Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Виктор Гюго
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Виктор Гюго, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет – всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.
«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Виктор Гюго

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Let the reader imagine all these grotesque figures of the Pont Neuf, those nightmares petrified beneath the hand of Germain Pilon, assuming life and breath, and coming in turn to stare you in the face with burning eyes; all the masks of the Carnival of Venice passing in succession before your glass,-in a word, a human kaleidoscope.	Вообразите, что все каменные личины Нового моста, эти застывшие под рукой Жермена Пилона кошмары, ожили и пришли одни за другими взглянуть на вас горящими глазами или что все маски венецианского карнавала мелькают перед вами, словом, вообразите непрерывный калейдоскоп человеческих лиц.
The orgy grew more and more Flemish.	Оргия принимала все более и более фламандский характер.
Teniers could have given but a very imperfect idea of it.	Кисть самого Тенирса могла бы дать о ней лишь смутное понятие.
Let the reader picture to himself in bacchanal form, Salvator Rosa's battle.	Представьте себе битву Сальватора Роза, обратившуюся в вакханалию!
There were no longer either scholars or ambassadors or bourgeois or men or women; there was no longer any Clopin Trouillefou, nor Gilles Lecornu, nor Marie Quatrelivres, nor Robin Poussepain.	Не было больше ни школяров, ни послов, ни горожан, ни мужчин, ни женщин; исчезли Клопен Труйльфу, Жиль Лекорню, Мари Четыре-Фунта, Робен Пуспен.
All was universal license.	Все смешалось в общем безумии.
The grand hall was no longer anything but a vast furnace of effrontry and joviality, where every mouth was a cry, every individual a posture; everything shouted and howled.	Большая зала превратилась в чудовищное горнило бесстыдства и веселья, где каждый рот вопил, каждое лицо корчило гримасу, каждое тело извивалось. Все вместе выло и орало.
The strange visages which came, in turn, to gnash their teeth in the rose window, were like so many brands cast into the brazier; and from the whole of this effervescing crowd, there escaped, as from a furnace, a sharp, piercing, stinging noise, hissing like the wings of a gnat.	Странные рожи, которые одна за другой, скрежеща зубами, возникали в отверстии розетки, напоминали соломенные факелы, бросаемые в раскаленные угли. От всей этой бурлящей толпы отделялся, как пар от горнила, острый, пронзительный, резкий звук, свистящий, словно крылья чудовищного комара.
"Ho h?! curse it!"	- Ого! Черт возьми!
"Just look at that face!"	- Погляди только на эту рожу!
"It's not good for anything."	- Ну, она ничего не стоит!
"Guillemette Maugerepuis, just look at that bull's muzzle; it only lacks the horns.	-А эта! -Гильомета Можерпюи! Ну-ка взгляни на эту бычью морду, ей только рогов не хватает.
It can't be your husband."	Значит, это не твой муж.
"Another!"	- А вот еще одна!
"Belly of the pope! what sort of a grimace is that?"	- Клянусь папским брюхом, это еще что за рожа?
"Hola h?! that's cheating.	- Эй! Плутовать нельзя.
One must show only one's face."	Показывай только лицо!
"That damned Perrette Callebotte! she's capable of that!"	- Это, наверно, проклятая Перета Кальбот! Она на все способна.
"Good!	- Слава!
Good!"	Слава!
"I'm stifling!"	- Я задыхаюсь!

