Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Нет, а что?

— Да так, ничего. Послушайте, Фоблас, будьте снисходительны, я сегодня страшно глуп.

Я поспешил уйти, чтобы Розамбер не заметил, как изумление сменилось на моем лице ужасным желанием расхохотаться.

Отец ждал меня с нетерпением. Входя, я услышал, как он говорил Аделаиде:

— Ах, несчастное дитя, ты думаешь, я был бы спокоен, если бы это действительно случилось? Идите сюда, — крикнул он, заметив меня, — ваша сестра уже в полном отчаянии. Она уверена, что с вами что-то стряслось и что я это скрываю.

— О, дорогой брат, — воскликнула Аделаида, — еще немного, и я умерла бы от беспокойства! Когда же вы будете драться только из-за Софи?

— Кстати, — продолжал барон, — я все хотел задать вам один вопрос, но вспоминал о нем только в ваше отсутствие: скажите, где письмо дю Портая?

— Отец, оно было у меня, но я потерял его в Монтаржи в тот вечер, когда заболел. Без сомнения, графиня Линьоль нашла его, но я не решаюсь спросить. Правда, меня очень удивляет, что она сама никогда о нем не упоминала.

Вечером того же дня Розамбер привез к нам свою жену. Она издали узнала мою сестру, которой никогда не видела, и остановилась пораженная.

— Пойдемте, — сказал ей муж. — Почему вы застыли на пороге?

— Ну, мне кажется, — ответила молодая графиня, по-прежнему глядя на Аделаиду, — да, мне кажется, это она.

— Кто она?

— Ну, та молодая девушка, которую я считала своей подружкой.

— Вы знаете эту молодую особу?

Во время короткого разговора между мужем и женой я старался придумать, как помешать молодой женщине окончательно выдать себя. Если уйду, я поставлю сестру в неудобное положение из-за глупых упреков графини, которая конечно же придет в полное замешательство после моего неизбежного возвращения в гостиную. Следовательно, мне оставалось только поскорее привлечь к себе внимание госпожи де Розамбер и таким образом напомнить ей о тех разъяснениях и осторожных советах, которые старая д’Арминкур наверняка дала «невинной» де Мезанж накануне свадьбы. Я так и сделал. Я подошел к молодой графине и почтительно склонился перед ней.

Графиня вскрикнула, беспомощно опустила руки, совершенно потерялась и в полуобморочном состоянии прислонилась к двери. Несмотря на это, она не переставала переводить глаза с моей сестры на меня; я видел, что она все еще не могла решить, кто из нас двоих был ее нежной подружкой.

— Вот поистине странная и театральная встреча! Но сдается мне, что в этой весьма забавной сцене не я играю главную роль, — заметил граф.

Отец прошептал мне с другой стороны:

— Опять недоразумения, опять последствия какого-то любовного приключения!

— Вы знаете эту молодую девушку? — продолжал граф, указывая жене на мою сестру.

Графиня, очень некстати пожелавшая схитрить, ответила:

— Ах нет, я совсем не знаю мадемуазель де Брюмон.

— Де Брюмон? — повторил Розамбер. — Да будет проклят тот недобрый гений, который подсказал вам это имя! Итак, — продолжал граф, ударив себя по лбу, — сомнений нет. Я стал, что называется, мужем, настоящим мужем! Я стал им еще до свадьбы! А как так получилось, я когда-нибудь узнаю.

Отец наклонился к уху графа, советуя ему держать себя в руках.

— Здесь моя дочь, — сказал он.

— Вы правы, барон, я поступил непростительно, подняв шум из-за такой безделицы, но даже хорошо подготовленный человек всегда вскрикивает от удара. Я человек мужественный, через мгновение я вполне оправлюсь. Сейчас вы увидите меня совершенно спокойным... Тем не менее сознайтесь, что у вашего сына лукавая звезда, благосклонная к нему, но роковая для всех, кто с ним соприкасается.

Он не мог удержаться от того, чтобы не задать жене еще нескольких вопросов:

— Графиня, вы нигде не видели этой молодой девицы?

— Нигде, ей-богу; нет, я даже не встречала ее у моей кузины де Линьоль.

— Ах, зачем расспрашивать, когда... когда человек уверен. Хорошо, графиня, хорошо. Довольно, шевалье расскажет мне остальное.

Казалось, граф на что-то решился. Все сели, и разговор перешел на безобидные темы. Между тем новобрачная, говорившая мало, почти не спускала с меня глаз. Она смотрела с выражением, которое показывало, что если она все еще была немного недовольна и удивлена тем, что я когда-то поддержал ее заблуждение, воспользовавшись ее неведением, то все же не желала вечно сердиться на меня. Розамбер всеми силами пытался скрыть одолевшее его беспокойство. Когда графиня засмеялась, он спросил, что ее развеселило.

— Ну, я смеюсь потому, что он смеется.

— Ах, он! Он! Графиня, а почему смеется он?

— Ну, может, он смеется над тем... Ну, я не знаю, над чем.

Граф напрасно старался скрыть свою досаду, напрасно старался подавить глубокий вздох. Самолюбие не позволяло Розамберу показывать, как он огорчен, и он решил уйти.

— До свиданья, — сказал он мне, — и никаких обид. Можно ли завтра вечером застать вас дома?

— Да, мой друг.

— Ждите меня.

— А я приеду с вами? — спросила у него графиня.

— Что за вопрос! — ответил он ей довольно небрежно. — Как вам будет угодно. Однако должен вам заметить, что женщины не могут запросто являться к молодым людям, тем более каждый день.

Графиня направилась к лестнице. Я предложил ей руку.

— Ах! Ну, я очень рада! — сказала она и пожала мои пальцы. — Но я все же на вас сердита. Вы все-таки обманули меня.

— Молчите, молчите, графиня! — заметил Розамбер. — О таких вещах нельзя говорить при свидетелях, тем более при муже.

Они уехали. На следующий день в шесть часов пополудни граф вошел в мою комнату. Жену он оставил дома. Подходя ко мне, он хохотал.

— Все это смешно, ужасно смешно!

— Что именно?

— Да то, что графиня мне рассказала.

— Как! Вы видели госпожу де Линьоль?

— Да нет же, я говорю о моей жене. Она все рассказала, и при ней я старался быть серьезным во имя приличий. Теперь же позвольте мне вдоволь посмеяться: вы рождены для уморительных приключений!

— Розамбер, если вам угодно, чтобы я вам ответил что-нибудь, объяснитесь.

— Ах, на этот раз я, кажется, выражаюсь достаточно ясно, но, если вы настаиваете, я буду говорить еще понятнее.

— Сделайте одолжение.

— Вот как! Слушайте же! Графиня сказала, что раньше, чем стать моей женой, она была женой вашей.

— Неправда!

— Как, вы отрицаете это, вы?

Я быстро прервал его:

— Граф, выслушайте меня, прошу вас... Все ваши вопросы останутся без ответа, они бесполезны. Я не такой жестокий фат, чтобы обвинять вашу жену, если всё это выдумка; если же она сказала правду, я не настолько глуп и нескромен, чтобы говорить об этом ее мужу.