Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Она увлекла меня через незнакомые коридоры и проходы на птичий двор, посреди которого стояла ее карета. Когда я садился в экипаж, случайность привела туда же де Мезанж.

— Вы уезжаете, моя подруга?

— Увы, да; кланяйтесь от меня мадемуазель де Риё.

— Непременно... Да, кстати, вы уверены, что она скоро станет... такой же девушкой, как вы...

— Молчите, мадемуазель, — прервала маркиза, — и никогда не смейте повторять этих...

Я не расслышал окончания фразы, потому что кучер, заранее получивший приказания, полетел быстрее молнии. Он довез меня до Фонтенбло. Там я пересел на почтовые и прибыл в Париж в четыре часа. Госпожа де Фонроз сдержала слово: мой отец еще не возвращался, и я, воспользовавшись несколькими минутами свободы, сбросил с себя женское платье и отправился к Розамберу.

Ему стало значительно лучше. Он уже мог без посторонней помощи ходить по комнате и даже гулять по саду. Граф осыпал меня упреками. Я заметил, что каждое утро посылал к нему человека справляться о его здоровье.

— Но вы обещали приходить сами.

— Мой отец не оставлял меня...

— Однако это не помешало вам отправиться в другое место! Впрочем, я согласен, графинюшка заслуживает такого предпочтения.

— Графинюшка?

— Да, госпожа де Линьоль! Разве я не говорил, что теперь о каждой вашей женщине становится всем известно? Я очень рад, что у маркизы появилась достойная соперница, говорят, графиня прелестна... К несчастью, она сущий ребенок, бесхитростный, незлобивый ребенок, маркиза раздавит ее, когда... Кстати, поздравляю вас, вы в прекрасных отношениях с господином де Б. В день вашего апофеоза весь Париж видел, как он смеялся, сопровождая вас... Теперь превосходный муж всем и каждому твердит, что вы очаровательный малый. И, боясь, что все это само по себе недостаточно смешно, прибавляет, что я человек непорядочный! Он на меня сердит, меня уверяют, что он на меня очень сердит! Может, меня снова ждет дуэль? Вы, Фоблас, должны это знать, маркиз долго беседовал с вами.

— О, маркиз так много болтал...

— О чем же именно? Расскажите мне хоть об этом, Фоблас. Мне необходимо посмеяться, а вы обязаны развлечь больного друга.

— Нет, право, мне не хочется смеяться над маркизой и, повторяю вам, Розамбер, мне неприятно, когда вы говорите о ней.

— Напрасно. Я как никогда глубоко восхищаюсь ею. Право, я только что думал о госпоже де Б. Поразительно, что ко всем своим прежним замечательным качествам эта женщина присоединила теперь и осторожность. Разве вас не удивляет ее верный расчет: она устроила так, что, если спасусь от нее, я попаду в руки ее мужа. Вы будете моим секундантом.

— Секундантом?

— Да.

— Вы ведь заверяли меня, что не вернетесь в Компьень.

— Вы думаете, я прошу вас быть моим секундантом на поединке с маркизой? Неужели вы полагаете, что я безумно соглашусь подчиниться странному желанию этой женщины, забравшей себе в голову, будто она должна нападать на честных людей, вооружась их оружием? Видите ли, чем больше я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что необходимо пресечь зло в самом его зародыше! Ее пример может оказаться опасным. Если все женщины задумают последовать новой моде, каждое любовное приключение будет заканчиваться пистолетными выстрелами. Посудите сами, какой шум поднимется тогда в Париже...

Увидев, что я смеюсь, Розамбер стал шутить по поводу женщин, которых он называл моими любовницами, и расспрашивать о них. Я кончил тем, что охотно отвечал шутками на его шутки, но не удовлетворил его любопытства.

Отец приехал домой через два часа после моего возвращения. Он выразил досаду на то, что ему пришлось на целый день оставить меня. Я почтительно заметил, что он напрасно стал бы стеснять себя из-за сына, а он поинтересовался, как я спал ночь. И, чтобы не лгать, я ответил:

— И хорошо, и плохо, отец.

— Сон был неглубок? — спросил он.

— Напротив, я спал крепко, но часто просыпался.

— Вы чувствовали сильное волнение?

— Сильное волнение? Да, отец.

— Вы видели дурные сны?

— О да, очень дурные. Особенно один в середине ночи сильно мучил меня.

— Но утром вы отдыхали спокойно?

— Нет... мне было очень не по себе.

— Вероятно, от усталости?

— Может быть; кроме того, мне приснился сон.

— Расскажите, что за сон.

— Отец мой, я видел женщину....

— Вечно женщины! Думайте о вашей жене, мой сын.

— Ах, с семи утра (как раз в семь карета увезла меня) я почти непрерывно думал о ней. Отец мой, когда же я получу известия о Софи?

— Вы знаете, как много людей я послал на ее поиски; недели через две, надеюсь, мы отправимся за вашей женой.

— Почему не раньше?

— Но, — произнес он с некоторым смущением, — я пока не готов. Кроме того, надо подождать, чтобы вы поправились... чтобы настали теплые и светлые дни.

— Светлые дни! Ах, разве они могут настать для меня без Софи!

Говоря так, я все же надеялся уже завтра испытать несколько минут счастья. Завтра был тот желанный понедельник, который пусть ненадолго обещал соединить меня с Элеонорой. Увы, мы ошиблись. Госпожа де Фонроз, которая вечером приехала к отцу, улучив мгновение, сказала:

— Невозможно... Утром приехала ее тетка и до сих пор остается с ней.

Вторник прошел точно так же, и только в среду меня утешила записка Жюстины. В ней говорилось, что при помощи присланного мне ключа я могу отворить ворота, а также все двери домика на Паромной улице близ Королевского моста. Виконт просил меня явиться туда около семи часов вечера.

Значит, госпожа де Б. не сердилась на меня. Я ничего не слышал о ней с пятницы. Это долгое молчание после нашего приключения начинало сильно тревожить меня. Фоблас, она не сердится! Она не сердится, Фоблас, счастливец ! Поздравь себя! Я поцеловал записку Жюстины и подпрыгнул от радости.

— Вы получили приятное известие? — спросил отец, входя в мою комнату.

— Дело в том, что сегодня прекрасная погода. Я думаю, что после обеда я отправлюсь прогуляться.

— Со мной, да.

— Опять с вами, отец?

— Сударь!

— Простите, но неужели вы хотите превратить меня в настоящего раба и намерены помешать мне увидеться с другом?

— Вы пойдете не к другу.

— Я пойду к виконту.

— К де Вальбрёну? К нему — пожалуйста. Но оттуда?

— Обещаю, что я не буду у графини.

— Вы даете мне честное слово?

— Честное слово.

— Ну хорошо, я положусь на него.

Я поцеловал руку отца и снова подпрыгнул от радости.