Шарлотта Бронте - Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Шарлотта Бронте - Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Шарлотта Бронте
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Шарлотта Бронте - Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Шарлотта Бронте, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В поисках лучшей доли Джен Эйр, сирота, страдающая от притеснений родственников и школьных наставников, становится гувернанткой и начинает новую счастливую жизнь в Торнфилде. Спустя некоторое время Джен начинает понимать, что Рочестер, хозяин Торнфилда, скрывает от нее какую-то тайну.

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Шарлотта Бронте

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Mrs. Fairfax found you to train it; but now you know that it is the illegitimate offspring of a French opera-girl, you will perhaps think differently of your post and prot?g?e: you will be coming to me some day with notice that you have found another place-that you beg me to look out for a new governess, &c.-Eh?"	А миссис Фэйрфакс нашла вас, чтобы воспитывать ее. Но теперь вы знаете, что она незаконная дочь французской танцовщицы, и вы, может быть, иначе отнесетесь к своей задаче и к своей воспитаннице? Может быть, вы явитесь ко мне однажды и сообщите, что нашли себе другое место и что я должен искать себе новую гувернантку и так далее? Да?
"No: Ad?le is not answerable for either her mother's faults or yours: I have a regard for her; and now that I know she is, in a sense, parentless-forsaken by her mother and disowned by you, sir-I shall cling closer to her than before.	- Нет. Адель не ответственна ни за грехи матери, ни за ваши. Я привязалась к ней; а теперь, когда узнала, что она в известном смысле сирота - мать ее бросила, а вы, сэр, от нее отрекаетесь, - моя привязанность к ней станет еще крепче.
How could I possibly prefer the spoilt pet of a wealthy family, who would hate her governess as a nuisance, to a lonely little orphan, who leans towards her as a friend?"	Неужели я могла бы предпочесть какого-нибудь избалованного ребенка из богатой семьи, ненавидящего свою гувернантку, маленькой одинокой сиротке, которая относится ко мне, как к другу?
"Oh, that is the light in which you view it!	- Ах, вот как вы на это смотрите!
Well, I must go in now; and you too: it darkens."	Ну, а теперь мне пора домой; и вам тоже, уже темнеет.
But I stayed out a few minutes longer with Ad?le and Pilot-ran a race with her, and played a game of battledore and shuttlecock.	Но я осталась еще на несколько минут с Аделью и Пилотом, побегала и сыграла партию в волан.
When we went in, and I had removed her bonnet and coat, I took her on my knee; kept her there an hour, allowing her to prattle as she liked: not rebuking even some little freedoms and trivialities into which she was apt to stray when much noticed, and which betrayed in her a superficiality of character, inherited probably from her mother, hardly congenial to an English mind.	Когда я вошла в дом и сняла с девочки пальто и шляпу, я посадила ее на колени и продержала целый час, разрешив ей болтать сколько вздумается. Я даже не удерживала ее от того жеманства и тех легких вольностей, к которым она была так склонна, когда чувствовала, что на нее обращают внимание, и которые выдавали легкомыслие ее характера, вероятно унаследованное от матери и едва ли присущее маленькой англичанке.
Still she had her merits; and I was disposed to appreciate all that was good in her to the utmost.	Однако у нее были и достоинства, и теперь я была склонна даже преувеличивать их.
I sought in her countenance and features a likeness to Mr. Rochester, but found none: no trait, no turn of expression announced relationship.	Но я тщетно искала в ней какого-нибудь сходства с мистером Рочестером: ни своими чертами, ни своим выражением - ничем это личико не напоминало его.
It was a pity: if she could but have been proved to resemble him, he would have thought more of her.	И мне было жаль: если бы удалось установить такое сходство, он больше уделял бы ей внимания.
It was not till after I had withdrawn to my own chamber for the night, that I steadily reviewed the tale Mr. Rochester had told me.	Лишь вечером, удалившись к себе в комнату, я подробно могла вспомнить все рассказанное мне мистером Рочестером.

As he had said, there was probably nothing at all extraordinary in the substance of the narrative itself: a wealthy Englishman's passion for a French dancer, and her treachery to him, were every-day matters enough, no doubt, in society; but there was something decidedly strange in the paroxysm of emotion which had suddenly seized him when he was in the act of expressing the present contentment of his mood, and his newly revived pleasure in the old hall and its environs.	Как он и отметил, сама эта история была достаточно тривиальна. Страсть богатого англичанина к французской танцовщице и ее измена - случай, довольно обычный в обществе. Но было нечто, бесспорно, очень странное в том глубоком волнении, которое овладело им, когда он попытался выразить свои теперешние чувства - радость, вызванную решением отныне жить здесь, в этом старом доме, в этой местности.
I meditated wonderingly on this incident; but gradually quitting it, as I found it for the present inexplicable, I turned to the consideration of my master's manner to myself.	С удивлением размышляла я над этим обстоятельством; но, сознавая, что бессильна разгадать эту загадку в настоящую минуту, я постепенно отвлеклась в сторону и задумалась над отношением хозяина ко мне самой.
The confidence he had thought fit to repose in me seemed a tribute to my discretion: I regarded and accepted it as such.	Мне казалось, что его исповедь - это благодарность за мою скромность; так я и приняла ее.
His deportment had now for some weeks been more uniform towards me than at the first.	В последнее время он стал относиться ко мне ровнее, чем вначале.
I never seemed in his way; he did not take fits of chilling hauteur: when he met me unexpectedly, the encounter seemed welcome; he had always a word and sometimes a smile for me: when summoned by formal invitation to his presence, I was honoured by a cordiality of reception that made me feel I really possessed the power to amuse him, and that these evening conferences were sought as much for his pleasure as for my benefit.	Я чувствовала, что никогда ему не мешаю; он больше не приветствовал меня с ледяным высокомерием при случайных встречах и, казалось, бывал им рад. Всегда у него находилось для меня ласковое слово, а иногда и улыбка. Если же он приглашал меня к себе, то удостаивал сердечного приема, и я чувствовала, что действительно развлекаю его и что эти вечерние беседы так же приятны ему, как и мне.
I, indeed, talked comparatively little, but I heard him talk with relish.	Сама я говорила сравнительно мало, зато с наслаждением слушала его.
It was his nature to be communicative; he liked to open to a mind unacquainted with the world glimpses of its scenes and ways (I do not mean its corrupt scenes and wicked ways, but such as derived their interest from the great scale on which they were acted, the strange novelty by which they were characterised); and I had a keen delight in receiving the new ideas he offered, in imagining the new pictures he portrayed, and following him in thought through the new regions he disclosed, never startled or troubled by one noxious allusion.	Он был общителен по природе; очевидно, ему нравилось рисовать перед неискушенной слушательницей картины жизни и нравов (я имею в виду не те, где изображалась бы порочная жизнь и постыдные нравы, но такие, которые уносили меня в другой, более широкий мир, радовавший своей новизной); и я с радостью воспринимала от него новые идеи и, представляя себе те эпизоды, о которых он рассказывал мне, мысленно следовала за ним в неведомые области, которые он раскрывал передо мной, никогда не удивляя и не смущая мой ум какими-либо рискованными намеками.
The ease of his manner freed me from painful restraint: the friendly frankness, as correct as cordial, with which he treated me, drew me to him.	Та непринужденность, с какой держался мистер Рочестер, постепенно ослабила мою внутреннюю скованность; дружеская откровенность, корректная и сердечная, с которой он подходил ко мне, привлекала меня к нему.

I felt at times as if he were my relation rather than my master: yet he was imperious sometimes still; but I did not mind that; I saw it was his way.	Временами он казался мне скорее родственником, чем хозяином. Иногда он опять впадал в свой властный тон; но это меня не смущало: я знала, что это у него в характере.
So happy, so gratified did I become with this new interest added to life, that I ceased to pine after kindred: my thin crescent-destiny seemed to enlarge; the blanks of existence were filled up; my bodily health improved; I gathered flesh and strength.	И я была так счастлива, так удовлетворена новыми интересами, вошедшими в мою жизнь, что перестала горевать о своем одиночестве, о том, что у меня нет родных. Ущербный месяц моей судьбы словно вступил в новую фазу, белые листы в моей жизни заполнялись. Я поздоровела и окрепла.
And was Mr. Rochester now ugly in my eyes?	Казался ли мне теперь мистер Рочестер некрасивым?
No, reader: gratitude, and many associations, all pleasurable and genial, made his face the object I best liked to see; his presence in a room was more cheering than the brightest fire.	Нет, читатель: чувство благодарности и множество других впечатлений, новых и приятных, делали его лицо для меня самым желанным. Его присутствие в комнате согревало меня больше, чем самый яркий огонь.
Yet I had not forgotten his faults; indeed, I could not, for he brought them frequently before me.	Но я не забывала о его недостатках, - да и не могла забыть, так как он слишком часто обнаруживал их передо мной.
He was proud, sardonic, harsh to inferiority of every description: in my secret soul I knew that his great kindness to me was balanced by unjust severity to many others.	Он был горд, насмешлив, резок со всеми ниже его стоящими. В глубине души я знала, что та особая доброта, с какой он относится ко мне, не мешает ему быть несправедливым и чрезмерно строгим к другим.
He was moody, too; unaccountably so; I more than once, when sent for to read to him, found him sitting in his library alone, with his head bent on his folded arms; and, when he looked up, a morose, almost a malignant, scowl blackened his features.	На него находили странные, ничем не объяснимые настроения. Сколько раз, когда он посылал за мной, я находила его к библиотеке, где он сидел в одиночестве, положив голову на скрещенные руки, и когда он поднимал ее, на его лице появлялось хмурое, почти злобное выражение.
But I believed that his moodiness, his harshness, and his former faults of morality (I say former, for now he seemed corrected of them) had their source in some cruel cross of fate.	Но я верила, что его капризы, его резкость и былые прегрешения против нравственности (я говорю - былые, так как теперь он как будто исправился) имели своим источником какие-то жестокие испытания судьбы.
I believed he was naturally a man of better tendencies, higher principles, and purer tastes than such as circumstances had developed, education instilled, or destiny encouraged.	Я верила, что от природы это человек с многообещающими задатками, более высокими принципами и более чистыми стремлениями, чем те, которые развились в нем в силу известных обстоятельств, воспитания или случайностей судьбы.
I thought there were excellent materials in him; though for the present they hung together somewhat spoiled and tangled.	Мне чудилось, что он представляет собой превосходный материал, хотя в настоящее время все его дарования казались заглохшими и заброшенными.