Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Маменька, вы на самом деле считаете его несчастным?

— Как вы можете сомневаться? Разве Розамбер должен был погибнуть от руки маркиза? Получается, он оклеветал и опозорил меня безнаказанно. Значит, мне не удастся принудить его раскаяться в подлости и признаться во лжи. Судьба снова обманула и мое мужество, и мои надежды!

— Не обвиняйте судьбу. Ваше мужество было вознаграждено в Компьеньском лесу, а вчера увенчались все ваши надежды.

— Увенчались?

— Узнайте, что сказал граф, готовый потерять сознание. Задыхаясь, он произнес: «Фоблас, скажите маркизе де Б., что, умирая, я раскаиваюсь в моих жестоких поступках... жестоких более, чем вы думаете. На самом деле...»

— Что же?

— Милая маменька, граф не смог договорить.

— Не смог договорить! А как вы истолковали то, о чем он невольно умолчал?

— Мне кажется, тут не может быть никаких сомнений!

— И все же, что, по-вашему, он хотел сказать?

— По-моему, граф хотел признаться, что никогда не обладал вами... я хочу сказать, ни вами, ни вашей любовью...

— Хотел признаться! — воскликнула она, сжав мои руки. — Так вы думаете, вчера он сказал правду?

— Маменька, иначе мне было бы очень больно.

Она прижала мою руку к своему сердцу.

— Вы верите, Фоблас! Мой друг, почувствуйте, как бьется мое сердце! Вот первое мгновение радости за все эти полгода. О, дайте, дайте мне поплакать. Уже давно я лью только горькие слезы. Теперь эти сладкие слезы облегчают мне душу, ведь клевета убивала меня! Однако, Фоблас, я была бы гораздо счастливее, если бы сама смыла оскорбление кровью врага. Только тогда я была бы полностью оправдана в твоих глазах. Нет, что я говорю! — Ее горячие губы прижались к моим губам. — Что значит моя месть? Ведь я снова чиста перед тобой! Теперь ты можешь вернуть мне и уважение, и нежность, равную...

Опьяненный ее поцелуями, я ответил ей бурными ласками.

— Хорошо же! — воскликнула она, сдаваясь. — Пусть моя любовь, моя непобедимая любовь восторжествует. Вот уже два месяца я борюсь с ней так, как может простая смертная. Она столько раз пыталась вырвать у меня мою тайну! Пусть она торжествует, пусть подарит мне вместе с моим любимым несколько мгновений высшего счастья! И пусть мне снова придется расплачиваться за них веками мучений, и пусть мне снова суждено услышать, как даже в моих объятиях неблагодарный призывает свою Софи и жалеет госпожу де Линьоль! И пусть я когда-нибудь отдам за них жизнь!

Больше она ничего не сказала. Я отнес ее на ложе наслаждения, наши души слились. О, какая ужасная, неожиданная катастрофа нарушила наши восторги и сменила вздохи любви криками ярости и боли.

Дверь нашей комнаты резко распахнулась.

— Теперь вы верите? — сказала госпожа де Фонроз маркизу де Б.

Маркиз, который уже не мог сомневаться в своем несчастье, пришел в неистовство. Со шпагой в руке он кинулся на меня — застигнутого врасплох, безоружного и беззащитного. Маркиза, моя великодушная возлюбленная, бросилась ему наперерез. Маркиз поразил ее. Великий Боже! Однако госпожа де Б. устояла и, мгновенно выхватив из сумки два заряженных пистолета, выстрелила. Баронесса упала к ее ногам.

— Вы хотели отнять мою жизнь, — сказала она мужу. — Теперь ваша жизнь в моих руках... Я не буду мстить за себя... Но, объявляю вам, я полна решимости во что бы то ни стало спасти его!

Как я ни старался поддержать маркизу, она упала на колени, оперлась правой рукой о пол, а левой протянула мне свой второй пистолет.

