Жан-Батист Луве де Кувре - Любовные похождения шевалье де Фобласа

— Если я, разделив вашу горькую обиду, хоть немного смягчу ее, моя дорогая маменька, моя милая подруга...

— Как я несчастна! И как мне вас жаль! До чего умело этот коварный человек воспользовался роковой случайностью и посмеялся над моей тщетной осторожностью! Одно мгновение опрокинуло все мои верные планы, разрушило самую дорогую мою надежду.

Голова маркизы упала на подушку, ее руки раскинулись, взгляд стал неподвижен, слезы высохли. Забыв обо мне, она предалась отчаянию и, казалось, все больше и больше проникалась ужасом своего положения. Больше четверти часа она хранила горестное молчание, потом заговорила, как мне показалось, уже спокойно.

— Не волнуйтесь, друг мой, — вздохнула она, — сядьте рядом, ничего не бойтесь и слушайте со вниманием, я открою вам всю свою душу, и, когда я расскажу, какие тщетные планы я строила, какие непреложные решения приняла, вы узнаете, до какой степени вы должны жалеть и порицать меня.

Господин де Б. встретил вас с сестрой в саду Тюильри. Он вернулся домой в бешенстве и, несмотря на присутствие двадцати посторонних, осыпал меня упреками за нанесенное ему оскорбление и тогда же поклялся отомстить. Я не могла поверить, что вы бросили меня в минуту роковую и для моей любви, и для моей чести, но, несмотря на удивление, я поняла, что у вас есть другая женщина, которой вы дорожите больше, чем мной. Жюстина заходила к вам, но не застала; после этого я поручила Дюмону, самому старому и верному из слуг, тому, который играет теперь роль Депре, подстеречь вас в окрестностях монастыря мадемуазель де Понти и проследить за всем, что вы будете делать. Дюмон видел, как вы проникли в монастырь, потом дождался вашего выхода, поехал тайком к месту поединка и скакал за вашей каретой вплоть до Жалона; там он потерял ваш след. Когда он вернулся в Париж, я уже знала о двух женщинах, похищенных из монастыря, а Дюмон изложил мне все подробности вашего бегства.

Я тоже приготовилась бежать. Я взяла все мое золото, драгоценности и несколько банковских билетов. Я надела незнакомый вам синий мундир и полетела в Жалон. Пока я расспрашивала почтмейстера, пришел человек, которого я узнала. Он невольно открыл мне место вашего убежища. Это был Жасмен, правивший каретой * . Я на некотором расстоянии последовала за ним и приехала в Люксембург на день позже вас. Заря взошла, я стала ездить по городу, расспрашивать, потеряла на розыски целый час, самый драгоценный час моей жизни! Наконец мне сказали, что в данное мгновение совершается обряд венчания, женится молодой человек, привезший с собою похищенную им девушку. Я не стала слушать далее и поспешила в церковь, но поздно, венчание уже свершилось. Я невольно вскрикнула и, собрав все мои силы, скрылась от вас. Мне хотелось исчезнуть, я ехала куда глаза глядят. Вскоре моя любовь вернула меня в Люксембург, она твердила, что я должна хотя бы узнать, что станется с вами дальше, Фоблас. Радость, которую я ощутила, узнав, что мою соперницу с вами разлучили, была не так велика, как тревога, наполнившая мою душу при известии о вашей болезни. Мне хотелось все знать о моем возлюбленном и сохранить его для себя, для себя одной, и я тотчас составила план.

Мы вместе с Дюмоном осмотрели окрестности Люксембурга. Дюмон, под именем Депре, снял этот дом и флигель, который я предназначала для вас; я велела наскоро кое-что в нем переделать. Маркиза де Б., решившись на все, чтобы только не потерять любимого, заперлась на чердаке большого дома. Вас перевезли в дом доктора Депре, и я имела удовольствие жить под одной крышей с моим возлюбленным, видеть, как он на моих глазах возвращается к жизни, иногда проникать к нему и в тишине ночи слушать его дыхание, упиваться своим счастьем и ждать, чтобы его здоровье окрепло. Но могла ли я постоянно противиться очарованию твоего присутствия? Могла ли я вечно подавлять возрождавшиеся желания? О чем я говорю! Фоблас, приближалось мгновение, когда должны были осуществиться мои намерения. Через три дня я разорвала бы волшебный покров таинственности! Через три дня я открыто явилась бы к вам! Я хотела показать вам маркизу де Б., забывшую о своем положении, потерянном ради вас, и желавшую только одного: дать вам счастье в каком-нибудь никому не известном убежище. Если бы мой возлюбленный согласился уехать со мной, я приготовила бы ему судьбу, достойную зависти. Но если бы неблагодарный осмелился воспротивиться... Шевалье, я силой похитила бы вас и увезла... Куда? Может быть, на край света. Да, я хотела, чтобы бесконечный океан разделил моего коварного возлюбленного и мою счастливую соперницу.

Маркиза, сначала спокойная, потом растроганная, теперь крайне возбужденная, вложила в последние слова столько страсти, что я невольно вздрогнул от удивления.

— Успокойтесь, — вздохнула она, — отныне вы свободны, а я навсегда скована. Время нежных страстей осталось в прошлом, теперь мне дозволена лишь одна страсть — самая неудержимая, самая беспощадная. Любовь удалилась, преследуемая позором. Как в самом деле может упасть в ваши объятия женщина, только что обесчещенная в ваших глазах и униженная в ее собственных? Мысль о мести, разбуженной несчастьем, мести за подлое предательство, мести ужасной наполняет мое сердце, уже разъеденное ее ядовитой желчью. Фоблас, я с восторгом видела, что вы были готовы послужить орудием моего праведного гнева, но, выйдя из поединка, результат которого был бы несомненен, Розамбер мог бы хвастать даже своим поражением; его потерянная без раскаянья жизнь послужила бы слишком слабым вознаграждением за ужасное оскорбление, которое он мне только что нанес. Шевалье, я должна наказать его, и, клянусь вам, кара свершится.

Лицо госпожи де Б. пылало, ее глаза горели гневом, она говорила с такой яростью, что мне стало страшно за нее. Моя несчастная любовница заметила, что я хочу ее прервать, и поспешила продолжить:

— Не старайтесь понапрасну: я не изменю моего решения. Негодяй сделал его необратимым, и оно не должно удивлять вас. Никакие опасности не остановят меня. Увы, мне нечего терять. Низкий человек меня добил: он довершил мой позор и отнял меня у любимого. Фоблас, повторяю, я запрещаю вам вступаться за меня, я все должна сделать сама. Я была бы в отчаянии, если бы кто-то помешал мне насладиться местью. Известно, на что способна оскорбленная женщина. И пусть люди увидят, что может такая женщина, как я! Да, клянусь моей опозоренной любовью, моей погибшей честью, когда-нибудь вы с изумлением спросите себя: «Мог ли кто-нибудь на свете отмстить за маркизу так, как она сама?»

Некоторое время она мрачно молчала. Я осмелился поцеловать маркизу; мои слезы упали на ее обнаженную грудь. Она быстро привела в порядок свою одежду и уже менее взволнованным, хотя и не менее горестным тоном сказала: