Петер Илемницкий - Избранное

Когда ковры были внесены на террасу и сложены там в угол, она подошла к барыне и сказала:

— Я намочила белье, ваша милость. Когда завтра приходить?

Г-жа Квассайова выслушала ее вполуха; ее внимание было поглощено приготовлениями Штефины к мытью полов на террасе и в коридоре.

А Штефина просто волчком вертелась: в мгновение ока принесла ведро воды, щетку, тряпку. Она успела уже плеснуть воды на пол и взяться за щетку, когда барыня ответила прачке:

— Когда приходить? Конечно, пораньше, чтобы успеть все выстирать до вечера. Белья перед праздником много накопилось.

Клатова узнала, что ей нужно. Можно проститься и идти. Но она молча стоит и ждет, заранее зная, что барыне еще что-то требуется, помимо белья.

— Вы не поможете немного Штефине? — самым непринужденным тоном промолвила барыня. — У нее сегодня очень много работы.

«Чего только от прачки не требуют, — невольно мелькнуло в голове у Клатовой. — И белье намочи, и ковры выбей, и полы вымой». Но это было только мгновенье, только один резкий звук в том однообразно-унылом аккорде, который звучал каждый день в жизни прачки и поденщицы Клатовой. Столько времени, столько лет уже переходит она от одной кучи белья к другой, от поденщины к поденщине, от распоряжений одной хозяйки к распоряжениям другой, что в ней угасла всякая способность к сопротивлению и протесту. Каждый день, уходя на поденную работу, она вновь и вновь надевала на себя одежду смирения. Она привыкла ко всяким капризам разных барынек, как привыкаешь к разному виду домов на улице, по которой ходишь каждый день. Под влиянием этих капризов в Клатовой выработалась невосприимчивость, подобно автоматической пружине мгновенно отбрасывающая все дурное и неприятное, что прежде причиняло такую острую боль.

Вавро… Мысль о сыне — вот что заставляло ее браться за любую работу, как бы ни были невыгодны условия и обидно обращение хозяйки. Вавро, в июне уже кончающий гимназию, откроет в ее тяжелой жизни новую страницу: найдет себе службу и снимет с матери груз забот. А пока надо соглашаться: уже недолго осталось.

— Помочь Штефине? С удовольствием. Могу немножко помочь. — Клатова подоткнула юбку и стала на колени рядом со служанкой.

Дверь с террасы в коридор была открыта. Барыня могла пройтись по коридору, уйти к себе в комнаты: в столовую, в спальню. Но она осталась на террасе, шаркала ногами, блуждая между стульями, которые Штефина перетаскивала по мере того, как подвигалось мытье полов. Она стояла над женщинами и следила за каждым движением, за каждым взмахом их усердных рук, словно проверяя, сколько времени требует данная работа, и сравнивая расторопность обеих. Они стояли на коленях спиной к ней, но испытывали чувство стеснения от сознания, что на тебя смотрят чьи-то чужие, враждебные глаза.

В такие минуты работа не клеится. Человек старается сделать как можно лучше, но чувствует, что какая-то неведомая сила связывает его по рукам; он хочет, чтобы работа шла гладко и тихо, а получается наоборот: все с грохотом валится из рук. Штефина никак не могла привыкнуть к тому, что за ее работой непрерывно следят. Вот и на этот раз попыталась намочить щетку в ведре, да задела за край ведра; щетка выскочила из рук и с шумом упала на пол.

— Нельзя ли быть повнимательней и не шуметь! — воскликнула у нее за спиной г-жа Квассайова. — Соблюдай тишину: в комнате занимается барышня.

Действительно, в соседней комнате сидела Аранка. Перед ней лежала целая груда книг — все закрытые. Раскрыты были только модные журналы с новинками весеннего сезона. Рисунки играли красками, красивые эскизы последних фасонов прямо лезли в глаза, шляпки сидели на нарисованных головках самым кокетливым образом. А сколько мелочей: чудных, прелестных украшений и отделок к модным весенним туалетам!

Черные как ночь, глаза Аранки сладострастно жмурились при виде всей этой красоты. Послезавтра вербное воскресенье. А еще через несколько дней — пасха; весна взмахнет над всем краем своим чудодейственным крылом — все засияет, преобразится, и молодежь будет смотреть друг на друга с невольной улыбкой. Вечером в страстную субботу, когда кончится крестный ход, молодые люди и барышни, гимназисты и гимназистки, долго еще будут разгуливать по главной улице, двигаясь шумным веселым потоком, наслаждаясь впечатлением, которое производят их в первый раз надетые новые весенние наряды, кокетливо посаженные шляпки самых модных фасонов, лаковые туфельки, подобные волшебным кривым зеркальцам, мелочи и украшения, бессмысленные, но милые; все это в определенном возрасте кажется таким важным и значительным!

Восьмиклассница Аранка, сидя над грудой закрытых книг, опускает глаза. Она видит огромный поток молодежи, улыбающиеся лица, видит среди них и себя в новом светло-зеленом костюме, который как раз завтра придет примерять портниха. Это будет дивный костюм, цветом своим прославляющий зазеленевшую землю; а черные волосы Аранки упадут ей на плечи, как сладостная майская ночь падает на свежий простор полей. Аранка будет новая, вся новая с головы до ног, и все будут завидовать, восхищаться! А что скажет Эмиль, когда увидит ее в новом костюме? Что почувствует этот щеголеватый, холеный, румяный юноша, который, конечно, просто по глупости делает вид, будто не узнает Аранку, и избегает ее взгляда?

Даже здесь, в комнате, слышно, как на террасе шуршат щетками и плещут водой. «Нельзя ли не шуметь? — доносится голос матери. — Соблюдай тишину. Барышня занимается». Но Аранке ни до чего дела нет! Она живет только мыслями о пасхальном гулянье.

Вдруг она вскочила, в страшной тревоге подбежала к шкафу и принялась внимательно пересматривать свой гардероб. Кончив осмотр, опустила руки, словно два сломанных, мертвых стебля. Как же это случилось? Как могла она забыть о блузке? Ведь к светло-зеленому костюму нужна белая блузка. Та, что в шкафу, не годится: она уже старая… сшита целый год тому назад! Аранка страшно разволновалась. Не закрыв шкафа, подбежала мелкими шажками к двери и, приоткрыв ее, крикнула:

— Мамочка, мамочка! Ведь мне к новому костюму нужна новая белая блузка!

Клатова обернулась к двери, чтобы взглянуть на барышню, для которой она будет завтра стирать рубашки тонкого батиста с вышивками и кружевами. Аранка встретилась глазами с взглядом прачки совершенно равнодушно, без всякого интереса.

— Хорошо, что ты вспомнила, деточка. Конечно, купим новую блузку!

— Я готовой не хочу! Хочу на заказ!

— Хорошо, закажем. Ступай, занимайся.

— Иду…

Аранка скрылась. Вернувшись в комнату, она прежде всего убрала со стола все учебники и сложила их на этажерку. Потом развернула на столе, во всю его ширину, модный журнал и углубилась в поиски интересного фасона для своей новой белой шелковой блузки. Найдя подходящий рисунок, она вспомнила о шляпке. Ведь и шляпку тоже нужно новую, — ни одна из ее шляп не подходит к костюму.