— Возьмите его, Фоблас, а вы, господин де Б., знайте: один шаг, и он вас остановит.

Она потеряла сознание. Маркиз не угрожал мне. Роковая шпага выпала из его рук.

— Несчастный! — закричал он в полном отчаянии. — Что я наделал! Куда бежать! Где скрыться от себя самого? Не покидайте ее, помогите ей. Господи, где здесь выход?

От волнения он в самом деле с большим трудом нашел дверь.

Между тем госпожа де Фонроз с раздробленной нижней челюстью страшно кричала. Прибежало множество незнакомых мне людей, но я почти не видел их. Явились доктора. Баронессу унесли, я и еще трое незнакомцев подняли маркизу и положили умирающую на ту самую кровать, на которой несколько минут тому назад... О боги! Боги-мстители! Ваш приговор был слишком жесток!

Глубокая рана виднелась слева, под самым сердцем. Казалось, госпожа де Б. не проживет и ночи. Ей наложили повязку, и после долгого обморока она очнулась.

— Фоблас, — застонала она, — где Фоблас?

— Я здесь, я здесь, о, я в отчаянии...

— Сударыня! — воскликнул один из докторов. — Вам нельзя говорить!

— Даже под страхом смерти, — возразила она, — я должна с ним поговорить. — И угасшим голосом прибавила: — Друг мой, вы еще вернетесь, вы не позволите равнодушным людям закрыть мои глаза. Вы примете мои последние признания и мой последний вздох, но сейчас оставьте меня ненадолго, спешите. Из Версаля сейчас придет приказ об аресте... Бегите и, если еще не поздно, спасите несчастную графиню!

Я бросаюсь к выходу. Я не иду, а лечу по улицам. Моя Элеонора, тебя хотят заточить в монастырь! О, им придется сначала отнять у меня жизнь! А что, если ужасный приказ уже привели в исполнение? Тогда не останется ни малейшей надежды! Графиня, нетерпеливая и чувствительная графиня не вынесет даже недельного заточения и разлуки со мной: и мать, и ребенок погибнут. О, я несчастный! Неужели мне придется пережить их? Нет, никто не помешает мне последовать за ними.

С такими печальными мыслями я прибежал в дом госпожи де Линьоль. Не останавливаясь подле будки швейцара, я крикнул: «Ла Флёр!» — в одно мгновение пролетел через двор, бросился на потайную лестницу и постучался в маленькую дверь комнаты мадемуазель де Брюмон. К ней подбежали, ее отворили... Боже, какая радость! Это была графиня. Из моей груди вырвался крик восторга. Она ответила мне также радостным восклицанием:

— Это ты, мой друг, уже!

— Элеонора, я боялся, что будет поздно, идем.

— Куда?

— Идем со мной.

— Как?

— Скорее. Твоей свободе грозит опасность.

— Моей свободе! И я не увижу тебя больше?

— Что ты ищешь?

— Мои драгоценности.

— Они у меня дома, ты их там оставила.

— А тетушка?

— Где она?

— В гостиной.

— Беги, простись с ней. Но нет, нет; маркиза захочет увезти тебя в деревню, а ты должна быть со мной. Кроме того, ее страх может выдать нас. Пусть лучше она не знает, что сталось с тобой, хотя бы первое время. Но идем же, спеши, нельзя терять ни минуты.

Мы потихоньку спустились с лестницы. Под покровом ночи графиня прошла до ворот. Там я из предосторожности надвинул шляпу на глаза и постучал в окошко швейцара.

— Это я, я приходил поговорить с Ла Флёром. Дерните за веревку и откройте калитку.

Швейцар, игравший в карты, невольно повиновался. Графиня очутилась на улице. Я бросился за ней. Элеонора взяла меня под руку и ускорила шаги. Мы не осмеливались обменяться ни словом, все встречные внушали нам страшную тревогу. Так, с жестоким беспокойством на душе, но еще надеясь на хороший исход, мы дошли до Вандомской площади.