Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

Маркиза подала руку, и он сосчитал на ее ладони все длинные, короткие, вертикальные и поперечные линии, потом всмотрелся в лицо и, бросив ей нежный взгляд, самодовольно произнес:

— Сударыня, ваш муж забавляет вас остроумными шутками, вы любите его до безумия.

— Отлично, сударь. — Маркиза отняла руку. — Я не хочу слушать дальше, я вижу, что вы великий колдун.

— Ваша очередь, прелестная госпожа Дюканж!

Посмотрев на меня с таким же вниманием, как и на маркизу, господин де Б. спросил, не было ли у моего мужа двух имен.

— У него было только одно имя — Дюканж.

— Странно!

— Почему же?

— Потому что, мне кажется, бедный покойник был...

— Что же, сударь?

— Ах, вы рассердитесь. Как вам сказать?.. Ну, милая госпожа Дюканж, я употреблю метафору. Мне кажется, что плод, украшающий теперь древо вашей любви, был привит на нем... неким Фобласом, раз уж необходимо сказать все.

— Сударь, вы меня оскорбляете!

— О, до чего ж она забавна, когда сердится! — воскликнул толстый финансист и засмеялся так, что все его тело стало подергиваться как бы от судорог, а пудра с парика полетела на пол крупными хлопьями.

— Мне даже кажется, — продолжал маркиз, — что это случилось в будуаре, нанятом у модистки с улицы...

— Сударь, это дерзость!

В эту минуту в комнату вошла принарядившаяся де Вербур. Увидев маркиза де Б., она испытала разочарование, присела в забавном реверансе и встала рядом со мной. Я шепотом объяснил, что происходит. Не знаю, какой вопрос задал маркиз в эту минуту своей жене, но я услышал, что госпожа де Б. пояснила ему:

— Эта дама играет роль матери.

Маркиз поклонился госпоже де Вербур и пристально вгляделся в нее:

— Это мать? Но, право, сударыня, я вас где-то видел.

— Очень возможно, — ответила потерявшая голову Дютур, — я иногда бываю там.

— Где же именно?

— Да там, где вы сказали.

— Как, сударыня, разве вы слышали, как я говорил о будуаре? Я шутил!

— О каком таком будуаре? Что еще за будуар?

— Ничего-ничего, сударыня. Мы не поняли друг друга.

— Я тоже, — вмешался Виллартюр, — ничего не понимаю.

Моя прелестная возлюбленная хохотала от души, и я, устав сдерживать смех, воспользовался удобным случаем, чтобы вдоволь посмеяться.

— Смотрите же, — продолжал маркиз, — смотрите, как она веселится. Ах, сударыня, ваша дочь немного сумасбродна, смотрите, чтобы у нее не было выкидыша.

— Выкидыша?! — возмутилась де Вербур. — Выкидыш, у нее? Ну и ну, хотела бы я на это посмотреть.

— Сударыня, берегитесь, повторяю вам; ваша дочь ездит верхом, а это очень опасно.

— Конечно, — прервал Виллартюр, — можно упасть, как случилось со мной на днях.

— Упасть? — повторил маркиз. — Не того я опасаюсь.

— А почему бы ей и не упасть, я же упал?

— Почему? Потому что она ездит лучше вас. Вы не представляете себе, до чего она сильна. Мой друг Виллартюр, хотя вы полны и крепки, я не советовал бы вам с ней драться.

— А ну, посмотрим! — воскликнул финансист и подошел ко мне.

— Сударь, — ответил я, — вы с ума сошли?

Он хотел обнять меня, я схватил его за правую руку.

— Это что еще такое, кто это хочет помять мою дочку?! — возмутилась Дютур и схватила Виллартюра за левую руку.

Читатель помнит, как в детстве вертел во все стороны маленький кружок, насаженный на тонкую спицу. Виллартюр, под влиянием двойного толчка, подобно этой игрушке * , несколько раз крутанулся вокруг себя, зашатался и упал. На шум прибежали слуги. Финансист, раздосадованный и пристыженный, поднялся и, ни слова не говоря, вышел. Маркиз поспешил за ним, чтобы утешить; госпожа де Б., у которой должны были обедать гости, тоже не замедлила уйти.

К моему удивлению, о Розамбере не было никаких вестей; но поздно вечером он явился и сказал, обнимая меня:

— Поздравляю вас: дело устраивается согласно вашим желаниям, все готово, идите за мной...

— Как, прямо сейчас?

— Сию же минуту.

Я бросился ему на шею.

— Мой друг, как мне вас благодарить? Но, Розамбер, расскажите же...

— После, после... Карета ждет, нельзя терять ни минуты, идем.

— Друг мой, значит, я покину маркизу?

— Да, чтобы увидеть Софи.

— Увидеть Софи!.. Едем, Розамбер, едем! Погодите, дайте мне взять портрет для милой кузины. — Я позвонил Дютур: — Дорогая, велите приготовить ужин. Мы с графом хотим на минуту выйти в сад.

Но вместо сада мы очутились в карете.

— Поезжай по бульварам, — приказал граф кучеру, — скачи во весь опор до Сент-Антуанских ворот 147, а оттуда поезжай потихоньку до площади Мобер 148.

Едва шторки были опущены, Розамбер рассказал, что после нашего последнего свидания ему удалось найти и снять комнату в доме, который находится так близко от монастыря Софи, что я из окон смогу видеть все, что происходит за монастырской оградой. Он предупредил также, что мадемуазель дю Портай, ставшая госпожой Дюканж, теперь превратится в госпожу Фирмен.

Вдруг карета, которая минут пять бешено неслась, замедлила свой ход.

— Вот мы и у Бастилии, — сказал Розамбер. — Ну-с, прелестная беглянка, ваш великолепный наряд, который так подходил знатной женщине, не годится для мещаночки, нужно переодеться. Прежде всего снимем эту превосходную шляпку. Из распущенных волос постараемся, насколько это в наших силах, сделать скромный пучок и прикроем букли вот этим простым чепчиком. Вместо нарядного платья наденем белую блузку. Не бойтесь, прелестная дама, накиньте эту юбочку; я не буду дерзок, я вас очень люблю, но еще более уважаю. Прекрасно, прикройте вашу грудь кисейным платочком, накиньте сверху черный плащ, спрячьте лицо под капюшоном. Готово, и вы опять-таки очаровательны. Я же, мой дорогой Фоблас, переоденусь еще скорее, смотрите.

Он снял камзол и заменил его длинным сюртуком.

Мы оставили карету на площади Мобер, прошли пешком на улицу ***, пересекли большой двор и сад, в глубине которого я увидел маленький флигель, выстроенный возле ограды высотой около десяти футов. Я сразу понял, что из окон второго этажа легко при помощи одной лишь веревки спуститься в соседний сад. Розамбер несказанно обрадовал меня, сообщив, что этот сад принадлежит монастырю, а затем показал, что, занимаясь полезным, не забыл и о приятном. Подле окна стояло фортепиано . И инструмент разместили так, что, играя на нем, я мог видеть происходящее за оградой. Граф при прощании сказал, что мы будем лишены удовольствия видеться до тех пор, пока я не выйду из моего укромного убежища. Он прибавил, что маркиза, конечно, приставит к нему шпионов, которые станут следить за каждым его шагом, и что, имей он неосторожность приехать сюда, он раскрыл бы мое местонахождение. Мы согласились переписываться по городской почте 149, а чтобы письма мои никто не перехватил, договорились, что я буду адресовать их на имя Сент-Обена, одного из близких друзей графа.