Петер Илемницкий - Избранное

— Если они хотят бастовать, то уж пора бы. Свеклу нельзя оставлять в земле.

— Говорят, в некоторых имениях уже прекратили работу.

— И правильно. Только уж если бастовать — так везде, по всему краю. А то никакого смысла не будет, — рассудил Ондриш. — Говоришь, кое-где бросили работу, а что же у нас? Видишь… работают!

Оба посмотрели туда, где двигались группы работников, посмотрели на дороги, по которым от города и к городу тянулись возы. Местами белели груды свеклы. Они были похожи на муравейники, вокруг них суетились люди, одни груды росли, другие уменьшались, — каждая изменялась, не менялась только суета вокруг них, та была все одна и та же.

— Может, кто и просто так сболтнул, — заметила Агата. — Люди-то рады, что заработок есть. Не думаю, чтоб они захотели бастовать.

— Заработок? Немного же они заработают. Нет, я думаю…

Он хотел было что-то сказать о забастовке, но не договорил.

— Глянь, кто это едет? — показал он на полевую дорогу.

— Кмошко, если не ошибаюсь…

— Его-то я и сам узнал, я не о нем. А вот с ним… Кажется, это тот секретарь, из города. И еще кто-то совсем незнакомый…

Побежать бы к ним, спросить Кмошко, зачем они приехали. В этом было что-то необычное. Может, не зря Ержабек опасается забастовки. А то зачем бы этим людям приезжать на помещичьи поля, мешаться в разгар работы?

Ондриш крикнул, замахал шапкой. Кмошко обернулся, узнал его и поднял в знак приветствия руку — впрочем, поспешно опустил ее на руль: трудно было ехать на велосипедах по грязной дороге с глубокими колеями.

— Что-то готовится, — буркнул Ондриш и вернулся к своему делу.

Его наполняла какая-то неизъяснимая радость.

Он то и дело поглядывал в сторону помещичьих земель. Ему показалось, что там началось какое-то непривычное движение: уже не видно склоненных спин, люди распрямились, некоторые перебегают с места на место, другие собираются небольшими кучками — и вот они не спеша потянулись к дороге.

От города донесся заводской гудок. Казалось, он гудит совсем близко, таким сильным был его звук в сыром воздухе.

— А, черт! — выругался Ондриш и в сердцах повернулся на каблуке. — Я-то думал, они работу прекратили, а это всего-навсего обеденный перерыв!

После полудня на поле прибежал Маленцов Дюрик, принес им обед.

— Ага! Лапша с маком! А ты не выклевал мак по дороге? — засмеялся Ондриш.

Они сели с Агатой на кучу зеленой ботвы и принялись за еду.

Потом приехал Маленец с пустой телегой.

— Мои дела, кажется, хуже всех. Все уж вывезли почти всю свеклу, а я только начинаю.

— Говорят, кампания будет очень короткой, — сказал Ондриш. — Кто их знает, примут ли они всю свеклу.

— Должны принять. А то что нам с ней делать? На сколько дали семян, столько и свеклы должны взять.

— Не знаю, как оно будет.

Маленец начал нагружать телегу.

— Вы обедали? — спросила отца Агата.

— А как ты думаешь? Надо же было волов покормить.

После полудня поле затянула легкая дымка. Тихо было. То тут, то там короткой дугой взлетала ворона и снова садилась на поле. Воздух холодный, сырой. По небу бегут клочья серых облаков. За ними, где-то в бесконечной вышине, угадывалось слабое осеннее солнце.

Заводской гудок прервал краткий отдых. Ондриш встал, взялся за лопату.

— Что это ты… — Маленец попытался улыбнуться. — Гудок-то не для тебя. Отдыхай, сколько хочешь.

— Работа не ждет. На помещичьем мне еще не так пришлось бы поворачиваться.

Он взглянул на панские земли. Они еще пустынны, ни души на них. Только у свекольных куч — несколько возчиков с подводами.

«Что же не начинают?» — подумал Ондрей.

Маленец кивнул на земли Ержабека и заметил:

— А те вот не хотят поворачиваться. Слыхал я — остановили работу.

— Значит, бастуют? — вырвалось у Ондрея с чувством радостного удивления.

— Бастуют. Говорят, сегодня по всей округе встанут… Вечно что-нибудь выдумают. В городе полицейских — что тебе мух. Боже сохрани, как бы чего не…

За его словами скрывались давний гнев и протест. Он видел Кмошко с незнакомыми, встретил их на шоссе — и старая враждебность вскипела в нем. «А, чтоб тебе пропасть! — подумал он вместо того, чтоб поздороваться с Кмошко. — Опять свою чертовню разводишь? Тут не знаешь, за что сначала браться, а он в самый разгар работы садится на велосипед и тащится людей будоражить, ленивый дьявол… Кто его знает, может, свою-то свеклу он уже свез…»

Маленец нагрузил полный воз и тронулся в путь.

Вечером он вернулся из города с тем же полным возом.

— В чем дело, сосед? — спросил Ратай, встретив его на шоссе.

Маленец был в таком негодовании, что даже не мог связно говорить.

— Не взяли у меня свеклу… Повернули ни с чем! — крикнул он, размахивая руками.

— Почему?

— Откуда я знаю? Говорят, не соответствует норме.

— Не может быть! — удивился Ратай. — В чем же не соответствует, не сказали?

Маленец остановил воз; он хватал ртом воздух, будто задыхался. В выпученных глазах его были растерянность и отчаяние.

— Говорят, я ботву ломал. И потому, мол, свекла слабая.

— Какого черта! Да ведь мы все ломали! И в имении ломали, а у них свеклу берут!

— Ну, вот… а меня выгнали. Знать бы только, что теперь делать!

До сих пор Маленец всегда знал, что надо делать. Всегда полагался на собственный разум, не спрашивал совета у других. Сегодня он очутился в тупике.

— У тебя одного не взяли?

— Какое! Там еще человека три таких было. Остальные были из имений.

— И у них брали?

— Брали… У нас соглашались брать только с десятипроцентной скидкой.

— Еще десять процентов скидки?!

— Оглох ты, говорю, — десять. Скидка на грязь, на качество — и не знаю, на что там еще…

— Да ведь… это удар по всем нам! — разволновался Ратай. — Нынче завернули тебя, а в понедельник… Вишь ты, чего им захотелось! Чтоб им совсем уж задаром свеклу отдавали! А ты не хотел нам верить. Вот они тебе и показали, к чему им все эти скидки. Ты тогда не соглашался с нашим договором…

Нечего было припоминать Маленцу его упрямство. Он и так был убит, беспомощен, растерян.

— Приходи-ка вечером на сходку! — крикнул вслед ему Ратай. — Нам надо договориться!

События нахлынули, как полая вода.

Атмосфера накалилась, как перед взрывом.

Город, казалось, был спокоен и ни о чем не знал. Никто не слыхал звонков телефонных аппаратов в районной управе, в полицейском управлении, на сахарозаводе, в секретариатах профсоюзов. Только безработных стало почему-то больше на улицах, они собирались группами и обсуждали свои дела оживленнее обычного. На дворе городского муниципалитета и районной управы стояли полицейские. Оттуда время от времени выходили в город вооруженные парные патрули. Иногда полицейские целыми взводами отправлялись в деревни или проезжали куда-то на грузовиках. Прохаживались они и около сахарозавода, останавливали рабочих, о чем-то их расспрашивали, внимательно следили за ними. Но ничем, ни даже дрожью ресниц не выдавали они огромного напряжения, которое жило в них, заражая по видимости мирные улицы.