Петер Илемницкий - Избранное

— Мы присоединяемся к точке зрения доктора Гавласа и осуждаем безответственное поведение определенной группы присутствующих здесь членов совета. Господа из народной партии могли бы знать, что всякое промышленное производство у нас в районе прекратилось и что рабочие, занятые прежде в Остравском угольном бассейне, тоже по большей части уволены. Помочь им необходимо. Но, поскольку ни в районной, ни в муниципальной казне денег нет, а совет доктора Гавласа «найти где угодно» не совсем ясен, мы предлагаем обратиться с призывом к населению района и устроить сбор в пользу безработных…

Районный начальник обрадовался. Он тотчас же поставил это предложение на голосование. Оно было принято, так как обращение к чувству солидарности граждан было самым дешевым и в то же время очень эффектным жестом, которым они могли щегольнуть перед общественностью района. Тут же была избрана комиссия из трех членов, чтобы составить воззвание к населению. Комиссия приступила к работе.

Внизу под окнами бурлила толпа людей. Обутые в драные крпцы и худые тяжелые башмаки, они переступали с ноги на ногу и мерзли. Холодный ветер из Польши все крепчал. Бабы, дрожащие от холода в своих коротких полушубках, поверх которых были повязаны белые шали, начали терять терпение. Заволновались и мужики.

— О чем там так долго совещаются? — ворчали они, поглядывая на окна зала заседаний. — Пусть дадут нам работу, кончат экзекуции… и можно расходиться по домам.

В передних рядах, где стояли Павол и Юро, окруженные наиболее решительно настроенными мужиками, раздался новый зычный крик:

— Пропустите наверх наших депутатов!

— Пропустите их! Пропустите их! — кричали все, выпуская изо рта облачка замерзающего пара.

— Пусть они им все скажут! — звенели высокие женские голоса.

Толпа еще ближе подступила к дверям районного управления. Они были открыты только наполовину. Перед ними стояли два жандарма, вооруженные до зубов, с толстыми мордами, красными от мороза. Жандармы вглядывались в лица ближайших к ним демонстрантов, словно для них это было очень важно, и молчали.

Волнение толпы росло. Людей одолевали холод, злость и разочарование. Отмахать такой путь — и никакого толку! А мороз пробирал все сильнее, и уже наступал вечер. И как бы желая напоследок продемонстрировать свою решимость и возмущение, они поднялись на носки и взревели:

— Дайте нам работу!

— Долой судебных исполнителей!

— Выслушайте наших депутатов!

В этот миг все окна зала заседаний засветились ярким электрическим светом. В толпе кто-то, должно быть, Педрох, насмешливо заметил: «Ишь ты, впотьмах, видно, мозги растеряли!» Но никто не засмеялся. Отворились двери, и на маленький балкон вышли районный начальник и член комиссии, которая наскоро состряпала воззвание. В толпе прокатилось, точно гром:

— Мы хотим работы! Прекратите экзекуции!

Толпа шумела, как море, и никак не хотела затихнуть. Районный начальник растерянно поднял руки, но поскольку рев не прекратился, он повернул назад, к дверям. И тогда бесцветный, безликий шум толпы прорезал женский голос: «Тише! Давайте послушаем!» Многие подхватили: «Тише! Послушаем!» Люди затихли, и начальник, дрожа от холода и страха, начал объяснять:

— Граждане! Время трудное, и денег нет. Нет их у вас, нет и в районном управлении…

— А куда идут наши налоги? — спросил кто-то из последних рядов толпы.

— …а раз нет денег, чем же платить за работу, которую вы просите, и откуда взять средства на всякие непредвиденные пособия? Муниципальный совет решил обратиться с воззванием ко всем гражданам нашего района и объявить добровольный сбор…

Чудовищный, грозный, исполненный ярости рев покрыл его слова. Черная масса вздымалась, словно бушующее море. Прорывались отдельные голоса:

— Мы не нищие!

— Не хотим милостыни…

— А как с экзекуциями?..

Второй оратор стал читать проект воззвания:

— «Волны разыгравшегося экономического кризиса с такой силой взволновали спокойную гладь нашей хозяйственной жизни, что сотни тысяч ни в чем неповинных рабочих рук и голов ввергнуты в пучину безработицы. Последние сбережения исчерпаны, выстужен семейный очаг, нависает угроза вырождения младшего поколения, распада семьи и полного упадка нравственности. Поэтому долг каждого, кто хоть в какой-то степени уберегся от катастрофы, по мере своих сил принять участие в разрешении проблемы экономического кризиса, чтобы те, кто ввергнут в водоворот хозяйственной разрухи, не утратили веры в солидарность всех наших честных граждан и в то, что предпринимается все возможное для спасения пострадавших. Государство и район делают свое дело. Но теперь необходимо еще и содействие всех людей доброй воли и доброго сердца. Ощущается острая потребность в материальных средствах. Поэтому мы обращаемся ко всем гражданам района: дайте нам деньги, одежду, продовольствие…»

Люди слушали долго, пока не взорвались вновь:

— Не желаем подачек! Дайте нам работу!

— Или приличное пособие!

А мужики твердили одно:

— Кончайте экзекуции!

— Выслушайте нашу депутацию!

Крики толпы слились воедино, и поднялся невообразимый шум. Ораторы на балконе беспомощно молчали, потом отступили и исчезли за дверьми. Толпа перед управлением снова осталась одна. Два жандарма стерегли каждое ее движение. В центре образовался тесный кружок мужиков и баб. Среди всех криков невозможно было разобрать ни слова, и только голос Гаталы, обозленного сверх всякой меры, выделялся из шума:

— Освободите дорогу депутации!

Павол, который очутился рядом с ним, в сумраке вечера все же заметил, что тот держит в руке увесистый булыжник. Павол угадал его намерения и понял их бессмысленность. Он хотел выбить камень из его руки. Но в этот момент из всех глоток вырвался ужасный крик, и нахлынувшая волна людских тел оттеснила его вместе с другими к запертой половине дверей. Толпа навалилась на них так, что они затрещали. И тут в коридоре, за дверьми, замелькали серые мундиры скрывавшихся до той поры жандармов, раздался сухой лязг оружия, блеснула сталь примкнутых штыков, и перед дверьми, от которых отпрянула человеческая волна, выстроился целый взвод жандармов с карабинами в руках.

Черную толпу пронизал ужас. Несколько женщин с отчаянными криками бросились назад, но, натолкнувшись на плотную неподвижную массу мужчин, тоже остановились. Все оцепенели. Всех поглотила тишина, и люди застыли на месте — ободранная, продрогшая, голодная стена против бесчувственной, безмолвной машины из огня и стали. Но страх длился недолго. Те, кто посмелее, пришли в себя, и когда Павол возмущенно выкрикнул: «Накормить нас решили!» — мужики присоединились к нему и зашумели: