Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Виктор Гюго
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Виктор Гюго, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет – всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.
«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Виктор Гюго

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

It was a presentiment that human thought, in changing its form, was about to change its mode of expression; that the dominant idea of each generation would no longer be written with the same matter, and in the same manner; that the book of stone, so solid and so durable, was about to make way for the book of paper, more solid and still more durable.	В ней выражалось предчувствие того, что человеческое мышление, изменив форму, изменит со временем и средства ее выражения; что господствующая идея каждого поколения будет начертана уже иным способом, на ином материале; что столь прочная и долговечная каменная книга уступит место еще более прочной и долговечной книге - бумажной.
In this connection the archdeacon's vague formula had a second sense.	В этом заключался второй смысл неопределенного выражения архидьякона.
It meant, "Printing will kill architecture."	Это означало, что одно искусство будет вытеснено другим; иными словами, -книгопечатание убьет зодчество.
In fact, from the origin of things down to the fifteenth century of the Christian era, inclusive, architecture is the great book of humanity, the principal expression of man in his different stages of development, either as a force or as an intelligence.	С сотворения мира и вплоть до XV столетия христианской эры зодчество было великой книгой человечества, основной формулой, выражавшей человека на всех стадиях его развития - как существа физического, так и существа духовного.
When the memory of the first races felt itself overloaded, when the mass of reminiscences of the human race became so heavy and so confused that speech naked and flying, ran the risk of losing them on the way, men transcribed them on the soil in a manner which was at once the most visible, most durable, and most natural.	Когда память первобытных поколений ощутила себя чересчур обремененной, когда груз воспоминаний рода человеческого стал так тяжел и неопределенен, что простое летучее слово рисковало утерять его в пути, тогда эти воспоминания были записаны на почве самым явственным, самым прочным и вместе с тем самым естественным способом.
They sealed each tradition beneath a monument.	Каждое предание было запечатлено в памятнике.
The first monuments were simple masses of rock, "which the iron had not touched," as Moses says.	Первобытные памятники были простыми каменными глыбами, которых "не касалось железо", как говорит Моисей.
Architecture began like all writing.	Зодчество возникло так же, как и всякая письменность.
It was first an alphabet.	Сначала это была азбука.
Men planted a stone upright, it was a letter, and each letter was a hieroglyph, and upon each hieroglyph rested a group of ideas, like the capital on the column.	Ставили стоймя камень, и он был буквой, каждая такая буква была иероглифом, и на каждом иероглифе покоилась группа идей, подобно капители на колонне.
This is what the earliest races did everywhere, at the same moment, on the surface of the entire world.	Так поступали первые поколения всюду, одновременно, на поверхности всего земного шара.
We find the "standing stones" of the Celts in Asian Siberia; in the pampas of America.	"Стоячий камень" кельтов находят и в азиатской Сибири и в американских пампасах.
Later on, they made words; they placed stone upon stone, they coupled those syllables of granite, and attempted some combinations.	Позднее стали складывать целые слова. Водружали камень на камень, соединяли эти гранитные слоги и пытались из нескольких слогов создать слова.

The Celtic dolmen and cromlech, the Etruscan tumulus, the Hebrew galgal, are words.	Кельтские дольмены и кромлехи, этрусские курганы, иудейские могильные холмы - все это каменные слова.
Some, especially the tumulus, are proper names.	Некоторые из этих сооружений, преимущественно курганы, - имена собственные.
Sometimes even, when men had a great deal of stone, and a vast plain, they wrote a phrase.	Иногда, если располагали большим количеством камней и обширным пространством, выводили даже фразу.
The immense pile of Karnac is a complete sentence.	Исполинское каменное нагромождение Карнака -уже целая формула.
At last they made books.	Наконец, стали составлять и книги.
Traditions had brought forth symbols, beneath which they disappeared like the trunk of a tree beneath its foliage; all these symbols in which humanity placed faith continued to grow, to multiply, to intersect, to become more and more complicated; the first monuments no longer sufficed to contain them, they were overflowing in every part; these monuments hardly expressed now the primitive tradition, simple like themselves, naked and prone upon the earth.	Предания порождали символы, под которыми сами они исчезли, как под листвой исчезает древесный ствол; все эти символы, в которые веровало человечество, постепенно росли, размножаясь, перекрещиваясь и все более и более усложняясь; первобытные памятники не могли уже их вместить; символы их переросли; памятники почти перестали выражать первобытное предание, такое же простое, несложное и сливающееся с почвой, как и они сами.
The symbol felt the need of expansion in the edifice.	Чтобы развернуться, символу потребовалось здание.
Then architecture was developed in proportion with human thought; it became a giant with a thousand heads and a thousand arms, and fixed all this floating symbolism in an eternal, visible, palpable form.	Тогда, вместе с развитием человеческой мысли, стало развиваться и зодчество; оно превратилось в тысячеглавого, тысячерукого великана и заключило зыбкую символику в видимую, осязаемую бессмертную форму.
While Daedalus, who is force, measured; while Orpheus, who is intelligence, sang;-the pillar, which is a letter; the arcade, which is a syllable; the pyramid, which is a word,-all set in movement at once by a law of geometry and by a law of poetry, grouped themselves, combined, amalgamated, descended, ascended, placed themselves side by side on the soil, ranged themselves in stories in the sky, until they had written under the dictation of the general idea of an epoch, those marvellous books which were also marvellous edifices: the Pagoda of Eklinga, the Rhamseion of Egypt, the Temple of Solomon.	Пока Дедал - символ силы - измерял, пока Орфей - символ разума пел, в это время столп - символ буквы, свод - символ слога, пирамида символ слова, движимые разумом по законам геометрии и поэзии, стали группироваться, сочетаться, сливаться, снижаться, возвышаться, сдвигаться вплотную на земле, устремляться в небеса до тех пор, пока под диктовку господствующих идей эпохи им не удалось наконец написать те чудесные книги, которые являются одновременно и чудесными зданиями: пагоду в Эклинге, мавзолей Рамзеса в Египте и храм Соломона.
The generating idea, the word, was not only at the foundation of all these edifices, but also in the form.	Основная идея - слово - заключалась не только в сокровенной их сущности, но также и в их формах.
The temple of Solomon, for example, was not alone the binding of the holy book; it was the holy book itself.	Так, например, храм Соломона отнюдь не был только переплетом священной книги, он был самой книгой.

