Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— И вы хотите, чтобы это известие меня изумило? Вы поправились, это ясно, теперь вы каждый день будете задавать свадебные пиры!

— Не думайте, что я шучу. Я женюсь всерьез.

— Еще бы не всерьез!

— Да, всерьез, я дам клятву у алтаря.

— Не может быть, не верю своим ушам!

— Между тем вопрос о моей свадьбе обсуждается уже две недели. Впрочем, с меня взяли клятву решительно никому не говорить ни слова о моей помолвке. Родители невесты, боявшиеся возражений остальных членов многочисленной семьи, потребовали глубочайшей тайны. Они даже купили позволение не оглашать нашу помолвку. Моя мать тоже советовала мне молчать, она опасалась, чтобы чья-нибудь нескромность не помешала мне заключить этот чрезвычайно выгодный союз.

— Я не могу опомниться от изумления. Как, Розамбер в двадцать три года мог решиться!..

— Пришлось. Прежде всего меня уговорила графиня ***, вы помните подругу госпожи де Б.?

— Да.

— Она принялась за дело с необычайным жаром. Хотя графиня прикрывала различными предлогами свое стремление женить меня, я отлично понял ее тайные побуждения. Я сразу понял, что она старается устроить мой брак не столько из расположения ко мне, сколько из желания досадить своей бывшей подруге. В этом отношении, сознаюсь, мы с ней оба питали одинаковые чувства. Кроме того, меня уговаривала маркиза...

— Маркиза?

— Стоит упомянуть о какой-нибудь маркизе, он воображает, что говорят о маркизе де Б.! Нет, шевалье, маркиза, о которой теперь идет речь, не влюблена в вас. Я говорю о моей матери, госпоже де Розамбер. Маркиза меня уговаривала, просила, умоляла; она даже плакала. Против слез матери устоять нельзя. Итак, я сдался. Сегодня вечером я подписываю брачный договор, завтра я получу двадцать тысяч экю годового дохода и хорошенькую девушку.

— Хорошенькую?

— Вполне, правда, вид у нее совершенной дурочки... И она так невинна, что можно умереть от смеха.

— Сколько ей лет?

— Еще нет и пятнадцати. О, мне придется воспитывать ее с самого начала!

— Как ее имя?

— Вы все узнаете послезавтра. Послушайте! Послезавтра приходите ко мне пораньше без церемоний, чтобы позавтракать во время туалета новобрачной. Вы любите лица новобрачных на следующий день после события? 48 Нравится вам смотреть, как новоявленная женщина с кругами под опущенными глазами и с совершенно изумленным видом ходит, с трудом передвигая ноги? Вы смеетесь?

— Да-да, вы напомнили мне об одной особе.

— Он прав! А я-то хорош, стараюсь, расписываю то, что он знает лучше меня. Ведь он видел очаровательную де Линьоль и прелестную Софи, а может, и других, о которых никогда не говорил. И все же, шевалье, вы сможете насладиться новым удовольствием — удовольствием наблюдателя; интересно, какие ощущения вызовет у вас честно выданная замуж Аньеса, которая только что утратила невинность и испытывает небольшие тайные страдания и прелестное замешательство, однако не по вашей милости.

— Это, мой милый Розамбер, идея откровенного распутника!

— Не будьте ребенком, не отказывайтесь. Ведь я тоже выиграю: я буду опьянен счастьем сильнее того, кто придет мне завидовать... завидовать напрасно... Я знаю все неудобства брака, знаю самое неизбежное из них, в особенности для человека, имеющего честь быть близким другом шевалье де Фобласа. Но на этот раз, господин победитель, не поздравляйте себя заранее с новой победой. Я надеюсь (и бесстрашно в этом признаюсь), я надеюсь, что всеобщее братство обманутых мужей не возрастет за счет моей особы.

— Опять исключение! Неужели это Розамбер накануне свадьбы говорит на языке супругов? Неужели он уже забыл, сколько раз слепота и упорство этих господ давали повод для самых непристойных шуток? Все хором соглашаются, что нет такого мужа, который не был бы обманут, и при этом каждый уверяет, что является исключением. И вы туда же, Розамбер, и вы туда же!

— Фоблас, выслушайте меня и скажите, не имею ли я некоторых оснований ожидать более счастливой участи. Нельзя не отомстить старому холостяку, пресыщенному удовольствиями, утомленному прежними любовными похождениями, смотрящему с отвращением и на свет, которому он докучает, и на женщин, которые его бросают; старому холостяку, просвещенному опытом прежних лет; старому гуляке, осмеливающемуся, несмотря ни на что, пойти наперекор веку нынешнему и будущему. Если он женится на молоденькой женщине, он всем нам в таком случае бросает наглый вызов. Все молодые и неженатые люди должны поступить с ним так, как он поступал с другими, они обязаны отомстить. Все холостяки должны встать как один и покарать хвастуна. Но я молод, обласкан светом, женщины ко мне благосклонны, и я ни в чем не откажу моей жене, а потому...

— Довольно, Розамбер, не договаривайте, умоляю вас, вы поражаете меня! Вероятно, в браке кроются особые чары, раз он смог затуманить даже ваш светлый ум! Я вас не узнаю; право, если бы не мои печали, я посмеялся бы над вами!

— Правда? Мне придется поостеречься: вы меня пугаете. Ну что же, решено, я как человек светский заранее смиряюсь и подчиняюсь судьбе. Даю вам слово: что бы ни случилось, я останусь самим собой. Да, если у моей молодой жены появится какая-нибудь сердечная склонность, ей придется необычайно неловко вести себя, чтобы я что-нибудь заметил, уверяю вас. Кажется, мужчина не в состоянии лучше загладить свои былые проступки. Лучше начать невозможно! Предоставляю вам полную свободу.

— Мне, Розамбер? Ах, желаю, чтобы все на свете уважали ваши счастливые узы так же глубоко, как Фоблас. Ведь я только повторял ваши же изречения. Я никогда не думал и не говорил ничего подобного. Я никогда не соблазнял, скорее, сбивали с пути меня. Маркиза была моей первой привязанностью, Софи есть и будет моей единственной страстью, госпожа де Линьоль станет моей последней любовью.

— Да услышит и хранит вас Бог!

У Розамбера дома было какое-то дело, мы вместе проехали к нему и просидели в его комнате целых два часа. Для меня это время промелькнуло незаметно, потому что граф не мешал мне говорить о моей Элеоноре. Наконец я вернулся домой. Когда я входил к отцу, госпожа де Фонроз столкнулась со мною в дверях; барон, казалось, был очень взволнован, я заметил, что побледневшая баронесса дрожит.

— Что ж, — воскликнула она с плохо скрытой досадой, — мы постараемся, чтобы эта потеря не слишком огорчила вас... Вот и вы, прелестная девица, проводите меня до кареты. Шевалье, если вы вскоре увидите вашу жестокую маркизу, скажите ей, что я погублю ее, хотя бы мне пришлось погибнуть вместе с ней.

Я переоделся, мы сели за стол; но ни у господина де Белькура, ни у меня вовсе не было аппетита.

— Отец, вы ничего не едите!

— Сын мой, я болен от беспокойства и печали. Но вы также ни к чему не прикоснулись.