Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Ты вышел на свободу. Я решилась вновь увидеть тебя... решилась. Это было моей первой ошибкой. Она повлекла за собой и мои последующие заблуждения, и мою трагическую гибель.

Четыре месяца я не видела тебя, я думала, что разлука исцелила меня от роковой страсти; по крайней мере, я надеялась на это, когда позвала тебя к де Мондезир. Во время нашего первого свидания твое присутствие уже не волновало меня так, как раньше; я без досады говорила с тобою о Жюстине, без особой горечи упоминала о графине, обсуждала Софи — без смущения, без гнева, без ревности. Я совершенно искренне сообщила тебе о своих похвальных намерениях, как мне казалось, неизменных, и я рассталась с тобою, радуясь в душе, что питаю к Фобласу только дружеское расположение.

Безумная, как я обманывалась! Огонь еще тлел под пеплом, первая же искра разожгла новый пожар.

Вспомни день, когда я прощалась с тобой перед отъездом в Компьень. До тех пор я испытывала только желание отомстить Розамберу, из-за тебя я познала страх смерти. Я подумала, что, может быть, мы вскоре навеки расстанемся, и похолодела от ужаса. Я по-прежнему стремилась наказать врага, но гораздо сильнее жаждала очистить себя в глазах моего любимого. Неожиданные опасения, порожденная ими нерешительность, глубокое смущение, трепет сердца — все сказало мне тогда, что, посягая на жизнь Розамбера, мне следовало прежде всего защищать мою собственную жизнь, что самое важное — не победа над графом, а жизнь, моя жизнь. Я должна была жить, чтобы любить тебя.

Я не до конца еще поняла эту истину, даже когда в Компьене, в минуту упоения победой, эта тайна сорвалась с моих губ при тебе и графине. Однако, увидев, как ты стремишься к самой опасной моей сопернице, я уступила инстинкту возродившейся ревности и посоветовала тебе вернуться в Париж с Элеонорой. Не отдавая себе полного отчета в моих чувствах, я лишь отчасти догадалась, что обманывала себя, обещая моему другу вернуть ему Софи и спокойно созерцать эту любовь. Вскоре я признала, что женщина, сумевшая наступить на собственное самолюбие, все же не может надеяться, что даже ценой героических усилий ей удастся совершенно и окончательно отречься от своих желаний. Я признала, что влюбленная женщина, отказавшись от своего счастья, не в силах спокойно вынести счастье другой. Это возмутило меня, я затрепетала... Не осмеливаясь еще создать новый план, я остановилась на решении до поры до времени отсрочить встречу, одна мысль о которой наполняла меня тайным отчаянием.

Я сейчас же отправила Депре к дю Портаю, велев сообщить ему о твоем скором прибытии во Фромонвиль; я поручила также моему слуге окружить тебя препятствиями на тот случай, если графиня позволит тебе отправиться за Софи. Фоблас, ты бледнеешь, дрожишь. О любимый мой, слишком любимый, прошу, не осуждай меня! О ты, причина всех моих проступков, не откажи мне в некотором снисхождении! Поверь, счастлива та женщина, которой любовь подсказывает только непредосудительные поступки; счастлива возлюбленная, которой не приходилось ни предавать неблагодарного любовника, ни преследовать соперниц; блаженна та, которая на первом же шагу не очутится на краю бездны.

Если бы ты мог представить, что я вынесла в гостинице Монтаржи, а главное — в замке Гатине, в роковом замке графини! Непостижимый юноша, как можешь ты совмещать в себе столько непостоянства и сердечности, столько нежности и жестокости! Ты по-прежнему любил Софи и при этом обожал графиню де Линьоль! Да, я ясно видела: ты обожал ее. Неблагодарный, в лихорадочном бреду ты повторял имя Элеоноры так же часто, как мое! Жестокий, в минуты просветления ты мне, мне поверял свою горячую любовь к ней! Я дрожала за жизнь моего возлюбленного, он был в ненавистном мне доме, другая женщина ухаживала за ним, когда я с такой радостью сама окружила бы его заботами... Но и этого было мало: мне пришлось еще из уст неверного... Нет, это так страшно, что я не хочу вспоминать. Увы, кто бы подумал, что я не умерла от горя только для того, чтобы испить до дна чашу новых невыносимых страданий, чтобы до конца пережить весь ужас моей судьбы!

