Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Вечером, на закате, моему сыну, по обыкновению, показалось, будто он видит ужасающую грозу и слышит роковой бой часов. По обыкновению же, он повторил ужасные слова: «Девять часов! Она там!»

В припадке ярости несчастный называл нас палачами бедной женщины, уверял, что мы мешаем спасти ее. Из соседней комнаты Софи, повинуясь приказанию доктора, закричала как можно громче: «Пустите его! Откройте все двери... Дайте ему свободу!»

Фоблас сейчас же бросился в сад и, заметив реку, кинулся в нее. Мы бежали за несчастным на некотором отдалении, и я сам был готов последовать за ним, если бы понял, что нам грозит новая беда. Около двадцати минут мой бедный сын плавал около моста. Наконец он со стоном вернулся к берегу, ушел в самую темную рощу и долго мрачно молчал, а потом вдруг сказал:

«Раз ты не идешь, значит, именно здесь я вырою тебе могилу. — Казалось, он прислушивался; наконец, как бы повторяя чьи-то слова, вскричал: — Она умерла! Зачем же сообщать об этом?»

Он упал в обморок. Мы отнесли его в дом.

Прощайте, мой друг, когда же вы вернетесь? Когда вы поможете нам выносить наши страдания?

P.S. Я забыл сообщить вам одну новость: перед отъездом из Парижа я узнал, что госпожу де Мондезир отвезли в Сен-Мартен 63. Это следствие справедливого гнева маркиза де Б.

7 мая 1785 г., полночь

Сегодня день прошел спокойнее; он не так часто говорил о маркизе и капитане, но вечером в роковой час ужасное видение повторилось. Так же, как накануне, Софи закричала: «Пустите его! Откройте все двери. Дайте ему свободу!» Он опять бросился в реку, но в темной роще увидел надгробный камень из черного мрамора, принесенный туда по приказанию Уиллиса. Несчастный содрогнулся, потом медленно подошел поближе. Наконец при свете лампы, подвешенной к ветвям кипариса, мой сын прочел надпись: «Здесь покоится графиня де Линьоль». Он упал на могилу, руками и ногами бился о камень и долго стонал, но не потерял сознания. Подле камня положили тюфяки, и после целого часа терзаний он лег на них и заснул. Его осторожно укрыли одеялами. Сон Фобласа кажется мне не таким тяжелым, как прежде.

Я получил на его имя две записки: одну от виконта де Линьоля, другую — от маркиза де Б. Ах, когда же мой сын будет в состоянии ответить своим врагам? Прощайте, мой друг.

9 мая 1785 г., 6 часов вечера

Будем надеяться, мой друг! Произошли некоторые благоприятные перемены. На рассвете он сам вернулся в свою комнату. Днем он проспал несколько часов. При заходе солнца он не видел грозы, но с волнением сказал: «О милосердое божество, неужели сегодня ты меня забудешь? Приближается ужасное мгновение... Избавь меня от врагов».

Его жена сейчас же закричала: «Дайте ему свободу!»

На его лице выразилась радость, он неспешно вышел из дома, направился было к реке, но остановился на мосту и окинул воду печальным взглядом.

«Такая спокойная и такая жестокая!» — сказал он с глубоким вздохом.

Входя в рощу, бедный больной задрожал. Он заплакал, несколько раз поцеловал могилу, потом поднялся и явно стал что-то искать. Наконец он сломал ветку кипариса и на песке, вокруг камня, начертал следующие слова: «Здесь покоится также маркиза де Б.».

Он провел ночь в роще и, точно боясь света, вернулся в свою комнату, едва забрезжил день.

15 мая 1785 г.

По-видимому, Уиллису уже удалось сделать необходимое. Самые опасные воспоминания удалены. Вот уже шесть дней ужасное видение не повторяется, мой сын всё еще не в своем уме, но его бешенство улеглось, и хотя я еще не смею надеяться, что рассудок вернется к моему сыну, я, по крайней мере, вполне уверен, что мы не будем оплакивать его смерть.

Мысли о маркизе и капитане уже реже мучают его, когда же он говорит о них, то не приходит в ярость. Он больше не угрожает Уиллису, не бьет своих сторожей, к нему возвращается природная мягкость характера. В нем также начинает пробуждаться память, но только относительно того, что напрямую связано с маркизой, а главное — с графиней. Неблагодарный никогда не говорит ни о своем отце, ни о сестре, однако иногда его губы произносят имя Софи. Узнает ли он нас? Не знаю, и Уиллис говорит, что нам пока не следует подходить к несчастному.

Ежедневно, после восклицания своей жены, он идет в рощу и стонет над могилой. Он не может плакать: он по-прежнему еще далек от нежной грусти. Прошедшей ночью он несколько раз покидал могилу и бродил по окрестным аллеям. Не без печали заметили мы, что больной избирал самые темные из них, что каждый раз, когда слышал бой церковных часов, он бросался к реке и с ужасом вглядывался в ее воды.

Уиллис, который находит нужным исполнять безвредные фантазии своего пациента, велел рядом с могилой графини воздвигнуть памятник маркизе. Не знаю, почему, но их несчастный возлюбленный не пожелал, чтобы два памятника стояли рядом в одной и той же роще. Он постоянно забрасывал землей второе надгробие и писал сверху: «Здесь покоится также маркиза де Б.».

Я боюсь, я тревожусь, мне кажется, что время остановилось. Уиллис меня успокаивает, он говорит, что всё идет отлично, что не следует торопить события. Но вашей дочери так же, как Аделаиде и мне, нужно запастись большим мужеством. Прощайте, мой друг.

P.S. Де Розамбер поправляется, но, кажется, после смерти госпожи де Б. против ее первого возлюбленного поднялось множество обвинений. Он потерял свою придворную должность, и уверяют, будто офицеры его полка готовы написать, что не желают служить с ним.

16 мая 1785 г., 9 часов вечера

О мой друг, поздравьте меня, поздравьте себя: ваша дочь, ваша очаровательная дочь спасла всех нас.

Сегодня она вскрикнула: «Дайте ему свободу!» — и внезапно побежала в рощу вместе со своим мужем, но не пустила его в темную чащу. «Что вы ищете?» — спросила она. Не глядя на нее, он ответил: «Я ищу могилы». А ваша дочь самым нежным тоном, голосом, который тронул бы даже бесчувственную душу, ответила: «Зачем, любимый? Ведь твоя Софи жива». Он воскликнул: «Спасительный голос! — и, подняв глаза, прибавил: — Софи, боги, моя Софи!» Он упал без чувств в ее объятия. Она его поддержала, мы хотели его унести, но подбежал Уиллис и сказал: «Нет, любовь положила начало исцелению, пусть же любовь и докончит дело. Нанесем молодому человеку, уже сильно потрясенному, еще несколько ударов. Вы, его отец, станьте сюда; вы, его сестра, подойдите ближе. Пусть, очнувшись, он увидит вокруг любимые лица».

Фоблас открыл глаза. «Софи! — воскликнул он. — Отец, Аделаида! Где вы были? Где мы? Я видел ужасный сон, мне казалось, он длился целые века. Сон? Ах, моя Элеонора! Ах, маркиза де Б.!»

Софи прижимала его к своей груди и покрывала поцелуями, повторяя: «Любимый, я здесь, здесь твоя Софи». — «Софи, — сказал он, — Софи вернет мне больше, чем я потерял. Софи, ах, как я виноват! И вы, мои дорогие, вы тоже простите меня, простите за горести, которые я вам причинил».