Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Виктор Гюго
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Виктор Гюго, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет – всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.
«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Виктор Гюго

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

That at least, is what one had grounds for believing on scrutinizing that face upon which the soul was only seen to shine through a sombre cloud.	По крайней мере этого нельзя было не подумать, всматриваясь в его лицо, на котором душа мерцала, словно сквозь темное облако.
Whence that large, bald brow? that head forever bent? that breast always heaving with sighs?	Отчего полысел его широкий лоб, отчего голова его всегда была опущена, а грудь вздымалась от непрерывных вздохов?
What secret thought caused his mouth to smile with so much bitterness, at the same moment that his scowling brows approached each other like two bulls on the point of fighting?	Какая тайная мысль кривила горькой усмешкой его рот, в то время как нахмуренные брови сходились, словно два быка, готовые ринуться в бой?
Why was what hair he had left already gray?	Почему поседели его поредевшие волосы?
What was that internal fire which sometimes broke forth in his glance, to such a degree that his eye resembled a hole pierced in the wall of a furnace?	Что за тайное пламя вспыхивало порой в его взгляде, уподобляя глаза отверстиям, проделанным в стенке горна?
These symptoms of a violent moral preoccupation, had acquired an especially high degree of intensity at the epoch when this story takes place.	Все эти признаки внутреннего смятения достигли особой силы к тому времени, когда стали развертываться описываемые нами события.
More than once a choir-boy had fled in terror at finding him alone in the church, so strange and dazzling was his look.	Не раз какой-нибудь маленький певчий, столкнувшись с архидьяконом в пустынном соборе, в ужасе бежал прочь, - так странен и ярок был его взор.
More than once, in the choir, at the hour of the offices, his neighbor in the stalls had heard him mingle with the plain song, ad omnem tonum, unintelligible parentheses.	Не раз на хорах, во время богослужения, его сосед по скамье слышал, как он к пенью, ad отпет tonum, примешивал какие-то непонятные слова.
More than once the laundress of the Terrain charged "with washing the chapter" had observed, not without affright, the marks of nails and clenched fingers on the surplice of monsieur the archdeacon of Josas.	Не раз прачка с мыса Терен, стиравшая на капитул, с ужасом замечала на стихаре архидьякона Жозасского следы вонзавшихся в материю ногтей.
However, he redoubled his severity, and had never been more exemplary.	Вместе с тем он держал себя еще строже и безупречнее, чем всегда.
By profession as well as by character, he had always held himself aloof from women; he seemed to hate them more than ever.	Как по своему положению, так и по складу своего характера он и прежде чуждался женщин; теперь же, казалось, он ненавидел их сильнее, чем когда-либо.
The mere rustling of a silken petticoat caused his hood to fall over his eyes.	Стоило зашуршать возле него шелковому женскому платью, как он тотчас же надвигал на глаза капюшон.
Upon this score he was so jealous of austerity and reserve, that when the Dame de Beaujeu, the king's daughter, came to visit the cloister of Notre-Dame, in the month of December, 1481, he gravely opposed her entrance, reminding the bishop of the statute of the Black Book, dating from the vigil of Saint-Barth?lemy, 1334, which interdicts access to the cloister to "any woman whatever, old or young, mistress or maid."	В этом отношении он был настолько ревностным блюстителем установленных правил, что когда в декабре 1481 года дочь короля, Анна де Боже, пожелала посетить монастырь Собора Богоматери, он решительно воспротивился этому посещению, напомнив епископу устав Черной книги, помеченный кануном дня св. Варфоломея 1334 года и воспрещавший доступ в монастырь всякой женщине, "будь она стара или молода, госпожа или служанка".

