, или я подпрыгну до потолка.

— Полно, полно, цыпочка, не убегайте; я хотела только проверить, где вы. Ложитесь, ложитесь хорошенько. Значит, вы очень боитесь щекотки, милочка?

— Ужасно боюсь! Спокойной ночи, маркиза.

— Я тоже боюсь... Может быть, это тоже привычка?.. Как вы думаете?

— Не знаю...

— Но, деточка, не лежите на самом краешке, вы упадете.

— Нет.

— Почему вы упрямитесь? Почему не хотите подвинуться? Здесь места больше, чем надо.

— Дело в том, что я не могу ни до чего дотронуться. Если я коснусь хотя бы кончика вашего пальца, мне сделается дурно.

— Ого! Да это болезнь. Что же будет, когда вы выйдете замуж?

— Я не выйду замуж. Спокойной ночи, маркиза.

— А как же вы собирались спать на узенькой кровати с маленькой де Мезанж?

— Вы правы, я не смогла бы заснуть. Спокойной ночи.

— А который теперь час?

— Не знаю, маркиза, но желаю вам спокойной ночи.

Наконец болтунья решилась, в свою очередь, сказать мне долгожданное «спокойной ночи».

Но возрадуйся, Фоблас, возрадуйся — не ты один жаждал, чтобы она уснула.

Едва маркиза захрапела (общество моей очаровательной подруги было тем более приятно, что она храпела, как мужчина), итак, едва она захрапела, мне послышалось, как меня зовут: