Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Виктор Гюго
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Виктор Гюго, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет – всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.
«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Виктор Гюго

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Never! never!	Никогда! Никогда!
Nothing shall unite us! not hell itself!	Ничто не соединит нас, даже ад!
Go, accursed man!	Уйди, проклятый!
Never!"	Никогда!
The priest had stumbled on the stairs.	Священник споткнулся о ступеньку.
He silently disentangled his feet from the folds of his robe, picked up his lantern again, and slowly began the ascent of the steps which led to the door; he opened the door and passed through it.	Он молча высвободил ноги, запутавшиеся в складках одежды, взял фонарь и медленно стал подниматься по лестнице к двери. Он открыл эту дверь и вышел.
All at once, the young girl beheld his head reappear; it wore a frightful expression, and he cried, hoarse with rage and despair,-	Вдруг девушка увидела, как его голова вновь появилась в отверстии люка. Лицо его было ужасно; хриплым от ярости и отчаяния голосом он крикнул:
"I tell you he is dead!"	- Говорят тебе, он умер!
She fell face downwards upon the floor, and there was no longer any sound audible in the cell than the sob of the drop of water which made the pool palpitate amid the darkness.	Она упала ничком на землю, и ничего больше не было слышно в темнице, кроме вздохов капель воды, зыбивших лужу во мраке.
CHAPTER V. THE MOTHER.	V. Мать
I do not believe that there is anything sweeter in the world than the ideas which awake in a mother's heart at the sight of her child's tiny shoe; especially if it is a shoe for festivals, for Sunday, for baptism, the shoe embroidered to the very sole, a shoe in which the infant has not yet taken a step.	Не думаю, чтобы во всей вселенной было что-нибудь отраднее чувств, которые пробуждаются в сердце матери при виде крошечного башмачка ее ребенка. Особенно, если это праздничный башмачок, воскресный, крестильный: башмачок, расшитый почти до самой подошвы, башмачок младенца, еще не ставшего на ножки.
That shoe has so much grace and daintiness, it is so impossible for it to walk, that it seems to the mother as though she saw her child.	Этот башмачок так мал, так мил, он так явно непригоден для ходьбы, что матери кажется, будто она видит свое дитя.
She smiles upon it, she kisses it, she talks to it; she asks herself whether there can actually be a foot so tiny; and if the child be absent, the pretty shoe suffices to place the sweet and fragile creature before her eyes.	Она улыбается ему, она целует его, она разговаривает с ним. Она спрашивает себя, может ли ножка быть такой маленькой: и если даже нет с ней ребенка, то ей достаточно взглянуть на хорошенький башмачок, чтобы перед ней уже возник образ нежного и хрупкого создания.
She thinks she sees it, she does see it, complete, living, joyous, with its delicate hands, its round head, its pure lips, its serene eyes whose white is blue.	Ей чудится, что она его видит, живого, смеющегося, его нежные ручки, круглую головку, ясные глазки с голубоватыми белками, его невинные уста.
If it is in winter, it is yonder, crawling on the carpet, it is laboriously climbing upon an ottoman, and the mother trembles lest it should approach the fire.	Если на дворе зима, то вот он, здесь, ползает по ковру, деловито карабкается на скамейку, и мать трепещет от страха, как бы он не приблизился к огню.

If it is summer time, it crawls about the yard, in the garden, plucks up the grass between the paving-stones, gazes innocently at the big dogs, the big horses, without fear, plays with the shells, with the flowers, and makes the gardener grumble because he finds sand in the flower-beds and earth in the paths.	Если же лето, то он ковыляет по двору, по саду, рвет траву, растущую между булыжниками, простодушно, безбоязненно глядит на больших собак, на больших лошадей, забавляется ракушками, цветами и заставляет ворчать садовника, который находит на куртинах песок, на дорожках землю.
Everything laughs, and shines and plays around it, like it, even the breath of air and the ray of sun which vie with each other in disporting among the silky ringlets of its hair.	Все, как и он, улыбается, все играет, все сверкает вокруг него, - даже ветерок и солнечный луч бегают взапуски, путаясь в ее кудряшках.
The shoe shows all this to the mother, and makes her heart melt as fire melts wax.	Все это возникает перед матерью при взгляде на башмачок, и, как воск на огне, тает ее сердце.
But when the child is lost, these thousand images of joy, of charms, of tenderness, which throng around the little shoe, become so many horrible things.	Но когда дитя утрачено, эти радостные, очаровательные, нежные образы, которые обступают крошечный башмачок, превращаются в источник ужасных страданий.
The pretty broidered shoe is no longer anything but an instrument of torture which eternally crushes the heart of the mother.	Хорошенький расшитый башмачок становится орудием пытки, которое непрестанно терзает материнское сердце.
It is always the same fibre which vibrates, the tenderest and most sensitive; but instead of an angel caressing it, it is a demon who is wrenching at it.	В этом сердце звучит все та же струна, струна самая затаенная, самая чувствительная; но вместо ангела, ласково прикасающегося к ней, ее дергает демон.
One May morning, when the sun was rising on one of those dark blue skies against which Garofolo loves to place his Descents from the Cross, the recluse of the Tour-Roland heard a sound of wheels, of horses and irons in the Place de Gr?ve.	Однажды утром, когда майское солнце вставало на темно-синем небе, на таком фоне Гарофало любил писать свои многочисленные "Снятие со креста", - затворница Роландовой башни услышала доносившийся с Гревской площади шум колес, топот копыт, лязг железа.
She was somewhat aroused by it, knotted her hair upon her ears in order to deafen herself, and resumed her contemplation, on her knees, of the inanimate object which she had adored for fifteen years.	Это ее не очень удивило, и, закрыв уши волосами, чтобы заглушить шум, она снова, стоя на коленях, отдалась созерцанию неодушевленного предмета, которому поклонялась вот уж пятнадцать лет.
This little shoe was the universe to her, as we have already said.	Этот башмачок, как мы уже говорили, был для нее вселенной.
Her thought was shut up in it, and was destined never more to quit it except at death.	В нем была заточена ее мысль, и освободить ее от этого заключения могла одна лишь смерть.
The sombre cave of the Tour-Roland alone knew how many bitter imprecations, touching complaints, prayers and sobs she had wafted to heaven in connection with that charming bauble of rose-colored satin.	Сколько горьких упреков, трогательных жалоб, молитв и рыданий об этой очаровательной безделке розового шелка воссылала она к небесам, об этом знала только мрачная келья Роландовой башни.
Never was more despair bestowed upon a prettier and more graceful thing.	Никогда еще подобное отчаяние не изливалось на такую прелестную и такую изящную вещицу.
It seemed as though her grief were breaking forth more violently than usual; and she could be heard outside lamenting in a loud and monotonous voice which rent the heart.	В это утро, казалось, скорбь ее была еще надрывнее, чем всегда, и ее громкое монотонное причитание, долетавшее из склепа, щемило сердце.

"Oh my daughter!" she said, "my daughter, my poor, dear little child, so I shall never see thee more!	- О дочь моя! - стонала она. - Мое бедное дорогое дитя! Никогда больше я не увижу тебя!
It is over!	Все кончено!
It always seems to me that it happened yesterday!	А мне сдается, будто это произошло вчера.
My God! my God! it would have been better not to give her to me than to take her away so soon.	Боже мой, боже мой! Уж лучше бы ты не дарил ее мне, если хотел отнять так скоро!
Did you not know that our children are part of ourselves, and that a mother who has lost her child no longer believes in God?	Разве тебе не ведомо, что ребенок врастает в нашу плоть, и мать, потерявшая дитя, перестает верить в бога?
Ah! wretch that I am to have gone out that day!	О несчастная, зачем я вышла из дому в этот день?
Lord!	Господи, господи!
Lord! to have taken her from me thus; you could never have looked at me with her, when I was joyously warming her at my fire, when she laughed as she suckled, when I made her tiny feet creep up my breast to my lips?	Если ты лишил меня дочери, то ты, наверное, никогда не видел меня вместе с нею, когда я отогревала ее, веселенькую, у моего очага; когда она, улыбаясь мне, сосала мою грудь; когда я заставляла ее перебирать ножонками по мне до самых моих губ!
Oh! if you had looked at that, my God, you would have taken pity on my joy; you would not have taken from me the only love which lingered, in my heart!	О, если бы ты взглянул на нас тогда, господи, ты бы сжалился надо мной, над моим счастьем, ты не лишил бы меня единственной любви, которая еще жила в моем сердце!
Was I then, Lord, so miserable a creature, that you could not look at me before condemning me?-Alas! Alas! here is the shoe; where is the foot? where is the rest?	Неужели я была такой презренной тварью, господи, что ты не пожелал даже взглянуть на меня, прежде, чем осудить? О горе, горе! Вот башмачок, а ножка где? Где все ее тельце?
Where is the child?	Где дитя?
My daughter! my daughter! what did they do with thee?	Дочь моя! Дочь моя! Что они сделали с тобой?
Lord, give her back to me.	Господи, верни ее мне!
My knees have been worn for fifteen years in praying to thee, my God!	За те пятнадцать лет, что я провела в моленьях перед тобой, о господи, мои колени покрылись струпьями!
Is not that enough?	Разве этого мало?
Give her back to me one day, one hour, one minute; one minute, Lord! and then cast me to the demon for all eternity!	Верни ее мне хоть на день, хоть на час, хоть на одну минуту, на одну минуту, господи! А потом ввергни меня на веки вечные в преисподнюю!
Oh! if I only knew where the skirt of your garment trails, I would cling to it with both hands, and you would be obliged to give me back my child!	О, если бы я знала, где влачится край твоей ризы, я ухватилась бы за него обеими руками и умолила бы вернуть мое дитя! Вот ее хорошенький крохотный башмачок!
Have you no pity on her pretty little shoe?	Разве тебе его не жаль, господи?
Could you condemn a poor mother to this torture for fifteen years?	Как ты мог обречь бедную мать на пятнадцатилетнюю муку?