Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Виктор Гюго
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
60

1

2

3

4

5

Виктор Гюго - Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Виктор Гюго, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Знаменитый роман Виктора Гюго. Книга, в которой увлекательный, причудливый сюжет – всего лишь прекрасное обрамление для поразительных, потрясающих воображение авторских экскурсов в прошлое Парижа.
«Собор Парижской Богоматери» экранизировали и ставили на сцене десятки раз, однако ни одной из постановок не удалось до конца передать масштаб и величие оригинала Гюго.

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Собор Парижской Богоматери - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Виктор Гюго

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Then whoever was born a poet became an architect.	В те времена каждый родившийся поэтом становился зодчим.
Genius, scattered in the masses, repressed in every quarter under feudalism as under a testudo of brazen bucklers, finding no issue except in the direction of architecture,-gushed forth through that art, and its Iliads assumed the form of cathedrals.	Рассеянные среди масс дарования, придавленные со всех сторон феодализмом, словно testudo из бронзовых щитов, не видя иного исхода, кроме зодчества, открывали себе дорогу с помощью этого искусства, и их илиады отливались в форму соборов.
All other arts obeyed, and placed themselves under the discipline of architecture.	Все прочие искусства повиновались зодчеству и подчинялись его требованиям.
They were the workmen of the great work.	Они были рабочими, созидавшими великое творение.
The architect, the poet, the master, summed up in his person the sculpture which carved his fa?ades, painting which illuminated his windows, music which set his bells to pealing, and breathed into his organs.	Архитектор - поэт - мастер в себе одном объединял скульптуру, покрывающую резьбой созданные им фасады, живопись, расцвечивающую его витражи, музыку, приводящую в движение колокола и гудящую в органных трубах.
There was nothing down to poor poetry,-properly speaking, that which persisted in vegetating in manuscripts,-which was not forced, in order to make something of itself, to come and frame itself in the edifice in the shape of a hymn or of prose; the same part, after all, which the tragedies of AEschylus had played in the sacerdotal festivals of Greece; Genesis, in the temple of Solomon.	Даже бедная поэзия, подлинная поэзия, столь упорно прозябавшая в рукописях, вынуждена была в форме гимна или хорала заключить себя в оправу здания, чтобы приобрести хоть какое-нибудь значение, - другими словами, играть ту же роль, какую играли трагедии Эсхила в священных празднествах Греции или Книга Бытия в Соломоновом храме.
Thus, down to the time of Gutenberg, architecture is the principal writing, the universal writing.	Итак, вплоть до Гутенберга зодчество было преобладающей формой письменности, общей для всех народов.
In that granite book, begun by the Orient, continued by Greek and Roman antiquity, the Middle Ages wrote the last page.	Эта гранитная книга, начатая на Востоке, продолженная греческой и римской древностью, была дописана средними веками.
Moreover, this phenomenon of an architecture of the people following an architecture of caste, which we have just been observing in the Middle Ages, is reproduced with every analogous movement in the human intelligence at the other great epochs of history.	Впрочем, явление смены кастового зодчества зодчеством народным, наблюдаемое нами в средние века, повторялось при подобных же сдвигах человеческого сознания и в другие великие исторические эпохи.