On each one of its concentric walls, the priests could read the word translated and manifested to the eye, and thus they followed its transformations from sanctuary to sanctuary, until they seized it in its last tabernacle, under its most concrete form, which still belonged to architecture: the arch.	На каждой из его концентрических оград священнослужители могли прочесть явленное и истолкованное слово, и, наблюдая из святилища в святилище за его превращениями, они настигали слово в его последнем убежище, в его самой вещественной форме, которая была опять-таки зодческой, - в кивоте завета.
Thus the word was enclosed in an edifice, but its image was upon its envelope, like the human form on the coffin of a mummy.	Таким образом, слово хранилось в недрах здания, но образ этого слова, подобно изображению человеческого тела на крышке саркофага, был запечатлен на внешней оболочке здания.
And not only the form of edifices, but the sites selected for them, revealed the thought which they represented, according as the symbol to be expressed was graceful or grave.	И не только форма зданий, но и самое место, которое для них выбиралось, раскрывало идею, изображаемую ими.
Greece crowned her mountains with a temple harmonious to the eye; India disembowelled hers, to chisel therein those monstrous subterranean pagodas, borne up by gigantic rows of granite elephants.	В зависимости от того, светел или мрачен был ждущий воплощения символ, Греция увенчивала свои холмы храмами, пленявшими глаз, а Индия вспарывала свои горы, чтобы высекать в них неуклюжие подземные пагоды, поддерживаемые вереницами исполинских гранитных слонов.
Thus, during the first six thousand years of the world, from the most immemorial pagoda of Hindustan, to the cathedral of Cologne, architecture was the great handwriting of the human race.	Таким образом, в течение первых шести тысячелетий, начиная с самой древней пагоды Индостана и до Кельнского собора, зодчество было величайшей книгой рода человеческого.
And this is so true, that not only every religious symbol, but every human thought, has its page and its monument in that immense book.	Неоспоримость этого подтверждается тем, что не только все религиозные символы, но и вообще всякая мысль человеческая имеет в этой необъятной книге свою страницу и свой памятник.
All civilization begins in theocracy and ends in democracy.	Каждая цивилизация начинается с теократии и заканчивается демократией.
This law of liberty following unity is written in architecture.	Этот закон последовательного перехода от единовластия к свободе запечатлен и в зодчестве.
For, let us insist upon this point, masonry must not be thought to be powerful only in erecting the temple and in expressing the myth and sacerdotal symbolism; in inscribing in hieroglyphs upon its pages of stone the mysterious tables of the law.	Ибо, - мы на этом настаиваем, - строительное искусство не ограничивается возведением храмов, изображением мифов и священных символов, оно не только записывает иероглифами на каменных своих страницах таинственные скрижали закона.
If it were thus,-as there comes in all human society a moment when the sacred symbol is worn out and becomes obliterated under freedom of thought, when man escapes from the priest, when the excrescence of philosophies and systems devour the face of religion,-architecture could not reproduce this new state of human thought; its leaves, so crowded on the face, would be empty on the back; its work would be mutilated; its book would be incomplete.	Если бы это было так, то, поскольку для каждого человеческого общества наступает пора, когда священный символ под давлением свободной мысли изнашивается и стирается, когда человек ускользает от влияния священнослужителя, когда опухоль философских теорий и государственных систем разъедает лик религии, - зодчество не могло бы воспроизвести это новое состояние человеческой души, его страницы, исписанные с одной стороны, были бы пусты на обороте, его творение было бы искалечено, его летопись была бы неполна.