Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Если я не убегу с Элеонорой, она погибнет. Если я покину Софи, она умрет от горя. Кто на моем месте нашел бы в себе твердость или жестокость, чтобы сделать выбор? Если бы, по крайней мере, кто-нибудь дал мне совет. Пойду к отцу... О я безумец!

Нельзя ли как-нибудь примирить...

— Сударь, — сказал Жасмен, которого я не заметил, — молодая дама видит вас из окна и удивляется, почему вы оставляете ее одну, а сами гуляете по саду.

— Я не хочу видеть никого, никого, а главное — женщин!

— Мой дорогой господин, я говорю о графине.

— А значит, вы говорите о... Чего хочет Элеонора?

— Чтобы вы не оставляли ее одну.

— Скажи ей, что именно об этом я и думаю.

— Но она просит вас сейчас же прийти к ней.

— Да, хорошо, проводи меня.

— Проводи меня! — повторил Жасмен. — Я думал, вы знаете дорогу. О мой дорогой господин, как меня огорчает ваше состояние!

— Это только цветочки. Что делать, Жасмен, пробил мой час. Послушай, мой друг, скоро ты услышишь...

— Что-что? Да говорите же.

— Я не помню, что сказал.

— Вы сказали: «Скоро ты услышишь...»

— Да, о возвращении моей жены. Ничего не говори об этом графине. Осторожно, вот господин де Белькур и мадемуазель де Фоблас. Вернись к графине, я приду за тобой.

Я подошел к отцу:

— О, умоляю вас, позвольте мне еще подумать и поплакать на свободе. Оставьте меня наедине с моим горем. Я не уйду из дома, будьте спокойны, я буду здесь, когда появится Софи.

Отец и сестра ушли из сада, и я снова погрузился в печальные мысли. И снова Жасмен прервал их.

— Мне приходится посылать за вами, — сказала Элеонора, когда я вошел к ней.

— Друг мой, как ты думаешь, твоя тетка уже уехала?

— Что значит этот вопрос?

— Я думал, что госпожа д’Арминкур могла бы взять тебя с собой.

— Увезти меня? И тебя тоже?

— Меня! Может быть, она не захотела бы этого.

— Что же дальше?

— Я приехал бы позже.

— Значит, нам пришлось бы путешествовать врозь?

— А что, если нам будет невозможно бежать вдвоем?

— Что же помешает нашему отъезду? Вы сами час назад говорили мне...

— Час назад я еще не знал... Разве я мог предвидеть...

— Что ты говоришь?

— Ничего, моя Элеонора, я говорю не думая; ровно в полночь мы уедем из Парижа.

Я не мог удержаться от слез. Когда графиня спросила, что вызвало их, я повторил ей поистине жестокий вопрос:

— Как ты думаешь, твоя тетка уже уехала?

— Что мне за дело до тетки! — воскликнула она. — Разве я пожертвовала моим богатством и репутацией для того, чтобы ехать с маркизой? Разве для этого я подвергла себя всевозможным страданиям? Но я вижу, что по мере приближения решительной минуты ваши колебания всё увеличиваются, вы колеблетесь не только при мысли об отце, не смерть маркизы де Б. вызывает у вас слезы. Неблагодарный, вы боитесь поселиться в месте, недоступном для Софи.

— Недоступном для Софи!

— Вспомните, я задумала наше бегство раньше, чем оно превратилось в необходимость. Вспомните, что не отчаянное положение вынудило меня искать убежища за границей. Итак, если вами руководит только желание укрыть меня от гнева родных, вы можете остаться здесь. Объявляю вам, что у меня много средств защититься от врагов.

— Много средств!

— Да, но не доводите меня до необходимости прибегнуть к ним. Если вы уже не любите матери, пожалейте ребенка. Не доводите меня до необходимости прибегнуть к этим средствам, — повторила она, бросаясь передо мною на колени. — Я слишком долго тешила себя надеждой посвятить тебе всю мою жизнь! Для меня было бы слишком ужасно сейчас покончить с ней, обвиняя тебя в жестокости.

Последние слова графини окончательно смутили меня. Не могу сказать, уничтожили мои ответы ее тревогу или, напротив, усилили, но я помню, что в продолжение всего этого долгого дня она была так же печальна и озабочена, как я. Время шло, я чувствовал, как мое горестное нетерпение и тайная борьба возрастают с каждой минутой; мое тело, как и дух, были в смятении. Я то и дело переходил из гостиной в комнатку Жасмена, и у всех я спрашивал, который час, и, не переставая, смотрел на часы. То мне казалось, что время летит, то — что оно тянется нестерпимо долго.

Когда уже начало темнеть, во двор въехала карета.

— Прости, Элеонора, мне необходимо принять гостей, через мгновение я вернусь к тебе.

— Гости! — воскликнула она.

Я не стал слушать дальше, я бросился в коридор. Жасмен ждал моих приказаний.

— Вернись к ней поскорее, не выпускай ее из комнаты.

Я быстрее молнии сбежал вниз, в передней я встретил самую прекрасную из женщин, которая еще похорошела за семь месяцев нашей разлуки. Она упала в мои объятия.

— Любимый, если бы я не верила, что этот счастливый день непременно наступит, я никогда, никогда не вынесла бы страданий!

Мой тесть обнял меня со словами:

— Мне грустно, что я не мог раньше дать вам обоим счастье.

Аделаида в порыве радости оспаривала у меня ласки жены, а отец, прижимая дю Портая к груди, проливал потоки сладких слез.

Мы все вместе прошли в комнату де Белькура. Я не сумею описать вам восторг Софи, восторг ее возлюбленного, невыразимое счастье сестры и наших отцов. Знайте только, что час пролетел как одно мгновение. Увы, знайте, что за целый час я ни разу не вспомнил о графине де Линьоль.

— Если не ошибаюсь, я слышу крик, — сказал барон.

— Крик, отец? Боже мой! А, это Жасмен учится кричать женским голосом! Я вернусь через минуту.

Я застал графиню в припадке ужасающего гнева.

— Наконец-то вы пришли! Разве я ваша пленница? Ваш дерзкий слуга осмеливается силой удерживать меня!

В то же время Жасмен говорил мне:

— Сударь, она хотела броситься из окна, вот почему я загородил его.

— У вас было достаточно времени для беседы с гостями, — сказала графиня, — я надеюсь, больше вы меня не покинете.

— Меня ждут ужинать.

— Слишком рано! Кроме того, вы сегодня не будете ужинать. Когда мы уезжаем?

— Мой друг, я прошу у тебя отсрочки на один день, всего на один день!

— На день, коварный!

Она бросилась к двери, но я удержал ее.

— Оставьте меня, — воскликнула она, — я хочу уйти!

— Ты погубишь себя!

— Я хочу спуститься вниз. Я хочу говорить с ней! Я хочу сказать, что ваша жена — я.

— Что ты говоришь?

— Обманщик! Я видела, как она вышла из кареты. Я ее узнала по фигуре и волосам. О, я узнала женщину, которую видела во Фромонвиле. Ах, как я несчастна! Ах, как она хороша! И, жестокий, ты просишь у меня отсрочки на день! Я останусь здесь, на чердаке, одна, с тоской, тревогой и ужасной ревностью в душе... А он с ней разместится в той самой комнате, в которой недавно... Неблагодарный! Я буду здесь, а он в объятиях соперницы... Ждать целый день? Ни часу! Послушай, Фоблас, — продолжала она с жаром, — ты любишь меня?