"There's a fellow whose ears won't go through!"	- А вот у этого уши никак не пролезают в отверстие!
Etc., etc.	И так далее, и так далее...
But we must do justice to our friend Jehan.	Однако нужно отдать справедливость нашему другу Жеану.
In the midst of this witches' sabbath, he was still to be seen on the top of his pillar, like the cabin-boy on the topmast.	Он один среди этого шабаша не покидал своего места и, как юнга за мачту, держался за верхушку своего столба.
He floundered about with incredible fury. His mouth was wide open, and from it there escaped a cry which no one heard, not that it was covered by the general clamor, great as that was but because it attained, no doubt, the limit of perceptible sharp sounds, the thousand vibrations of Sauveur, or the eight thousand of Biot.	Он бесновался, он впал в совершенное неистовство, из его разинутого рта вырывался вопль, который не был слышен не потому, чтобы его заглушал общий шум, а потому, что он выходил за пределы, воспринимаемые человеческим слухом, как это бывает, по Соверу, при двенадцати тысячах, а по Био - при восьми тысячах колебаний в секунду.
As for Gringoire, the first moment of depression having passed, he had regained his composure.	Гренгуар сперва растерялся, но затем быстро овладел собой.
He had hardened himself against adversity.--"Continue!" he had said for the third time, to his comedians, speaking machines; then as he was marching with great strides in front of the marble table, a fancy seized him to go and appear in his turn at the aperture of the chapel, were it only for the pleasure of making a grimace at that ungrateful populace.-"But no, that would not be worthy of us; no, vengeance! let us combat until the end," he repeated to himself; "the power of poetry over people is great; I will bring them back.	Он приготовился дать отпор этому бедствию. - Продолжайте! - в третий раз крикнул он своим говорящим машинам-актерам. Шагая перед мраморным столом, он испытывал желание показаться в оконце часовни хотя бы для того, чтобы скорчить рожу неблагодарной толпе. "Но нет, это ниже моего достоинства. Не надо мстить! Будем бороться до конца, - твердил он. - Власть поэзии над толпой велика, я образумлю этих людей.
We shall see which will carry the day, grimaces or polite literature."	Увидим, кто восторжествует - гримасы или изящная словесность".
Alas! he had been left the sole spectator of his piece.	Увы! Он остался единственным зрителем своей пьесы.
It was far worse than it had been a little while before.	Положение его было плачевное.
He no longer beheld anything but backs.	Он видел только спины.
I am mistaken.	Впрочем, я ошибаюсь.
The big, patient man, whom he had already consulted in a critical moment, had remained with his face turned towards the stage.	Терпеливый толстяк, с которым Гренгуар в критическую минуту уже советовался, продолжал сидеть лицом к сцене.
As for Gisquette and Li?narde, they had deserted him long ago.	А Жискета и Лиенарда давно сбежали.
Gringoire was touched to the heart by the fidelity of his only spectator.	Г ренгуар был тронут до глубины души верностью своего единственного слушателя.
He approached him and addressed him, shaking his arm slightly; for the good man was leaning on the balustrade and dozing a little.	Приблизившись к нему, он заговорил с ним, осторожно тронув его за руку, так как толстяк, облокотившись о балюстраду, видимо, подремывал.

"Monsieur," said Gringoire, "I thank you!"	- Благодарю вас! - сказал Гренгуар.
"Monsieur," replied the big man with a yawn, "for what?"	- За что? - спросил, зевая, толстяк.
"I see what wearies you," resumed the poet; "'tis all this noise which prevents your hearing comfortably.	- Я понимаю, что вам надоел весь этот шум. Он мешает вам слушать пьесу.
But be at ease! your name shall descend to posterity!	Но зато ваше имя перейдет в потомство.
Your name, if you please?"	Скажите, пожалуйста, как вас зовут.
"Renauld Chateau, guardian of the seals of the Ch?telet of Paris, at your service."	- Рено Шато, хранитель печати парижского Шатле, к вашим услугам.
"Monsieur, you are the only representative of the muses here," said Gringoire.	- Сударь, вы здесь единственный ценитель муз! -повторил Гренгуар.
"You are too kind, sir," said the guardian of the seals at the Ch?telet.	- Вы очень любезны, сударь, - ответил хранитель печати Шатле.
"You are the only one," resumed Gringoire, "who has listened to the piece decorously.	-Вы один, - продолжал Гренгуар, - внимательно слушали пьесу.
What do you think of it?"	Как она вам понравилась?
"He! he!" replied the fat magistrate, half aroused, "it's tolerably jolly, that's a fact."	-Гм! Гм! - ответил наполовину проснувшийся толстяк. - Пьеса довольно забавна!
Gringoire was forced to content himself with this eulogy; for a thunder of applause, mingled with a prodigious acclamation, cut their conversation short.	Гренгуару пришлось удовольствоваться этой похвалой, - гром рукоплесканий, смешавшись с оглушительными криками, внезапно прервал их разговор.
The Pope of the Fools had been elected.	Папа шутов был избран.
"Noel!	- Слава!
Noel! Noel!" shouted the people on all sides.	Слава! - ревела толпа.
That was, in fact, a marvellous grimace which was beaming at that moment through the aperture in the rose window.	Рожа, красовавшаяся в отверстии розетки, была поистине изумительна!
After all the pentagonal, hexagonal, and whimsical faces, which had succeeded each other at that hole without realizing the ideal of the grotesque which their imaginations, excited by the orgy, had constructed, nothing less was needed to win their suffrages than the sublime grimace which had just dazzled the assembly.	После всех этих пятиугольных, шестиугольных причудливых лиц, появлявшихся в отверстии, но не воплощавших образца смешного уродства, который в своем распаленном воображении создала толпа, только такая потрясающая гримаса могла поразить это сборище и вызвать бурное одобрение.
Master Coppenole himself applauded, and Clopin Trouillefou, who had been among the competitors (and God knows what intensity of ugliness his visage could attain), confessed himself conquered: We will do the same.	Сам мэтр Копеноль рукоплескал ей, и даже Клопен Труйльфу, участвовавший в состязании, -а одному богу известно, какой высокой степени безобразия могло достигнуть его лицо! - даже он признал себя побежденным. Последуем и мы его примеру.