Борис Виан - Сердцедёр

Тем временем кузнец уже сверился со своим расписанием и вышел во двор. Он недовольно нахмурился, заметив, что Жакмор пытается заглянуть в кузницу.

— Нечего туда смотреть, не на мельницу пришел, — сказал он.

— Извините, — прошептал сильно заинтригованный Жакмор.

— Я приду завтра. Завтра в десять утра. Чтобы все было готово. Времени у меня в обрез.

— Договорились. Большое спасибо, — сказал Жакмор.

Кузнец вернулся к себе. Подмастерье собрал всю шерсть и поджег ее. Жакмор чуть не потерял сознание от вони и поспешил удалиться. По пути ему попалась швейно-галантерейная мастерская. За окном он отчетливо разглядел пожилую даму. Та сидела в хорошо освещенной комнате и дошивала бело-зеленое платье, украшенное английской вышивкой. Жакмор постоял некоторое время в задумчивости и снова двинулся в путь. Уже почти подойдя к дому, он вспомнил, что несколько дней назад видел на Клементине точно такое же платье. Платье в белую и зеленую полоску с воротничком и манжетами, украшенными английской вышивкой. Но разве Клементина покупала одежду в деревне? Да или нет?

Жакмор вставал с постели. Ночь прошла в бесплодных попытках заставить служанку отвечать на вопросы. Ну и, конечно, все, как всегда, закончилось сношением и опять в позиции раком. Никакой другой, видите ли, она не признавала. Жакмор начал уставать от этого изнурительного упорного молчания, и только острый запах ее рук, ее влагалища немного утешал его, помогая сносить профессиональное поражение; ибо на свои четкие вопросы он получал весьма смутные ответы. В ее отсутствие он на нее страшно злился, проговаривая про себя доступные ей слова убеждения, но стоило Беложо появиться на пороге, и все его аргументы куда-то исчезали, а он оставался совершенно безоружным перед этими столь естественными молчанием и пассивностью; ее поведение было так просто и органично, что бороться с ним он не мог, впадая в полное отчаяние. Жакмор понюхал ладошку и опять увидел себя слившимся с девушкой и постепенно обретающим полную власть над ней — при одном воспоминании плоть его волновалась даже несмотря на усталость.

Пока он заканчивал свой туалет, стараясь при этом не намочить рук, ему пришла мысль навестить Анжеля. Жакмор очень нуждался в собеседнике.

Гробовое молчание в ответ на троекратный стук неопровержимо доказывало, что Анжеля в комнате не было. Точно таким же способом проверив остальные комнаты, Жакмор заключил, что интересующая его персона находится вне дома. Где-то в саду раздавался визг пилы. Жакмор пошел на этот звук. Свернув в аллею, он украдкой понюхал свои пальцы. Они все еще пахли Беложо. Пришепетывание пилы становилось все более и более отчетливым. Подойдя к гаражу, Жакмор увидел Анжеля. Тот, одетый в голубые брюки и рубашку, распиливал толстый брус, положенный на козлы. Жакмор подошел ближе. Конец бруса, неровный и треснутый, с глухим стуком упал на землю. Под козлами уже образовался свежий холмик желтых смолистых опилок. Анжель выпрямился, отложил пилу и протянул руку психиатру.

— Вот видите, я следую вашим советам, — сказал он.

— Будет яхта?

— Да, — ответил Анжель.

— А вы умеете их делать?

— Да мне сверхскоростное судно и не требуется. Лишь бы держалось на воде.

— Тогда сделали бы плот, он квадратный, это все-таки проще, — сказал Жакмор, — будто рисуешь на воде.

— Да, проще, — сказал Анжель, — но яхта красивее.

Он поднял брус, от которого только что отпилил поврежденный кусок.

— Для чего же предназначен этот брус? — полюбопытствовал Жакмор.

— Не знаю, — ответил Анжель. — Сейчас я всего лишь зачищаю бревна... Хочу работать с чистым материалом.

— Но вы делаете двойную работу...

— Ну и что. Надо же чем-то заняться.

— Любопытно, — тихо сказал психиатр. — Значит, пока материал не в порядке, вы не смогли бы начать работу?

— Смочь-то я смог бы, но не будет того удовольствия.

— И давно это у вас?

В глазах Анжеля мелькнуло лукавство.

— Вы что, меня допрашиваете, что ли?

— Боже упаси, как можно! — возмутился Жакмор, делая вид, что прочищает ноздрю, а на самом деле нюхая пальцы.

— А, вам интересно, как строятся яхты?

— Нет, — ответил Жакмор, — просто, если я не буду интересоваться другими людьми, чем прикажете мне интересоваться?

— Самим собой, например, — посоветовал Анжель.

— Вы же отлично знаете, что внутри меня пусто.

— А вы попробуйте спросить себя, почему это так. И тогда пустоты в вас станет чуточку меньше.

— Ерунда, — сказал Жакмор.

— Все так же ни одного объекта на горизонте?

— Ни одного.

— А вы не пытались с животными? Это теперь практикуется.

— Откуда вы знаете? — спросил Жакмор.

— Где-то читал.

— Не всегда стоит доверять печатному слову, — наставительно сказал психиатр. Подушечка большого пальца на его правой руке до сих пор сохраняла специфический запах.

— Все же попробуйте, — сказал Анжель.

— А знаете... — начал психиатр и внезапно замолчал.

— Что?

— Нет, — решил Жакмор, — не сейчас. Я должен сам во всем убедиться.

— Есть какие-то предположения?

— Да так, одна гипотеза.

— Ну как хотите, можете не говорить, ваше дело в конце концов, — сказал Анжель и вернулся в гараж. Двери были распахнуты настежь, в глубине виднелась машина, а к правой стене были прислонены груды связанных веревкой досок, прогибавшихся под собственной тяжестью.

— Да, недостатка в лесе у вас нет, — заметил Жакмор.

— А как же, ведь это будет довольно большая яхта, — сказал Анжель и стал выбирать себе следующую доску. Жакмор взглянул на небо: по-прежнему ни единого облачка.

— Разрешите откланяться, я иду в деревню.

— Желаю удачи!

И снова раздался визг пилы. По мере того, как Жакмор отходил дальше от гаража, этот звук становился все тише и тише, и наконец, когда Жакмор достиг садовой ограды, пропал совсем. Психиатр двинулся вперед по пыльной тропинке. Во время разговора с Анжелем ему внезапно вспомнился здоровенный черный кот, сидящий на заборе при выезде из деревни. Это был один из случаев столь редко встречавшегося на его пути взаимопонимания. Этот забор был наверняка самым любимым местом кота. Жакмор заторопился, надеясь найти его там. На ходу он снова поднес большой палец к носу и глубоко вдохнул. Под влиянием запаха ему явственно привиделась могучая спина служанки и он сам, приникший к ее выгибавшемуся под мощными толчками заду. От таких грез он не шел, а летел.

Ветер раскидал солому по всей дороге, солому, которой были заткнуты узкие щели под дверями стойл; солома крутилась по земле близ амбаров, прошлогодняя солома летала около забытых под солнцем мельничных жерновов. Ветер поднялся еще утром. Он начисто выскреб поверхность моря, не оставив на ней ни единого белого барашка, забрался на утес и громко шелестел там в вересковых зарослях, вертелся вокруг дома, превращая в свисток каждый укромный уголок, сбрасывал с крыши непрочно лежащую черепицу, кружил старые глянцевито-металлические осенние листья, не успевшие попасть в удобрение; а еще он выбивал из рытвин облака серой пыли и сдирал, словно теркой, сухую корку с засохших луж.