Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Клянусь именем Софи!

— А я клянусь именем Доротеи! — воскликнул Дерневаль.

Мы обнялись, и это послужило залогом нашего братства.

Они терпеливо выслушали рассказ о событиях, которые привели меня к каштану. Дерневаль сказал:

— Луна все чаще прячется за тучи; мы выйдем отсюда, когда разразится гроза; теперь же позвольте мне и Доротее оставить вас ненадолго.

Но их не было так долго, что мне надоело ждать, и я заснул под деревом, у подножия которого свалился. Когда я проснулся, быстрые молнии бороздили густую тучу, а в ее недрах раздавались страшные раскаты грома. Я поднялся с земли; с неба лились потоки дождя. Я удивился, что не вижу Дерневаля, и, встревоженный, пошел по аллее в ту сторону, в которой скрылись любовники. До чего влюбленные рассеянны и ненаблюдательны! Стихии, казалось, были готовы слиться, а Дерневаль и Доротея предавались сладостям любви.

— Молнии сверкают, — сказал Дерневаль, — пожалуй, нас увидят при их свете; нужно еще подождать.

— Дерневаль, вам хорошо говорить, а я почти раздет!

— Мой дорогой товарищ, неужели вы думаете, что я не мокну от этого дождя?

— Ах, с вами Доротея!

Я ушел, печальный и задумчивый. Через полчаса мне пришлось опять подойти к Дерневалю и сказать ему, что гром прекратился и что глубокая тьма благоприятствует нам. Наконец он простился с Доротеей.

— Счастливые любовники, — сказал я им, — сжальтесь над влюбленной четой. О, Доротея, вы знаете, как сладко видеть любимое создание; вы, может быть, знаете также ужас разлуки! Ах, дайте мне увидеться с моей Софи, вы ведь можете мне помочь.

Дерневаль взял меня за руку и сказал:

— Доротея вас уважает, она любит мадемуазель де Понти. Отныне мы братья. Вы увидите вашу Софи, обязательно увидите.

— Завтра ночью, мой дорогой товарищ?

— Нет, сегодня нам повезло, но удача может изменить нам. Я боюсь подвергнуть Доротею опасности, да и вы не захотите скомпрометировать Софи. Шевалье, мы видимся здесь всего раза два в неделю и для свиданий выбираем пасмурные и дождливые ночи. Условный знак предупреждает меня, будет нетрудно извещать и вас, так как вы живете в этом флигеле. Будьте спокойны, самое позднее через три дня вы увидите мадемуазель де Понти. Идемте!

Он провел меня к веревочной лестнице, свисавшей со стены. Мы поняли, что мне удастся забраться на стену, но я не дотянусь до моего окна. Дерневаль был высок ростом. Он поставил меня к себе на плечи и, придерживая мои ноги руками, сильно подтолкнул меня в то самое мгновение, когда я схватил веревку от моих жалюзи. Увидев, что я дома, он возвратился к своей лестнице и с ее помощью в одно мгновение перебрался через ограду.

Я устал, хотел есть, но тотчас же заснул глубоким сном и проспал до самого завтрака, который принесли около десяти утра. В то же время мне подали письмо от Розамбера, пришедшее по городской почте. Граф писал, что вечером после моего похищения моя «матушка» осмелилась прийти к нему и спросить, что сталось с госпожой Дюканж. Желая утешить печальную «мать», а вместе с тем и убедить, что он никогда не видел ее дочери, граф пустил в ход один из тех всемогущих доводов, которые всегда производили действие на Дютур. В заключение он советовал мне не выходить из дома и скрываться как можно тщательнее. Госпожа де Б. повсюду разыскивает меня, шпионы бродят вокруг монастыря, за каждым шагом моего отца наблюдают, а дом графа стерегут даже ночью.

— Бедная маркиза, — воскликнул я, — как вероломно я вас покинул! Какой неблагодарностью отплатил за ваши великодушные и нежные заботы! Могу ли я считать преступлением, что вы стараетесь разыскать меня? Если бы вы не искали меня, это значило бы, что вы не очень сильно любите.

Я вынул из кармана портрет виконта де Флорвиля и поцеловал его. Не стану даже пытаться оправдать мои мысли, может быть, неуместные, но искренние, и этот порыв, конечно, предосудительный, но невольный. Чтобы заслужить снисхождение читателя, скажу лишь, что через мгновение я думал только о Софи.

В семь часов вечера я увидел ее. Она шла с женщиной, платье которой в первый момент испугало меня; однако скоро я узнал в спутнице моей кузины Доротею. Они вместе прошли под моим окном. Могла ли Доротея казаться прекрасной рядом с Софи, с Софи, которая блистала среди остальных подруг, как роза среди полевых цветов? Я был не в силах удержать мой восторг. Они обе услыхали скрип жалюзи, которые я поднимал, и поспешно ушли, дав мне почувствовать мою неосторожность и заставив раскаяться в ней; зато они сели в крытой аллее, как раз против моего флигеля. Без сомнения, они завели разговор обо мне, потому что милая кузина говорила с жаром и не спускала глаз с моего окна. Вскоре по движению руки Доротеи я понял, что она указала Софи на то место стены, через которое Дерневаль проникал в сад. Мое сердце наполнилось самой светлой радостью.

На следующий день та же прогулка, та же неосторожность, то же наказание, то же удовольствие.

Между тем небо было чисто и ясно. Нетерпеливее, чем землепашец, поля которого сгорают от двухмесячной засухи, я призывал южные ветры и смотрел то на флюгер, то на барометр. Наконец на третий день большие тучи затмили лучи заходящего солнца.

— Ночью пойдет дождь, — сказала Доротея, проходя под моим окном.

— А я думаю, это будет чудная ночь, — ответила моя милая кузина.

— Чудная ночь! — воскликнул я довольно громко.

Подруги, которые постоянно боялись моей опрометчивости, быстро ушли.

Ровно в полночь Дерневаль остановился под моим флигелем. Он бросил мне веревочную лестницу, я прикрепил ее к окну и вскоре обнял его, как брата. Мы вошли в аллею, закрытую трельяжами; моя милая кузина и ее нежная подруга уже ждали нас.

— Вот она, — сказала мне Доротея, — я доверяю ее вам, шевалье; она не любила бы вас так сильно, если бы вы были ее недостойны. О, уважайте ее робкую юность, продлите восхитительную пору любви целомудренной и чистой! Ваш союз еще, быть может, невинен, пусть он и остается таким! Пусть когда-нибудь счастливый брак... Увы, вы можете надеяться на это, Софи; ненавистные стены не навсегда окружили вас!.. Ужасные клятвы... — Тут рыдания прервали ее слова.

Дерневаль, стремившийся поскорее утешить Доротею, увлек ее в сторону, я остался с моей Софи.

Да позволят читатели повторить здесь то, что я говорил уже много раз: истинная любовь застенчива и почтительна! Юный Фоблас никогда бы не поверил, что может провести целую ночь с любимым созданием, держать у себя на коленях самую прелестную из девушек, упиваться ее дыханием, чувствовать биение ее сердца и довольствоваться тем, чтобы тихонько пожимать ей руку или с трепетом срывать застенчивый поцелуй с ее губ, не смея просить о драгоценных милостях, сберегаемых до лучших времен. Но такова удивительная правда, в которой убедила его милая кузина в то первое свидание. Едва я приблизился к Софи, как ее чистая душа сделала невинной мою.