Эрих Ремарк - На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Эрих Ремарк - На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Эрих Ремарк
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

5/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
100

1

2

3

4

5

Эрих Ремарк - На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Эрих Ремарк, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В романе «На Западном фронте без перемен», одном из самых характерных произведений литературы «потерянного поколения», Ремарк изобразил фронтовые будни, сохранившие солдатам лишь элементарные формы солидарности, сплачивающей их перед лицом смерти.

На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Эрих Ремарк

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

We young men of twenty, however, have only our parents, and some, perhaps, a girl-that is not much, for at our age the influence of parents is at its weakest and girls have not yet got a hold over us.	У нас же, двадцатилетних, есть только наши родители, да у некоторых - девушка. Это не так уж много, - ведь в нашем возрасте привязанность к родителям особенно ослабевает, а девушки еще не стоят на первом плане.
Besides this there was little else -some enthusiasm, a few hobbies, and our school. Beyond this our life did not extend.	А помимо этого, мы почти ничего не знали: у нас были свои мечтания, кой-какие увлечения да школа; больше мы еще ничего не успели пережить.
And of this nothing remains.	И от этого ничего не осталось.
Kantorek would say that we stood on the threshold of life.	Канторек сказал бы, что мы стояли на самом пороге жизни.
And so it would seem.	В общем это верно.
We had as yet taken no root.	Мы еще не успели пустить корни.
The war swept us away.	Война нас смыла.
For the others, the older men, it is but an interruption. They are able to think beyond it.	Для других, тех, кто постарше, война - это временный перерыв, они могут ее мысленно перескочить.
We, however, have been gripped by it and do not know what the end may be.	Нас же война подхватила и понесла, и мы не знаем, чем все это кончится.
We know only that in some strange and melancholy way we have become a waste land. All the same, we are not often sad.	Пока что мы знаем только одно: мы огрубели, но как-то по-особенному, так что в нашем очерствении есть и тоска, хотя теперь мы даже и грустим-то не так уж часто.
Though M?ller would be delighted to have Kemmerich's boots, he is really quite as sympathetic as another who could not bear to think of such a thing for grief.	Если Мюллеру очень хочется получить ботинки Кеммериха, то это вовсе не значит, что он проявляет к нему меньше участия, чем человек, который в своей скорби не решился бы и подумать об этом.
He merely sees things clearly.	Для него это просто разные вещи.
Were Kemmerich able to make any use of the boots, then M?ller would rather go bare-foot over barbed wire than scheme how to get hold of them.	Если бы ботинки могли еще принести Кеммериху хоть какую-нибудь пользу, Мюллер предпочел бы ходить босиком по колючей проволоке, чем размышлять о том, как их заполучить.
But as it is the boots are quite inappropriate to Kemmerich's circumstances, whereas M?ller can make good use of them.	Но сейчас ботинки представляют собой нечто совершенно не относящееся к состоянию Кеммериха, а в то же время Мюллеру они бы очень пригодились.
Kemmerich will die; it is immaterial who gets them.	Кеммерих умрет, - так не все ли равно, кому они достанутся?
Why, then, should M?ller not succeed to them? He has more right than a hospital orderly.	И почему бы Мюллеру не охотиться за ними, ведь у него на них больше прав, чем у какого-нибудь санитара!
When Kemmerich is dead it will be too late.	Когда Кеммерих умрет, будет поздно.
Therefore M?ller is already on the watch.	Вот почему Мюллер уже сейчас присматривает за ними.

