Вольтер - Орлеанская девственница_Магомет_Философские повести

Над ней ночное тусклое светило
Сияло безразлично и уныло.
Британцы, смущены, изумлены,
Не сводят глаз с туманной вышины,
Но длань разящая укрыта тучей.
Войска бегут растерянною кучей
И попадают в руки Дюнуа.
У Карла закружилась голова
От счастия. Несметными рядами
Его враги на смерть несутся сами
И падают на землю без числа,
Как беззащитные перепела.
Ослиный голос ужас всем внушает;
Иоанна руку сверху простирает,
Преследует, пронзает, рубит, мстит;
Бастард разит; а добрый Карл стреляет
На выбор, в тех, кто в трепете бежит.
Тальбот, любовной негой опьяненный
И без ума от госпожи Луве,
С ней лежа головою к голове,
Услышал боя грохот заглушённый.
Он, торжествуя, молвил про себя:
«Ура! Владею Орлеаном я!
Амур, — он шепчет в радостной гордыне, —
Перед тобою падают твердыни!»
Надежды преисполненный Тальбот
Целует госпожу Луве, встает,
Торопится одеться и, надменный,
Выходит, чтоб взглянуть на город пленный.

Тальбот всегда, на случай спешных дел,
Оруженосца при себе имел;
Тот верный, храбрый и любезный воин,
Хранивший плащ, копье и самострел,
Был господина своего достоин.
«Соратники! Победа! Город пал!» —
Вскричал Тальбот. Но сразу замолчал:
К нему не бритты верные, а Дева
Несется на осле, дрожа от гнева;
Французы ломятся чрез тайный ход;
Был потрясен и задрожал Тальбот.
Французы восклицают: «Карлу слава!
Вперед! Руби налево и направо!
Гасконцы, пикардийцы, где вы там?
Бей, режь, стреляй! Пощады нет врагам!»

Тальбот, как только поборол смущенье
И первое осилил впечатленье,
Сопротивляться до конца решил:
Так, в луже крови, из последних сил,
Эней отстаивал родную Трою.
Тальбот был равен этому герою —
Тальбот своей страны не посрамил,
Готовый драться хоть со всей вселенной.
С ним был оруженосец неизменный.
Они французов отразить хотят,
Но те идут за рядом новый ряд,
И им Тальбот победу уступает.
Сдается он, но чести не теряет.
Иоанна и бастард героя чтят
И, рыцарю сказав по комплименту,
Отводят президентшу к президенту.
Тот простодушно счастлив тем, что с ней:
Не ведать ничего — удел мужей.
Луве не знал до окончанья жизни,
Чем госпожа Луве была отчизне.

Рукоплескал вверху Денис святой;
Святой Георгий был объят тоской;
Осел ревел пронзительно и гордо,
Вселяя трепет в воинов Бедфорда;
Героем Карл Седьмой себя считал
И в городе Агнесе ужин дал,
И в ту же ночь стыдливая Иоанна,
Осла спровадив в райские хлева,
В положенном обете постоянна,
Сдержала слово перед Дюнуа.
А брат Лурди направо и налево
Еще кричал: «Она всем девам дева!»

Как, голову склонить пред чудотворцем ложным,
Мне пред отступником унизиться ничтожным
И чествовать того, кого изгнал я сам?
Нет! Клятву приношу всевидящим богам,
Что я не поступлюсь достоинством и честью
И совесть низменной не запятнаю лестью!

С тех пор как в Мекке вы возглавили сенат,
Святое рвение в вас подданные чтят,
Но нынче, право же, опасно рвенье это —
Оно лишь распалит свирепость Магомета.
Вы раньше бунт могли в зародыше пресечь,
Над нечестивцами подняв закона меч,
А искры ереси, потушенные вами,
Не разжигали войн губительное пламя;
Лукавый лжепророк был не опасен нам,
Пока Медину он не обратил в Ислам.
Теперь же он — кумир; он царствует и правит,
Медина не одна его деянья славит, —
С ней заодно — союз из тридцати племен,
Кровавых подвигов сияньем ослеплен.
Всего же горше то, что даже в этих стенах —
Увы! — растет число его духовных пленных;
Ученья ложного их опьянил дурман,
И многих Магомет сумел завлечь в капкан
Своим могуществом и чудотворством мнимым:
Посланцем бога он слывет непобедимым.
Из граждан лучшие вам и сейчас верны,
Но все ли к истине умы устремлены?
Страх, суеверия, блеск новизны дешевый
Смущают слабый дух и манят к вере новой, —
И Мекки жители, хоть вы им и отец,
Желают, чтоб войне положен был конец.

Что? Мир с изменником? Как малодушны люди!
Но униженье им за трусость карой будет.
Кто пал перед врагом, тому не встать с колен,
Тот сам себя обрек на вековечный плен!
А я, пока дышу и в жилах кровь струится,
С убийцей яростным намерен насмерть биться.
Он дышит злобою, и жажду мести я:
Мной сын его убит, а им моя семья
Была истреблена. Мы с ним — враги навеки.
Пускай пройдут года, прольются крови реки —
Ничем не погасить взаимную вражду…
На мировую с ним, Фанор, я не пойду.

Да, погасить нельзя, но спрятать можно пламя —
Хоть ради подданных. Решитесь ли вы сами,
Желая за семью отмстить ему сполна,
На то, чтоб им была разгромлена страна?
Коль вы разлучены навек с детьми, с женою, —
Так дорожите же народом и страною!

К потерям часто нас ведет чрезмерный страх.

И тот, кто слишком тверд, нередко терпит крах.

Ну, что же, смерть — так смерть!

Какое заблужденье,
Ведь мы у берегов, избегнем же крушенья!
По счастью, нам залог судьбою в руки дан,
Которым может быть смягчен любой тиран.
Пальмира юная, которую спасли вы, —
Как ангел благостный, несущий ветвь оливы,
Своим явлением уймет пророка гнев
И мир нам принесет, вражду преодолев.
Поскольку с малых лет она росла в Медине,
Считает Магомет ее своей рабыней
И требует вернуть.

Она — бесценный клад,
А дерзкий бунтовщик не заслужил наград!
Орудуя мечом, обманом и подлогом,
Уничтожая все, идет он по дорогам.
Ты хочешь, чтобы я остановил разбой,
Смягчив грабителя столь страшною ценой?
Я стар, Фанор, и мне, почти в преддверье склепа,
Любить иль ревновать постыдно и нелепо.
Печалью и тоской душа моя полна,
И новая любовь мне больше не нужна.
Но можно ль не подпасть, Фанор, под обаянье
Такого милого, прекрасного созданья?
Утративший, увы! своих родных детей,
Я нежность, как отец, испытываю к ней.
Ах, если б родиной она признала Мекку!
Я принял бы над ней отцовскую опеку,
Она мне скрасила б остаток грустных лет,
А я бы ей внушил, сколь мерзок Магомет!..
Она для некоей беседы сокровенной
Просила к ней прийти под этот свод священный.
Смотри, вот и она, — стоит у алтаря.
Прелестен чистый лик, как ясная заря.