Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Наконец госпожа де Фонроз пригласила отца и сына на обед. В семь часов вечера я под каким-то предлогом покинул гостиную баронессы и через знакомые мне переходы вошел в будуар, за дверью которого меня ждала графиня. Увы, еще накануне после долгих пререканий было решено, что я проведу с моей Элеонорой всего двадцать минут.

Наше свидание заняло всего на четверть часа больше, поэтому я едва успел полюбоваться ею, поцеловать, сказать несколько слов, признаться, что она с каждым днем становится мне все дороже и кажется все прекраснее. Элеонора же успела поклясться, что разлука ее убивает, что нежность и любовь ее растут с каждым часом и так будет вечно, до последнего дня ее жизни.

Когда я вернулся в гостиную, там шел оживленный спор, который прервался при моем появлении. Очевидно, баронесса, стараясь отвлечь чем-нибудь де Белькура, чтобы он не заметил моего слишком долгого отсутствия, не придумала ничего лучше ссоры. О божественная дружба, ты дарована слабому полу, чтобы помогать ему обманывать пол сильный, и ты могла бы вечно дарить женщинам счастье, не будь ты такой хрупкой.

Блаженные минуты, которые я провел с графиней, зажгли во мне страстное желание насладиться настоящим свиданием с Элеонорой, невзирая на ее тетку и на моего отца, словно сговорившихся между собой. Ночью я только об этом и думал, и в моей голове возник смелый план, который утром был одобрен баронессой, а вечером приведен в исполнение. Проснувшись на следующий день, я для верности обзавелся сильной мигренью. За обедом я жаловался на нее, вечером она причинила мне такие страдания, что де Белькур сам посоветовал мне лечь спать. Подождав, пока я засну, отец ушел, а когда он ушел, я проснулся. С помощью моего сообразительного слуги к нам тайком проник искусный парикмахер. Благодаря моей ловкости и заботливости того же Жасмена, взявшего на себя обязанности горничной, я недурно одел с головы до ног мадемуазель де Брюмон; слишком невнимательный или чересчур услужливый швейцар не заметил, как она уходила, а скверный фиакр сейчас же отвез ее к баронессе де Фонроз. Время подходило к полуночи. Мы хотели приехать к Элеоноре попозже, так как маркиза могла еще сидеть у своей племянницы. Баронесса запретила кучеру въезжать во двор дома, боясь кого-нибудь разбудить. Когда мы вошли, с графиней были только ее служанки и муж, а тетка, как мы и надеялись, уже ушла спать.

— Так поздно? — удивился граф.

— Мы хотели, — ответила баронесса, — попросить вас дать нам поужинать, нас задержали в другом месте. Мадемуазель в этот час не могла вернуться в свой монастырь и не согласилась ехать ночевать ко мне. Она предпочла обратиться к вам и попросить вас уступить ей маленькую комнату, которую она занимала здесь в недалеком прошлом.

— Она поступила здраво, — сказал граф.

— Отлично! — воскликнула моя Элеонора. — Пусть она почаще доставляет мне такие приятные неожиданности!

— Значит, ваш отец поместил вас в монастырь? — продолжал де Линьоль.

— Да, граф.

— Куда же?

— Простите, мне не позволено никого принимать.

— Понимаю, — сказал он шепотом и очень таинственным тоном, — из-за виконта?

— От вас ничего не утаишь!

— О, это ясно, потому что мне понятны все движения души. Но вот что странно: я напрасно искал этого молодого человека в Версале: его там никто не знает.

— Я же говорила вам, — прервала его госпожа де Фонроз, — он действительно имеет влияние на министра, но редко показывается при дворе.

— А я просила никогда не напоминать мне о нем! — крикнула графиня.

— Кстати, — заметил мне граф, — я сердит на вас.

— За что?

— Две недели тому назад вы приехали в Гатине на праздник, а утром уехали, не...

— Вам, вероятно, сказали, что строгое приказание призвало меня обратно в Париж?

— А как идет составление шарад? — спросил он.

— Последнее время очень плохо. Впрочем, вчера я начала одну, но у меня было очень мало времени.

— Сочувствую, мадемуазель. Что ж, надо наверстать потерянное время.

— Непременно, граф.

— Вот ваша ученица, вы забросили ее. Смотрите, она рассердится, вам откажут от места, и меня пригласят вместо вас.

— Нет, граф, — живо сказала госпожа де Линьоль, — не надейтесь! Недавно мне уже предлагали это, но я отказалась.

— Как, неужели мадемуазель де Брюмон сделала вам это странное предложение?

— Нет, слава богу, нет.

— Смотрите, графиня, она, может быть, решится на это. Вы увидите, — прибавил граф, слегка ударив меня по плечу, — что, в сущности, это утомительное ремесло.

— Для вас да, — возразила его жена, — но я уверена, что мадемуазель де Брюмон никогда не устает.

— Конечно, графиня, и все эти дни мне было так скучно без шарад.

— Прекрасно, — прервала госпожа де Фонроз, — дайте ей урок. Я уезжаю.

— Я вас не задерживаю, — ответила ее подруга, — потому что мне хочется спать.

— В таком случае, я провожу баронессу до ее кареты, а оттуда пройду к себе. Спокойной ночи!

Графиня отослала своих служанок и, когда мы остались одни, бросилась в мои объятия и сладкими ласками вознаградила за мой смелый план.

О вы, читатель, имевший счастье провести целую ночь в постели вашей любовницы, если вы действительно были достойны такой великой милости, то вам довелось испытывать восхитительные наслаждения разного рода. Заурядному любовнику дается лишь один час упоения страстью, и только избранные знают, что такое час следующий: это время нежной близости, время хорошо прочувствованных слов, по-настоящему убедительных уверений, волшебных признаний, ласковых излияний, сладких слез и несравненных сердечных утех. В такие минуты влюбленные с одинаковым воодушевлением вспоминают свою первую встречу, первые желания, а обращаясь к чарующему настоящему, радуются счастью, которого они добились, несмотря на все препятствия, и, видя в будущем только длинный ряд чудных дней, с полным доверием отдаются мечтам и надеждам.

— Да, — сказала Элеонора, — у меня возник замечательный план, лучший на свете, я хочу жить и умереть рядом с тобой. Я соберу самые необходимые вещи и мои украшения. Я не желаю, чтобы де Линьоль мог пожаловаться, что мы причинили ему ущерб. Мы уедем из Франции и поселимся, где ты захочешь. Любая страна покажется мне прелестной, потому что ты будешь рядом. Мои драгоценности стоят тридцать тысяч экю; мы их продадим и в красивом месте купим не замок, нет, даже не дом — хижину, Фоблас, маленькую, славную хижину 42. И пусть там будет место для одного, потому что мы превратимся в одно существо.

— Да, милая, мы превратимся в одно существо!

— Нам не нужно двух спален. Правда, Фоблас? Мы ведь не будем спать по отдельности!

— О нет, в одной спальне, в одной постели.

— А сад у нас будет большой, и мы прикажем хорошенько возделывать его. Знаешь, мы женим на хорошенькой крестьянке очень бедного крестьянина, который будет ее любить. Мы отдадим им наш сад; они возделают его для себя и позволят нам брать все, что нужно для нашего пропитанья. Мы много не возьмем... Ведь мы с тобой едим только, чтобы жить. Кстати, мне не нужно горничной! Если она войдет в комнату, когда мне захочется сказать: «Я тебя люблю», — это меня чрезвычайно стеснит. И разве так уж необходимо, чтобы кто-нибудь помогал мне одеваться? Ведь я сама увижу, как тебе больше нравится.