Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Он прошел мимо моего отца и поклонился ему:

— Барон, вы хотите поговорить с сыном, я вас оставляю.

Барон сурово смотрел на меня и большими шагами ходил по комнате. Сгорая от желания узнать поскорее, в чем дело, я почтительно спросил отца, что было причиной его посещения.

— Сейчас узнаете.

Вошел слуга.

— Он идет?! — вскрикнул барон.

— Он уже здесь.

Появился мой милый гувернер. Барон заговорил, обращаясь к нему:

— Сударь, не поручил ли я вам воспитывать и учить моего сына?

— Да, разумеется.

— Ну, так я скажу вам, что одно делается кое-как, а другое очень дурно.

— Барон, я не виноват: ваш сын не любит учиться.

— Это еще не беда, — прервал его барон. — Но почему мне не докладывают о том, что происходит в доме? Почему вы не сообщили о беспорядочном поведении моего сына?

— Барон, я могу отвечать только за происходящее у меня на глазах. Ваш сын очень редко позволяет сопровождать себя и...

Быстрым взглядом, брошенным на Персона, я велел ему молчать.

— Замечу вам, сударь, одно: если этот молодой человек будет по-прежнему дурно вести себя, мне придется избрать для него другого воспитателя. А теперь прошу оставить нас.

Когда Персон ушел, барон опустился в кресло и знаком предложил мне сесть.

— Простите, отец, но у меня есть дело.

— Знаю, и я пришел сюда, чтобы этому делу помешать. Нам надо поговорить.

— Отец, еще раз прошу простить, но мне необходимо уйти.

— Нет, оставайтесь и сядьте.

Я повиновался, но сидел как на иголках. Барон начал:

— Возможно ли, чтобы мой сын желал совершить бесчестное дело? Чтобы он решился хладнокровно злоупотребить невинным доверием и заманить в западню добродетель?..

— Я, мой отец?

— Да, вы. Я был в монастыре, я знаю все... Я пожалел бы моего сына, только если бы он по молодости не понимал, что, чем легче победа, тем менее она лестна, что нельзя смешивать интригу со страстью и что любовь к наслаждению — не любовь...

— Отец, прошу вас, говорите тише...

— Если бы он, опьяненный победой...

— Тише, умоляю вас!

— Очарованный новым для него ощущением обладания женщиной не без прелестей, в объятьях маркизы...

— Довольно, отец мой...

— Забыл отца, положение, долг, — да, я пожалел бы его тогда, но и простил бы. Я дружески сказал бы ему: чем красивее маркиза...

— Отец мой, если бы вы знали...

— Чем красивее маркиза, тем она опаснее. Рассмотрим вместе поведение женщины, в которую ты влюблен. С первого взгляда на твое лицо она приняла известное решение, она увлеклась тобой во время бала...

— Молю вас, пощадите...

— Чтобы удовлетворить свою безумную страсть, она подвергла опасности и свою, и твою жизнь! Какой горячей, страстной натурой обладает женщина...

— Боже мой!

— ...которая приносит в жертву наслаждению покой, честь, репутацию...

— Ах, отец! Ах, барон!

— Повторяю тебе, мой друг, чем прелестнее маркиза, тем она опаснее. В ее объятьях ты можешь забыть, что у природы есть свои пределы.

Я видел, что отец не даст мне возможности объясниться, и, понимая, что он не замолчит, решил терпеливо ждать окончания выговора, который в другое время, может быть, не показался бы мне слишком длинным. Сжимая левой ладонью ручку кресла, я от досады кусал пальцы правой руки, а ногой постукивал по паркету. Отец продолжал:

— Ты не думаешь об этом как раз в то время, когда природа, работая над развитием твоих органов, нуждается во всех своих силах, чтобы довести свое дело до конца. Я отлично знаю, что излишек наслаждения повлечет за собою пресыщение, но оно может явиться слишком поздно, и тебе придется оплакивать потерю здоровья, памяти, воображения и других блестящих способностей. Несчастный, в расцвете лет ты сделаешься жертвой мрачного уныния и отвратительных недугов. Влача преждевременную старость, ты будешь со стоном нести бремя жизни 80. О мой друг, страшись этих несчастий, более распространенных, чем думают; наслаждайся настоящим, но помышляй и о будущем, пользуйся юностью, но старайся сохранить утешение на старость. Я говорил бы так, — прибавил барон, — а мой сын, мало тронутый моими отеческими советами, конечно, выказывал бы признаки нетерпения, ерзая в кресле и сто раз прерывая меня, но я сделал бы вид, что этого не замечаю. Более испуганный за него, чем оскорбленный, я продолжал бы спокойно, я сказал бы ему: маркиза...

Легко понять, что я вынес в течение этой четверти часа. Не в силах больше сдерживаться, я вскрикнул:

— Отец, ну почему вы выбрали именно этот час?!

Барон, по натуре вспыльчивый, вскочил в гневе. Боясь первой вспышки его раздражения, я бросился в кабинет и закрыл за собою дверь.

Там я увидел маркизу в позе отчаяния. Опершись локтями на мой секретер, она зажимала пальцами уши и, заливаясь слезами, читала лежавший перед ней листок. Я подошел к моей прекрасной любовнице.

— О маркиза, как мне жаль!

Маркиза взглянула на меня безумными глазами:

— Жестокое дитя, что я наделала из-за тебя!

— Говорите тише!

— Как я наказана!

— Прошу вас, говорите тише!

— Твой отец... твой недостойный отец осмеливается...

— Дорогая, вы губите себя!

— Но ты... ты еще более жесток, чем он. Взгляни на это роковое письмо, взгляни на эти коварные буквы! Мои слезы смыли их.

Она указала на мое письмо к Софи.

— Фоблас, — закричал барон, — откройте дверь. Вы не одни?

— Простите меня, отец...

— Я слышу, там кто-то говорит! Откройте дверь.

— Отец, я не могу.

— Я вам приказываю; не вынуждайте меня звать слуг.

Маркиза быстро вскочила.

— Фоблас, — сказала она, — скажите, что здесь один из ваших друзей, который просит позволения уйти.

— Уйти?

— Да, — продолжала она с отчаянием. — Как ни стыдно пройти мимо барона, но оставаться здесь еще позорнее.

— Отец, здесь один из моих друзей, который просит позволения пройти.

— Один из ваших друзей?

— Да, отец.

— Почему вы не сказали, что в кабинете кто-то есть? Откройте, откройте дверь, не бойтесь, я спокоен, ваш друг может пройти.

— Проводите меня, — попросила маркиза.

Она закрыла лицо руками; я распахнул дверь, мы вошли в спальню и направились к выходу на лестницу. Отец, удивленный предосторожностями, которые принимал незнакомец, загородил нам дорогу и сказал моей несчастной подруге:

— Я не спрашиваю у вас, кто вы, но прошу позволить мне взглянуть на ваше лицо.

— Отец, умоляю, ради моего друга, не настаивайте...

— Что означает эта таинственность? — прервал меня барон. — Кто этот молодой человек, который прячется у вас и боится показать лицо? Я желаю знать.

— Отец, я вам потом все скажу, даю слово, скажу.

— Нет-нет, он не выйдет, пока я не узнаю правды!..

Маркиза упала в кресло, продолжая закрывать руками лицо, и промолвила: