Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Виктор Гюго
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Виктор Гюго, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет – всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.
«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Виктор Гюго

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Those who had no ladders had knotted ropes; those who had no ropes climbed by the projections of the carvings.	Те, у кого не было лестницы, запаслись узловатыми веревками; те, у кого не было веревок, карабкались, хватаясь за скульптурные украшения.
They hung from each other's rags.	Одни цеплялись за рубище других.
There were no means of resisting that rising tide of frightful faces; rage made these fierce countenances ruddy; their clayey brows were dripping with sweat; their eyes darted lightnings; all these grimaces, all these horrors laid siege to Quasimodo. One would have said that some other church had despatched to the assault of Notre-Dame its gorgons, its dogs, its dr?es, its demons, its most fantastic sculptures.	Не было никакой возможности противостоять все возраставшему приливу этих ужасных лиц. Свирепые лица пылали от ярости, землистые лбы заливал пот, глаза сверкали. Все эти уроды, все эти рожи обступили Квазимодо; можно было подумать, что какой-то другой храм выслал на штурм Собора Богоматери своих горгон, псов, свои маски, своих демонов, свои самые фантастические изваяния.
It was like a layer of living monsters on the stone monsters of the fa?ade.	Они казались слоем живых чудовищ на каменных чудовищах фасада.
Meanwhile, the Place was studded with a thousand torches.	Тем временем площадь вспыхнула множеством факелов.
This scene of confusion, till now hid in darkness, was suddenly flooded with light.	Беспорядочная картина боя, до сей поры погруженная во мраке, внезапно озарилась светом.
The parvis was resplendent, and cast a radiance on the sky; the bonfire lighted on the lofty platform was still burning, and illuminated the city far away.	Соборная площадь сверкала огнями, бросая их отблеск в небо. Костер, разложенный на верхней площадке, продолжал полыхать, далеко освещая город.
The enormous silhouette of the two towers, projected afar on the roofs of Paris, and formed a large notch of black in this light.	Огромный силуэт башен четко выступал над крышами Парижа, образуя на этом светлом фоне широкий черный выем.
The city seemed to be aroused.	Город, казалось, всколыхнулся.
Alarm bells wailed in the distance.	Со всех сторон доносился стонущий звон набата.
The vagabonds howled, panted, swore, climbed; and Quasimodo, powerless against so many enemies, shuddering for the gypsy, beholding the furious faces approaching ever nearer and nearer to his gallery, entreated heaven for a miracle, and wrung his arms in despair.	Бродяги, рыча, задыхаясь, богохульствуя, взбирались наверх, а Квазимодо, бессильный против такого количества врагов, дрожа за жизнь цыганки и видя, как все ближе и ближе подвигаются к его галерее разъяренные лица, в отчаянии ломая руки, молил небо о чуде.
CHAPTER V. THE RETREAT IN WHICH MONSIEUR LOUIS OF FRANCE SAYS HIS PRAYERS.	V. Келья, в которой Людовик Французский читает часослов
The reader has not, perhaps, forgotten that one moment before catching sight of the nocturnal band of vagabonds, Quasimodo, as he inspected Paris from the heights of his bell tower, perceived only one light burning, which gleamed like a star from a window on the topmost story of a lofty edifice beside the Porte Saint-Antoine.	Читатель, быть может, помнит, что за минуту перед тем, как Квазимодо заметил в ночном мраке шайку бродяг, он, обозревая с высоты своей башни Париж, увидел только один огонек, светившийся в окне самого верхнего этажа высокого и мрачного здания рядом с Сент-Антуанскими воротами.
This edifice was the Bastille.	Это здание была Бастилия.

That star was the candle of Louis XI.	Этой мерцавшей звездочкой была свеча Людовика XI.
King Louis XI. had, in fact, been two days in Paris.	Король Людовик XI уже два дня провел в Париже.
He was to take his departure on the next day but one for his citadel of Montilz-les-Tours.	Через день он предполагал вновь отбыть в свой укрепленный замок Монтиль-ле-Тур.
He made but seldom and brief appearance in his good city of Paris, since there he did not feel about him enough pitfalls, gibbets, and Scotch archers.	Он вообще лишь редкими и короткими наездами появлялся в своем добром городе Париже, находя, что в нем недостаточно потайных ходов, виселиц и шотландских стрелков.
He had come, that day, to sleep at the Bastille.	Эту ночь он решил провести в Бастилии.
The great chamber five toises square, which he had at the Louvre, with its huge chimney-piece loaded with twelve great beasts and thirteen great prophets, and his grand bed, eleven feet by twelve, pleased him but little.	Огромный его покой в Лувре, в пять квадратных туаз с большим камином, украшенным изображениями двенадцати огромных животных и тринадцати великих пророков, с просторным ложем (одиннадцать футов в ширину и двенадцать в длину) не очень привлекал его.
He felt himself lost amid all this grandeur.	Он терялся среди всего этого величия.
This good bourgeois king preferred the Bastille with a tiny chamber and couch.	Король, обладавший вкусом скромного горожанина, предпочитал каморку с узкой постелью в Бастилии.
And then, the Bastille was stronger than the Louvre.	К тому же Бастилия была лучше укреплена, чем Лувр.
This little chamber, which the king reserved for himself in the famous state prison, was also tolerably spacious and occupied the topmost story of a turret rising from the donjon keep.	"Каморка", которую король отвел себе в знаменитой государственной тюрьме, была все же достаточно обширна и занимала самый верхний этаж башенки, возведенной на главной замковой башне.
It was circular in form, carpeted with mats of shining straw, ceiled with beams, enriched with fleurs-de-lis of gilded metal with interjoists in color; wainscoated with rich woods sown with rosettes of white metal, and with others painted a fine, bright green, made of orpiment and fine indigo.	Это была уединенная круглая комната, обитая блестящими соломенными циновками, с цветным потолком, который перерезали балки, увитые лилиями из позолоченного олова, с деревянными панелями, выкрашенными красивой ярко-зеленой краской, составленной из реальгара и индиго, и усеянными розетками из белой оловянной глазури.
There was only one window, a long pointed casement, latticed with brass wire and bars of iron, further darkened by fine colored panes with the arms of the king and of the queen, each pane being worth two and twenty sols.	В ней было лишь одно высокое стрельчатое окно, забранное решеткой из медной проволоки и железных прутьев и затененное помимо этого великолепными цветными, с изображениями гербов короля и королевы, стеклами, каждое из которых стоило двадцать два су.
There was but one entrance, a modern door, with a fiat arch, garnished with a piece of tapestry on the inside, and on the outside by one of those porches of Irish wood, frail edifices of cabinet-work curiously wrought, numbers of which were still to be seen in old houses a hundred and fifty years ago.	В ней был лишь один вход, одна дверь с низкой аркой, во вкусе того времени, изнутри обитая вышитым ковром и снабженная снаружи портиком из ирландской сосны - хрупким сооружением тонкой, искусной столярной работы, которое часто можно было видеть в старинных домах еще лет полтораста назад.

"Although they disfigure and embarrass the places," says Sauvel in despair, "our old people are still unwilling to get rid of them, and keep them in spite of everybody."	"Хотя они обезображивают и загромождают жилища, - говорит с отчаянием Соваль, - тем не менее наши старики не желают расставаться с ними и сохраняют их наперекор всему"
In this chamber, nothing was to be found of what furnishes ordinary apartments, neither benches, nor trestles, nor forms, nor common stools in the form of a chest, nor fine stools sustained by pillars and counter-pillars, at four sols a piece. Only one easy arm-chair, very magnificent, was to be seen; the wood was painted with roses on a red ground, the seat was of ruby Cordovan leather, ornamented with long silken fringes, and studded with a thousand golden nails. The loneliness of this chair made it apparent that only one person had a right to sit down in this apartment. Beside the chair, and quite close to the window, there was a table covered with a cloth with a pattern of birds. On this table stood an inkhorn spotted with ink, some parchments, several pens, and a large goblet of chased silver.	Но в этой комнате нельзя было найти обычного для того времени убранства - никаких скамей - ни длинных, с мягкими сиденьями, ни в форме ларей, ни табуретов на трех ножках, ни прелестных скамеечек на резных подставках, стоивших четыре су каждая Здесь стояло только одно роскошное складное кресло, его деревянные части были разрисованы розами на красном фоне, а сиденье алой кордовской кожи украшено длинной шелковой бахромой и усеяно золотыми гвоздиками Это одинокое кресло указывало на то, что лишь одна особа имела право сидеть в этой комнате Рядом с креслом, у самого окна, стоял стол, покрытый ковром с изображениями птиц На столе письменный прибор в чернильных пятнах, свитки пергамента, перья и серебряный чеканный кубок.
A little further on was a brazier, a praying stool in crimson velvet, relieved with small bosses of gold. Finally, at the extreme end of the room, a simple bed of scarlet and yellow damask, without either tinsel or lace; having only an ordinary fringe.	Чуть подальше - переносная печь, аналой, обитый темнокрасным бархатом и украшенный золотыми шишечками Наконец в глубине стояла простая кровать, накрытая покрывалом желто-красного штофа, без мишуры и позументов, со скромной бахромой.
This bed, famous for having borne the sleep or the sleeplessness of Louis XI., was still to be seen two hundred years ago, at the house of a councillor of state, where it was seen by old Madame Pilou, celebrated in Cyrus under the name "Arricidie" and of "la Morale Vivante".	Эту самую кровать, знаменитую тем, что она навевала на Людовика XI то сон, то бессонницу, можно было видеть еще двести лет спустя в доме одного государственного советника, где ее узрела на старости лет г-жа Пилу, прославленная в романе Кир под именем Аррицидии, или Олицетворенной нравственности.
Such was the chamber which was called "the retreat where Monsieur Louis de France says his prayers."	Такова была комната, называвшаяся "кельей, в которой Людовик Французский читает часослов".
At the moment when we have introduced the reader into it, this retreat was very dark.	В ту минуту, когда мы ввели сюда читателя, комната тонула во мраке.
The curfew bell had sounded an hour before; night was come, and there was only one flickering wax candle set on the table to light five persons variously grouped in the chamber.	Сигнал к тушению огней был подан уже час назад, наступила ночь, на столе мерцала только одна жалкая восковая свеча, озарявшая пять человек, собравшихся в этой комнате.
The first on which the light fell was a seigneur superbly clad in breeches and jerkin of scarlet striped with silver, and a loose coat with half sleeves of cloth of gold with black figures.	Один из них был вельможа в роскошном костюме, состоявшем из широких коротких штанов, пунцового, расшитого серебром камзола и плаща с парчовыми, в черных разводах, широкими рукавами.
This splendid costume, on which the light played, seemed glazed with flame on every fold.	Этот великолепный наряд, на котором играл свет, казалось, пламенел каждой своей складкой.