Фоблас, вот мой бумажник, достань из него роковое письмо, которое заставило меня принять самые зловещие решения, возьми письмо твоего тестя. Мне оно не нужно, я знаю его наизусть. Какое письмо, великие боги, что говорится в нем обо мне! Дю Портай приписывает мне преступления, мысль о которых никогда не приходила мне в голову; он предсказывает мне будущность, которой я в то время еще не заслуживала. Глубокое сознание несправедливости раздражает гордый дух и очень часто доводит его до самых непростительных крайностей. К несчастью, я узнала это на собственном опыте. «Мадмуазель де Понти будет делить возлюбленного и общественное презрение с маркизой де Б.». О дю Портай, ты плохо знаешь маркизу де Б., которую обвиняет твоя слепая ярость! Она никогда не бывала великодушна наполовину, она никогда не делила своих чувств! Маркиза поспешила в Люксембург не для того, чтобы хотя бы отчасти уступить Фобласа; и не для того, чтобы оспаривать его потом у Софи, она позволила своему другу уехать с женой. Ты платишь ей ненавистью за те жертвы, которые она принесла, и в награду за ее жестокую каждодневную борьбу предрекаешь ей презрение общества и неизбежные злосчастья! Да, я знала, что ты и твоя дочь ненавидите меня, что люди произносят суровый приговор, судя по наружности, и никогда не пересматривают его, что судьба, столь же непреклонная, как они, не отменяет своих решений и что одна беда слишком часто служит залогом еще больших бедствий. Я знала всё это, но ты, вдобавок, уверяешь, что вы никогда не перестанете меня преследовать! Хорошо же! Я не могу от вас защититься, а потому оправдаю вашу злобу. Дю Портай, я устала вечно подвергать себя лишениям без награды, я устала приносить себя в жертву ради неблагодарных. Мне не на что надеяться и нечего больше терять. Прекрасно, я стану пожинать плоды моего позора, радующего тебя; пусть любовь укоротит мою жизнь, конца которой ты жаждешь. Ты увидишь, на что еще способна маркиза, окруженная врагами. Ты увидишь, соглашусь ли я делить возлюбленного. Фоблас, в порыве отчаяния я поклялась, что Софи не вернется к вам и что графиня де Линьоль, в свою очередь, узнает муки, которые я выносила слишком долго.

Я была вынуждена позволить вам приехать в столицу, хотя должна была удалить вас оттуда как можно скорее, чтобы роковая случайность не открыла вам, что ваш тесть снова скрывается в Париже...

— Как, моя Софи...

— Молю вас, — воскликнула госпожа де Б., — не прерывайте меня! Сильный жар поддерживает меня, но если он вдруг спадет, я потеряю силы и не смогу говорить с вами; не прерывайте меня, а главное — постарайтесь скрыть вашу жестокую радость, пожалейте меня хотя бы сейчас. Слушайте! — продолжала она. — Дю Портай уехал из Фромонвиля с вашей женой и двумя незнакомыми мне иностранками. Депре поручил одному из моих агентов остаться в Пюи-ла-Ланде и позаботиться, чтобы вы не нашли там лошадей. Сам Депре последовал за вашим тестем. Дю Портай, отъехав от Монтаржи на несколько льё, расстался с двумя дамами, вышел из экипажа с дочерью, свернул на боковую дорогу, сел на почтовых в Дормане и поехал через Mo по направлению к Парижу. В Бонди мои люди потеряли его след. Он, конечно, в Париже. Но я не знаю, где именно и как он отыскал себе убежище; вот уже более месяца я не могу его найти, несмотря на все усилия.