Upon which the bishop had been constrained to recite to him the ordinance of Legate Odo, which excepts certain great dames, aliquae magnates mulieres, quae sine scandalo vitari non possunt.	Епископ сослался на легата Одо, допускавшего исключение для некоторых высокопоставленных дам, aliquae magnates mulieres, quae sine scandalo evitari поп possunt.
And again the archdeacon had protested, objecting that the ordinance of the legate, which dated back to 1207, was anterior by a hundred and twenty-seven years to the Black Book, and consequently was abrogated in fact by it.	На это архидьякон возразил, что постановление легата издано в 1207 году, то есть на сто двадцать семь лет раньше Черной книги; следовательно, его должно считать упраздненным.
And he had refused to appear before the princess.	И он отказался предстать перед принцессою.
It was also noticed that his horror for Bohemian women and gypsies had seemed to redouble for some time past.	Между прочим, с некоторых пор стали замечать, что отвращение архидьякона к египтянкам и цыганкам усилилось.
He had petitioned the bishop for an edict which expressly forbade the Bohemian women to come and dance and beat their tambourines on the place of the Parvis; and for about the same length of time, he had been ransacking the mouldy placards of the officialty, in order to collect the cases of sorcerers and witches condemned to fire or the rope, for complicity in crimes with rams, sows, or goats.	Он добился от епископа особого указа, по которому цыганкам воспрещалось плясать и бить в бубен на соборной площади; он рылся в истлевших архивах консистории, отыскивая процессы, где, по постановлению церковного суда, колдуны и колдуньи приговаривались к сожжению на костре или к виселице за наведение порчи на людей при помощи козлов, свиней или коз.
CHAPTER VI. UNPOPULARITY.	VI. Нелюбовь народа
The archdeacon and the bellringer, as we have already said, were but little loved by the populace great and small, in the vicinity of the cathedral.	Как мы уже указывали, архидьякон и звонарь не пользовались любовью ни у людей почтенных, ни у мелкого люда, жившего близ собора.
When Claude and Quasimodo went out together, which frequently happened, and when they were seen traversing in company, the valet behind the master, the cold, narrow, and gloomy streets of the block of Notre-Dame, more than one evil word, more than one ironical quaver, more than one insulting jest greeted them on their way, unless Claude Frollo, which was rarely the case, walked with head upright and raised, showing his severe and almost august brow to the dumbfounded jeerers.	Всякий раз, когда Клод и Квазимодо, выйдя вместе, шли, слуга позади господина, по прохладным, узким и сумрачным улицам, прорезавшим квартал Собора Богоматери, вслед им летели острые словечки, насмешливые песенки, оскорбительные замечания. Но случалось, хотя и редко, что Клод Фролло ступал с высоко поднятой головой; тогда его открытое чело и строгий, почти величественный вид приводили в смущение зубоскалов.
Both were in their quarter like "the poets" of whom R?gnier speaks,-	Оба они в своем околотке напоминали тех двух поэтов, о которых говорит Ренье:
"All sorts of persons run after poets, As warblers fly shrieking after owls."	И всякий сброд преследует поэтов, Вот так малиновки преследуют сову.
Sometimes a mischievous child risked his skin and bones for the ineffable pleasure of driving a pin into Quasimodo's hump.	То озорной мальчишка рисковал своими костями и шкурой ради неописуемого наслаждения вонзить булавку в горб Квазимодо.
Again, a young girl, more bold and saucy than was fitting, brushed the priest's black robe, singing in his face the sardonic ditty, "niche, niche, the devil is caught."	То не в меру бойкая и дерзкая хорошенькая девушка мимоходом умышленно задевала черную сутану священника, напевая ему прямо в лицо язвительную песенку: "Ага, попался, пойман бес!"

Sometimes a group of squalid old crones, squatting in a file under the shadow of the steps to a porch, scolded noisily as the archdeacon and the bellringer passed, and tossed them this encouraging welcome, with a curse:	Иногда неопрятные старухи, примостившиеся на ступеньках паперти, брюзжали при виде проходивших мимо архидьякона и звонаря и вместе с бранью посылали им вслед подбадривающие приветствия:
"Hum! there's a fellow whose soul is made like the other one's body!"	"Гм! У этого душа точь-в-точь, как у другого тело".
Or a band of schoolboys and street urchins, playing hop-scotch, rose in a body and saluted him classically, with some cry in Latin: "Eia! eia!	Или же ватага школьников и сорванцов, игравших в котел, вскакивала и встречала их улюлюканьем и каким-нибудь латинским восклицанием вроде: Eia! Eia!
Claudius cum claudo!"	Claudius cum claudo.
But the insult generally passed unnoticed both by the priest and the bellringer.	Но чаще всего оскорбления пролетали мимо священника и звонаря.
Quasimodo was too deaf to hear all these gracious things, and Claude was too dreamy.	Квазимодо был глух, а Клод погружен в свои размышления, и все эти любезности не достигали их слуха.
BOOK FIFTH.	Книга пятая
CHAPTER I. ABBAS BEATI MARTINI.	I. Abbas beati Martini
Dom Claude's fame had spread far and wide.	Известность отца Клода простиралась далеко за пределы собора.
It procured for him, at about the epoch when he refused to see Madame de Beaujeu, a visit which he long remembered.	Ей он был обязан навсегда оставшимся в его памяти посещением, незадолго до того, как он отказался принять г-жу де Боже.
It was in the evening.	Дело было вечером.
He had just retired, after the office, to his canon's cell in the cloister of Notre-Dame.	Отслужив вечерню, он вернулся в свою священническую келью в монастыре Собора Богоматери.
This cell, with the exception, possibly, of some glass phials, relegated to a corner, and filled with a decidedly equivocal powder, which strongly resembled the alchemist's "powder of projection," presented nothing strange or mysterious.	В этой келье, не считая стеклянных пузырьков, убранных в угол и наполненных каким-то подозрительным порошком, напоминавшим порошок алхимиков, не было ничего необычного или таинственного.
There were, indeed, here and there, some inscriptions on the walls, but they were pure sentences of learning and piety, extracted from good authors.	Правда, кое-где на стенах виднелись надписи, но то были либо чисто научные рассуждения, либо благочестивые поучения почтенных авторов.
The archdeacon had just seated himself, by the light of a three-jetted copper lamp, before a vast coffer crammed with manuscripts.	Архидьякон сел при свете медного трехсвечника перед широким ларем, заваленным рукописями.
He had rested his elbow upon the open volume of Honorius d'Autun, De predestinatione et libero arbitrio, and he was turning over, in deep meditation, the leaves of a printed folio which he had just brought, the sole product of the press which his cell contained.	Облокотившись на раскрытую книгу Гонория Отенского De praedestinatione et libero arbitrio - он в глубокой задумчивости перелистывал только что принесенный им том in folio: это была единственная во всей келье книга, вышедшая из-под печатного станка.
In the midst of his revery there came a knock at his door.	Стук в дверь вывел его из задумчивости.