We have lost all sense of other considerations, because they are artificial.	Мы разучились рассуждать иначе, ибо все другие рассуждения искусственны.
Only the facts are real and important for us.	Мы придаем значение только фактам, только они для нас важны.
And good boots are scarce.	А хорошие ботинки не так-то просто найти.
Once it was different.	Раньше и это было не так.
When we went to the district-commandant to enlist, we were a class of twenty young men, many of whom proudly shaved for the first time before going to the barracks. We had no definite plans for our future.	Когда мы шли в окружное военное управление, мы еще представляли собой школьный класс, двадцать юношей, и прежде чем переступить порог казармы, вся наша веселая компания отправилась бриться в парикмахерскую, причем многие делали это в первый раз.
Our thoughts of a career and occupation were as yet of too unpractical a character to furnish any scheme of life. We were still crammed full of vague ideas which gave to life, and to the war also an ideal and almost romantic character.	У нас не было твердых планов на будущее, лишь у очень немногих мысли о карьере и призвании приняли уже настолько определенную форму, чтобы играть какую-то практическую роль в их жизни; зато у нас было множество неясных идеалов, под влиянием которых и жизнь, и даже война представлялись нам в идеализированном, почти романтическом свете.
We were trained in the army for ten weeks and in this time more profoundly influenced than by ten years at school.	В течение десяти недель мы проходили военное обучение, и за это время нас успели перевоспитать более основательно, чем за десять школьных лет.
We learned that a bright button is weightier than four volumes of Schopenhauer.	Нам внушали, что начищенная пуговица важнее, чем целых четыре тома Шопенгауэра.
At first astonished, then embittered, and finally indifferent, we recognized that what matters is not the mind but the boot brush, not intelligence but the system, not freedom but drill.	Мы убедились - сначала с удивлением, затем с горечью и наконец с равнодушием - в том, что здесь все решает, как видно, не разум, а сапожная щетка, не мысль, а заведенный некогда распорядок, не свобода, а муштра.
We became soldiers with eagerness and enthusiasm, but they have done everything to knock that out of us.	Мы стали солдатами по доброй воле, из энтузиазма; но здесь делалось все, чтобы выбить из нас это чувство.
After three weeks it was no longer incomprehensible to us that a braided postman should have more authority over us than had formerly our parents, our teachers, and the whole gamut of culture from Plato to Goethe.	Через три недели нам уже не казалось непостижимым, что почтальон с лычками унтера имеет над нами больше власти, чем наши родители, наши школьные наставники и все носители человеческой культуры от Платона до Гете, вместе взятые.

With our young, awakened eyes we saw that the classical conception of the Fatherland held by our teachers resolved itself here into a renunciation of personality such as one would not ask of the meanest servants-salutes, springing to attention, parade-marches, presenting arms, right wheel, left wheel, clicking the heels, insults, and a thousand pettifogging details. We had fancied our task would be different, only to find we were to be trained for heroism as though we were circus-ponies.	Мы видели своими молодыми, зоркими глазами, что классический идеал отечества, который нам нарисовали наши учителя, пока что находил здесь реальное воплощение в столь полном отречении от своей личности, какого никто и никогда не вздумал бы потребовать даже от самого последнего слуги. Козырять, стоять навытяжку, заниматься шагистикой, брать на караул, вертеться направо и налево, щелкать каблуками, терпеть брань и тысячи придирок, - мы мыслили себе нашу задачу совсем иначе и считали, что нас готовят к подвигам, как цирковых лошадей готовят к выступлению.
But we soon accustomed ourselves to it.	Впрочем, мы скоро привыкли к этому.
We learned in fact that some of these things were necessary, but the rest merely show.	Мы даже поняли, что кое-что из этого было действительно необходимо, зато все остальное, безусловно, только мешало.
Soldiers have a fine nose for such distinctions.	На эти вещи у солдата тонкий нюх.
By threes and fours our class was scattered over the platoons amongst Frisian fishermen, peasants, and labourers with whom we soon made friends.	Группами в три-четыре человека наш класс разбросали по отделениям, вместе с фрисландскими рыбаками, крестьянами, рабочими и ремесленниками, с которыми мы вскоре подружились.
Kropp, M?ller, Kemmerich, and I went to No. 9 platoon under Corporal Himmelstoss.	Кропп, Мюллер, Кеммерих и я попали в девятое отделение, которым командовал унтерофицер Химмельштос.
He had the reputation of being the strictest disciplinarian in the camp, and was proud of it.	Он слыл за самого свирепого тирана в наших казармах и гордился этим.
He was a small undersized fellow with a foxy, waxed moustache, who had seen twelve years' service and was in civil life a postman.	Маленький, коренастый человек, прослуживший двенадцать лет, с ярко-рыжими, подкрученными вверх усами, в прошлом почтальон.
He had a special dislike of Kropp, Tjaden, Westhus, and me, because he sensed a quiet defiance.	С Кроппом, Тьяденом, Вестхусом и со мной у него были особые счеты, так как он чувствовал наше молчаливое сопротивление.
I have remade his bed fourteen times in one morning.	Однажды утром я четырнадцать раз заправлял его койку.
Each time he had some fault to find and pulled it to pieces.	Каждый раз он придирался к чему-нибудь и сбрасывал постель на пол.
I have kneaded a pair of prehistoric boots that were as hard as iron for twenty hours-with intervals of course-until they became as soft as butter and not even Himmelstoss could find anything more to do to them; under his orders I have scrubbed out the Corporals' Mess with a tooth-brush.	Проработав двадцать часов, - конечно, с перерывами, - я надраил пару допотопных, твердых, как камень, сапог до такого зеркального блеска, что даже Химмельштосу не к чему было больше придраться. По его приказу я дочиста выскоблил зубной щеткой пол нашей казармы.