Борис Виан - Сердцедёр

Вихрь рождался на окраине деревни. Завертелись, закрутились мелкие веточки и ковыль и слиплись в какой-то кокон неопределенной формы. Его верхушка перемещалась, подчиняясь капризам ветра, как грифель карандаша неуклонно следует за горизонталью; у высокой серой стены виднелось что-то черное, губчатое, мягкое; неожиданным порывом ветра туда прибило и кокон. То была пустая, невесомая оболочка черного кота, сухая шкурка бесплотного, высосанного существа. Вихрь понес его, жалкого и выпотрошенного, по дороге; он катился, будто газета по пляжу, неровными большими скачками. Ветер натянул меж травинками пронзительно звенящие струны — и вот призрак кота в нелепом прыжке оторвался от земли и тут же снова упал. Порыв ветра на секунду прижал его к живой изгороди, а потом отпустил бескостного картонного паяца танцевать дальше. Дорога в этом месте делала поворот; кота вынесло на откос и понесло прямо в поле; он несся среди созревающих зеленых колосков, электризуясь от контакта с ними, перепархивая с места на место, словно пьяный ворон; пустота его была идеальной пустотой засушенного растения, такого, как прошлогодняя солома на забытых под солнцем мельничных жерновах.

Жакмор мигом добрался до дороги и бодро зашагал, с удовольствием вдыхая свежий воздух. Новые бесчисленные запахи заполняли его ноздри и будили какие-то смутные воспоминания. Неделю назад он вобрал в себя всю полноту ментальной сущности черного кота, и теперь на каждом шагу его ожидали сюрпризы; он с большим трудом ориентировался в этом сложном и невероятно эмоциональном мире. В то же время было бы неверно считать, что его поведение в корне изменилось. Физическая сторона жизни и основные рефлексы так глубоко коренились в подсознании, что не могли полностью трансформироваться при контакте с привычками кота; ведь рефлексы животного были все-таки намного примитивнее, и этим также объяснялось их незначительное влияние на Жакмора; до чего же смешными казались ему теперь попытки заставить поверить себя и других, что ему хочется почесать ногой за ухом или улечься на живот, поджав ноги и подложив кулаки под голову. Но у психиатра возникало множество желаний, ощущений и даже мыслей, не особенно глубоких, но зато неизъяснимо очаровательных; вот, например, он учуял, что где-то недалеко рос куст валерианы. И все же Жакмор демонстративно отвернулся от него и двинулся в противоположную от деревни сторону по дорожке, ведущей к утесу. В те места его влекла только что возникшая отличная идея.

Жакмор добрался до крутого обрыва и легко отыскал едва заметную тропку; и не тропку даже, а так, след от камнепада. Он смело ринулся вниз, помогая себе при спуске руками и подставив спину пустоте. Когда несколько камней сорвалось из-под ног, Жакмор слегка взволновался, но продолжал уверенно двигаться вперед, радуясь ранее не наблюдавшимся гибкости и силе. Через несколько минут он уже находился у подножия утеса. На море был отлив, и между скал, выступавших из глубоких луж, появилась узкая полоска обкатанных камешков. Жакмор быстро пошел по ней к ближайшей луже. Выбрав удобное местечко, он уселся на корточки, засучив рукава. Его сжатые в кулак пальцы едва касались воды.

Прошло несколько секунд. И вдруг между водорослей мелькнула голова маленькой желтой рыбешки. На зеленом фоне ее трудно было разглядеть, но Жакмор все-таки различал трепет нежных жабер. Сердце его радостно забилось. Он молниеносно выбросил руку, схватил рыбку и поднес к носу. Пахло изумительно. Облизнувшись, он открыл рот и без всяких колебаний откусил со смачным хрустом голову бьющейся в руке рыбки. Это было восхитительно. А ведь рыбы тут сколько душе угодно.

Анжель положил на верстак молоток с наковаленкой и вытер пот со лба. Он только что закончил обшивку правого борта. Красивая линия из красноватых медных гвоздей ровненько шла по выпуклому светлому деревянному борту. Яхта обретала форму. Она стояла на дубовой тележке; под ней начинались дубовые рельсы, которые будут спускаться вниз по утесу к самому морю.

Рядом с Анжелем трое детишек возились в куче опилок и стружки, выросшей в углу мастерской. Развитие детей шло до странности быстро; теперь уже все трое ходили, постукивая своими подковками; только у Ситроена ступни еще немного кровоточили по вечерам, а у Жоэля с Ноэлем, мальчишек грубоватых и неприхотливых, кожа уже ороговела.

Анжель ничего не мог понять: час кормления наступил, а служанка все не шла за детьми. Ведь должны же они пополдничать. Тут он вспомнил, что служанки не было дома и со вздохом взглянул на часы. Честно говоря, Клементина все чаще и чаще забывала покормить их, а когда Анжель осмеливался хоть в чем-то ее упрекнуть, то получал наглую, но, в общем-то, обоснованную отповедь; в ее тоне слышались уверенность в себе и ненависть к нему. В такие минуты Анжелю неловко было смотреть на детей, которые жались к матери, и даже будто иронически поглядывали на него. Анжель наблюдал за их игрой и вдруг встретился глазами с враждебным взглядом Ситроена. Его это поразило и немного обидело. «Ну что ж, — подумал Анжель, — в конце концов они имеют то, что заслуживают». Вот он, например, не желал бы ничего другого, как всегда потакать им во всем и целовать их, но ведь его никогда не просят об этом. «Да, видно, им нравится, когда их притесняют», — с горечью подумал Анжель и подошел к детям.

— Ну, пойдемте кушать, ребятки, — сказал он.

Жоэль и Ноэль подняли головы и забормотали.

— Хочу Тина, — сказал Жоэль.

— Тина, — повторил Ноэль.

— Клементины нет, пойдем ее поищем, — сказал Анжель.

Ситроен с достоинством прошел мимо него. Анжель протянул руку близнецам. Не обратив на нее никакого внимания, они встали на ножки, подняв облако опилок и стружки, и неловко засеменили за братом. Анжель взмок от напряжения. Но все-таки пошел за детьми, посматривая за ними издалека; сад, расположенный на крутом склоне, таил массу опасностей, и, несмотря на свое раздражение, он не вынес бы, если бы с ними случилось несчастье.

Он догнал детей уже около дома. Ноэль пронзительно звал мать, Жоэль вторил ему.

— Ну, хватит, — сказал Анжель довольно твердо. Дети замолкли от удивления.

— Идите на кухню, — продолжал Анжель.

Странно, но к полднику ничего не было готово. Уходя, она могла, по крайней мере, хоть что-нибудь приготовить. Он неловко усадил малышей за стол и подал им кружки с молоком и бутерброды. Они набросились на еду, булькая и громко чавкая от удовольствия, а Анжель направился восвояси. И чуть было не столкнулся с Жакмором.

— Вы не видели Клементину? — спросил он.