Thus, in order to enunciate here only summarily, a law which it would require volumes to develop: in the high Orient, the cradle of primitive times, after Hindoo architecture came Phoenician architecture, that opulent mother of Arabian architecture; in antiquity, after Egyptian architecture, of which Etruscan style and cyclopean monuments are but one variety, came Greek architecture (of which the Roman style is only a continuation), surcharged with the Carthaginian dome; in modern times, after Romanesque architecture came Gothic architecture.	Укажем здесь лишь в общих чертах этот закон, для подробного изложения которого потребовались бы целые тома. На Дальнем Востоке, в этой колыбели первобытного человечества, на смену индусскому зодчеству приходит финикийское - плодовитая родоначальница арабского зодчества; в античные времена за египетским зодчеством, разновидностью которого были этрусский стиль и циклопические постройки, следует греческое зодчество, продолжением которого является римский стиль, но уже отягощенный карфагенским куполообразным сводом, а в описываемое время на смену романскому зодчеству пришло зодчество готическое.
And by separating there three series into their component parts, we shall find in the three eldest sisters, Hindoo architecture, Egyptian architecture, Romanesque architecture, the same symbol; that is to say, theocracy, caste, unity, dogma, myth, God: and for the three younger sisters, Phoenician architecture, Greek architecture, Gothic architecture, whatever, nevertheless, may be the diversity of form inherent in their nature, the same signification also; that is to say, liberty, the people, man.	Разбив на две группы эти три вида зодчества, мы найдем, что первая группа, три старшие сестры -зодчество индусское, зодчество египетское и зодчество романское - воплощают в себе один и тот же символ: теократии, касты, единовластия, догмата, мифа, божества. Что же касается второй группы, младших сестер - зодчества финикийского, зодчества греческого и зодчества готического, - то, при всем многообразии присущих им форм, все они также обозначают одно и то же: свободу, народ, человека.
In the Hindu, Egyptian, or Romanesque architecture, one feels the priest, nothing but the priest, whether he calls himself Brahmin, Magian, or Pope.	В постройках индусских, египетских, романских ощущается влияние служителя религиозного культа, и только его, будь то брамин, жрец или папа.
It is not the same in the architectures of the people.	Совсем другое в народном зодчестве.
They are richer and less sacred.	В нем больше роскоши и меньше святости.
In the Phoenician, one feels the merchant; in the Greek, the republican; in the Gothic, the citizen.	Так, в финикийском зодчестве чувствуешь купца; в греческом - республиканца; в готическом -горожанина.
The general characteristics of all theocratic architecture are immutability, horror of progress, the preservation of traditional lines, the consecration of the primitive types, the constant bending of all the forms of men and of nature to the incomprehensible caprices of the symbol.	Основные черты всякого теократического зодчества - это косность, ужас перед прогрессом, сохранение традиционных линий, канонизирование первоначальных образцов, неизменное подчинение всех форм человеческого тела и всего, что создано природой, непостижимой прихоти символа.
These are dark books, which the initiated alone understand how to decipher.	Это темные книги, разобрать которые в силах только посвященный.
Moreover, every form, every deformity even, has there a sense which renders it inviolable.	Впрочем, каждая форма, даже уродливая, таит в себе смысл, делающий ее неприкосновенной.
Do not ask of Hindoo, Egyptian, Romanesque masonry to reform their design, or to improve their statuary.	Не требуйте от индусского, египетского или романского зодчества, чтобы они изменили свой рисунок или улучшили свои изваяния.

Every attempt at perfecting is an impiety to them.	Всякое усовершенствование для них -святотатство.
In these architectures it seems as though the rigidity of the dogma had spread over the stone like a sort of second petrifaction.	Суровость догматов, застыв на камне созданных ею памятников, казалось, подвергла их вторичному окаменению.
The general characteristics of popular masonry, on the contrary, are progress, originality, opulence, perpetual movement.	Напротив, характерные особенности построек народного зодчества - разнообразие, прогресс, самобытность, пышность, непрестанное движение.
They are already sufficiently detached from religion to think of their beauty, to take care of it, to correct without relaxation their parure of statues or arabesques.	Здания уже настолько отрешились от религии, что могут заботиться о своей красоте, лелеять ее и непрестанно облагораживать свой убор из арабесок или изваяний.
They are of the age.	Они от мира.
They have something human, which they mingle incessantly with the divine symbol under which they still produce.	Они таят в себе элемент человеческого, непрестанно примешиваемый ими к божественному символу, во имя которого они продолжают еще воздвигаться.
Hence, edifices comprehensible to every soul, to every intelligence, to every imagination, symbolical still, but as easy to understand as nature.	Вот почему эти здания доступны каждой душе, каждому уму, каждому воображению. Они еще символичны, но уже доступны пониманию, как сама природа.
Between theocratic architecture and this there is the difference that lies between a sacred language and a vulgar language, between hieroglyphics and art, between Solomon and Phidias.	Между зодчеством теократическим и народным такое же различие, как между языком жрецов и разговорной речью, между иероглифом и искусством, между Соломоном и Фидием.
If the reader will sum up what we have hitherto briefly, very briefly, indicated, neglecting a thousand proofs and also a thousand objections of detail, he will be led to this: that architecture was, down to the fifteenth century, the chief register of humanity; that in that interval not a thought which is in any degree complicated made its appearance in the world, which has not been worked into an edifice; that every popular idea, and every religious law, has had its monumental records; that the human race has, in short, had no important thought which it has not written in stone.	Если мы вкратце повторим то, что лишь в общих чертах, опуская множество доказательств и неважных возражений, мы говорили выше, то придем к следующему заключению. До XV столетия зодчество было главной летописью человечества; за этот промежуток времени во всем мире не возникало ни одной хоть сколько-нибудь сложной мысли, которая не выразила бы себя в здании; каждая общедоступная идея, как и каждый религиозный закон, имела свой памятник; все значительное, о чем размышлял род человеческий, он запечатлел в камне.
And why?	Почему?
Because every thought, either philosophical or religious, is interested in perpetuating itself; because the idea which has moved one generation wishes to move others also, and leave a trace.	Потому что всякая идея, будь то идея религиозная или философская, стремится увековечить себя; иначе говоря, всколыхнув одно поколение, она хочет всколыхнуть и другие и оставить по себе след.
Now, what a precarious immortality is that of the manuscript!	И как ненадежно это бессмертие, доверенное рукописи!
How much more solid, durable, unyielding, is a book of stone!	А вот здание - это уже книга прочная, долговечная и выносливая!