Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Розамбер (с энтузиазмом). Самого молодого, но самого грозного; юношу красивого, поразительно ловкого, удивительно сильного и необычайно бесстрашного! И я, графиня, я согласился бы отдать свою жизнь, если бы он не принес вам ушей капитана, вырази вы желание наказать вашего деверя.

Баронесса (поспешно). Но вы не потребовали бы этого, не правда ли, графиня, вы не попросили бы его обрезать уши капитану? Вы отомстили бы этому головорезу только презрением, которого заслуживают его угрозы.

Капитан. Какое мне дело до того, что меня презирают какие-то жеманницы! До поры до времени я расположусь здесь.

Графиня. В этом доме? Никогда!

Капитан. Как, брат, я не буду жить у тебя?

Графиня. Конечно нет, я не согласна...

Капитан (графу). Брат, ты не отвечаешь? Ты не велишь ей молчать? А, ты позволяешь жене вертеть тобой! Черт возьми, хотел бы я на одни сутки занять твое место и сделаться мужем этой сороки! Я бы ей показал! (Графине) Ну-ну, не сердитесь! Я не останусь здесь против вашего желания, но размещусь на этой же улице, и знайте, принцесса, за вами станут следить. Помните, не я буду виноват, если вы сподобитесь стать потаскухой.

При последнем оскорблении графиня пришла в бешенство и вместо ответа бросила капитану в лицо подсвечник, стоявший у нее под рукой; я заметил, что грубиян хочет ответить ударом на удар. Левой рукой я остановил его уже поднятую руку, а правой схватил верзилу за воротник и так сильно толкнул его, что он отлетел в конец комнаты, ударился об оконную раму и разбил стекла. Если бы не решетка, капитан вывалился бы на улицу.

— Браво, моя милая Брюмон! — крикнула д’Арминкур. — Убей его! Убей этого долговязого негодяя, который до смерти пугает меня, оскорбляет мое дитя, поднимает руку на мою Элеонору!

Я не нуждался в одобрениях маркизы. Меня переполняла такая злоба, что, заметив в кресле шпагу де Линьоля, которую он накануне оставил в спальне жены, я бросился к ней. Розамбер, один сохранивший во время скандальной сцены некоторое присутствие духа, подбежал ко мне.

— Несчастный, — шепотом сказал он, — если вы ее обнажите, вы выдадите себя!

Между тем капитан, сидя на полу, с удивлением смотрел на меня, недоверчиво оглядывал себя, громко смеялся и говорил:

— Однако эта девчонка отшвырнула меня... то ли у нее железные руки, то ли это я превратился в соломенное чучело! Черт возьми, вот что бывает, когда на тебя нападут врасплох: ребенок может осилить великана. Но она хотела схватить шпагу! Чем же я стал бы защищаться от вас, барышня? Шпилькой? — Наконец он поднялся с места.— Прощайте, очаровательные дамы, прощай, мой бедный брат, прощайте, моя милая сестричка, я не забуду вашего радушного приема. Черт возьми, я буду поблизости и глаз с вас не спущу.

Он ушел.

— Я вами восхищаюсь, — сказала госпожа де Линьоль своему мужу — Ваше спокойствие прелестно! Значит, вы позволили бы меня убить, не двинувшись с места?

Граф ответил ей с озабоченным видом:

— Да-да.

— Что такое?

— Ах, простите меня, мое тело было здесь, но разум отсутствовал... Я обдумываю план новой поэмы, в ней будет восемь строк, хотя, может быть, я дойду до двенадцати. И так как доктор уверяет, что равновесие все равно не восстановится, я желаю оправдать его похвалы моему гению, как он выражается. Я хочу, чтобы эта поэма была настоящим шедевром, как он назвал мои другие шарады. Я ухожу, чтобы поработать над ней.

Мы несколько минут сидели молча и беспомощно смотрели друг на друга. Каждый из нас, ошеломленный настоящим и с беспокойством думавший о будущем, мысленно оценивал положение вещей. Первой открыла рот баронесса и посоветовала нам быть как можно осторожнее; маркиза объявила, что шевалье не должен никогда более встречаться с ее племянницей; племянница возразила, что она лучше умрет, чем откажется от меня. Я же взглядом, полным любви, уверил Элеонору в моем непоколебимом постоянстве и поклялся, что ее грубый деверь очень скоро заплатит мне за дерзкие речи, обращенные к ней, и за тревоги, которые он внушил всем нам.

— Вот, — сказал Розамбер, — самое скверное решение. Друг мой, во имя общих интересов вы обязаны затаить вашу злобу на виконта. Вам остается только одно: ждать. Когда графиня увидит, что невозможно долее скрывать свое положение, она объявит о нем мужу. Ему придется, как и многим другим, смириться и признать ребенка. Конечно, очень может быть, капитан вознегодует, и только тогда, Фоблас, пробьет ваш час. Вы скажете два слова этому невоспитанному моряку, и, я уверен, дело разрешится.

Все признали, что Розамбер дал бесконечно разумный совет. Маркиза, рыдая, поблагодарила меня за то, что я защитил ее племянницу, попросила и впредь всегда защищать Элеонору, а потом приказала уйти и никогда не возвращаться.

— Бедные дети, — прибавила она, видя, что мы также плачем, — ваше горе разрывает мне сердце, но так надо, надо. Ах, де Розамбер, почему не он ее муж!

— Приходи сегодня вечером, — прошептала моя Элеонора, — нам нужно сказать друг другу очень многое!

— Да, милая, да.

— Приходи пораньше, потому что маркиза должна присутствовать на подписании брачного договора одной своей родственницы и не приедет к ужину.

Не обращая внимания на тетку, Элеонора бросилась в мои объятия, прижала меня к груди. Она осыпала меня ласками и с восторгом целовала мои перья, мой шейный платочек, пояс и мое платье, точно прощаясь с моим женским нарядом, точно угадывая, что ей уже не суждено увидеть мадемуазель де Брюмон.

Нас разлучили с трудом.

— Ах, баронесса, — попросил я, — останьтесь с ней хотя бы ненадолго и постарайтесь ее утешить!

— Хорошо, — ответила де Фонроз — Розамбер приехал в карете, он может проводить вас. Через час я буду у барона.

— Эту женщину стоит пожалеть, — сказал мне Розамбер, — потому что она действительно привязана к вам.

— Неужели вы думаете, Розамбер, что я ее не люблю?

— Ну, кто бы сомневался! Я знаю, вы всех любите.

— О нет, ее я люблю всем сердцем, я люблю ее больше...

— Чем Софи?

— Чем Софи?.. О нет, не больше, чем Софи.

— Больше, чем госпожу де Б.?

— Да, мой друг.

— Тем лучше для меня! — воскликнул он. — Но тем хуже для милой графини, так как, вероятно, поэтому маркиза ее ненавидит.

— Ненавидит?

— Конечно. Неужели вы не понимаете, что именно маркиза де Б. написала письмо виконту де Линьолю?

— Как, Розамбер, неужели вы считаете ее способной пойти на такую... такую...

— Мой друг, вы недостаточно остерегаетесь этой женщины.

— Мой друг, вы слишком боитесь ее... Впрочем, прошу вас, поговорим о чем-нибудь другом.

— С большой охотой. Я сообщу одну новость, которая вас очень удивит и порадует: завтра моя свадьба.