Полное собрание сочинений. Том 33

Въ другой камер ѣп ѣли п ѣсни такъ, что не слыхали грохота отворяемыхъ дверей. Смотритель постучалъ въ дверь.

— Я те запою! — крикнулъ, — смирно!

Опять, какъ только отворили дверь, какъ и въ первой камер ѣ, вс ѣвскочили и стали, вытянувъ руки, передъ нарами. Англичанинъ точно также сказалъ ту же р ѣчь и также далъ 6 евангелій. Въ третьей камер ѣслышались крики и возня. Смотритель хот ѣлъ выступить впередъ, но Англичанинъ попросилъ позволенія посмотреть въ оконце двери потихоньку. Смотритель согласился было, но послышались удары, драки, шлепанья и ревъ, и смотритель застучалъ и закричалъ.

— Смирно!

Дверь отворили, опять вс ѣвытянулись у наръ, кром ѣдвоихъ, которые вц ѣпились другъ въ друга, одинъ за волосы, другой зa бороду. Надзиратель бросился къ нимъ, и только тогда они пустили другъ друга. У одного была вся щека красная, у другого текли сопли, слюни и кровь, которые онъ утиралъ рукавами кафтана.

— Староста!

Выступилъ знакомый Нехлюдову Ѳедоровъ. Крестьянин Ѳедоровъ еще въ Москв ѣвызывалъ къ себ ѣНехлюдова и обращался къ нему съ просьбой подать кассаціонное прошеніе. Нехлюдовъ тогда у него былъ въ одиночной камер ѣи былъ пораженъ больше всего прелестью, иначе нельзя сказать, этого челов ѣка. Онъ засталъ его стоящимъ у окна и расчесывающимъ гребенкой свои вьющіеся намасленные волосы. Это былъ немного выше средняго роста хорошо сложенный челов ѣкъ съ маленькой бородкой и съ прекрасными глазами, очень б ѣлый и весь въ веснушкахъ. <���Какъ потомъ узналъ Нехлюдовъ, онъ былъ соблазнитель женщинъ и въ окно знаками бес ѣдовалъ съ отв ѣчавшими ему женщинами.> 422 Глаза его всегда улыбались, и прекрасный ротъ складывался въ заразительную улыбку. Дикція у него была такая, которая невольно заставляла себя слушать, какъ музыка. Всякое слово, которое онъ говорилъ, было пріятно слышать, и говорилъ онъ прекрасно. Разговоръ съ нимъ тогда очень поразилъ Нехлюдова той простотой, съ которой онъ говорилъ про причину своего ареста, убійство съ ужасными подробностями, которыя могъ зам ѣтить только челов ѣкъ, совершавшій убійство съ полнымъ спокойствіемъ.

— И не нужно бы мн ѣд ѣлать это. Да такая линія вышла.

— Неужели вамъ не страшно было и не жалко?

— Какъ не жалко? В ѣдь тоже челов ѣкъ. Да в ѣдь тогда не понималъ, — сказалъ онъ, и глаза его см ѣялись.

Нехлюдовъ уб ѣдился тогда, что этому челов ѣку нельзя помочь, и такъ и объявилъ ему, но его заинтересовало другое. Ему захот ѣлось испытать, нельзя ли вызвать въ этомъ челов ѣк ѣраскаяніе и хорошія чувства. Этотъ челов ѣкъ, также и н ѣкоторые такіе же другіе, былъ для Нехлюдова образцомъ т ѣхъ въ корн ѣизвращенныхъ людей и потому опасныхъ людей, которыхъ приводили всегда защитники наказанія въ доказательство необходимости огражденія отъ нихъ общества.

Ѳедоровъ хорошо былъ грамотный. Нехлюдовъ давалъ ему книги, и онъ все прочитывалъ и помнилъ все содержаніе, но, очевидно, не принималъ ихъ въ серьезъ, а только какъ препровожденіе времени. Отъ евангелія и вс ѣхъ нравоучительныхъ книгъ онъ прямо отказывался. Нехлюдовъ не понималъ сначала, почему онъ это д ѣлалъ, но потомъ, посл ѣодного разговора съ нимъ, понялъ. Еще и прежде Нехлюдовъ зам ѣчалъ, что этотъ умный и даровитый челов ѣкъ интересовался только двумя рода вещами: вс ѣмъ т ѣмъ, что относилось до жизни въ острог ѣ, на этапахъ, на каторг ѣ, до острожнаго начальства и въ особенности, какъ зам ѣтилъ Нехлюдовъ и какъ потомъ онъ самъ признался ему, — до всего того, что нужно было знать для того, чтобы приготовить свой поб ѣгъ, и еще т ѣмъ, что уносило его въ область фантазіи, въ жизнь богатыхъ, свободныхъ людей, особенно въ Париж ѣ. (Онъ особенно любилъ французскіе романы, которые были для него волшебныя сказки, развлекавшiя его тоску.) Все же, что касалось до своей, до внутренней жизни, не интересовало его: ему негд ѣ, не на чемъ было въ тюрьм ѣ, на этап ѣ, въ каторг ѣприложить эти правила жизни. Такъ онъ думалъ по крайней м ѣр ѣ. Онъ зналъ въ общихъ чертахъ евангельскіе принципы прощенія, единенія, взаимной помощи, любви и не только не отрицалъ ихъ, но считалъ очень хорошими и одно время посл ѣпосл ѣдняго убійства былъ очень близокъ къ нимъ, но теперь онъ считалъ ихъ неприложимыми и потому д ѣлался особенно строгъ и холоденъ — и глаза его переставали см ѣяться, когда д ѣло касалось доброй жизни.

— Это намъ теперь нейдетъ, — сказалъ онъ разъ Нехлюдову, отдавая ему евангеліе и Подражаніе Христу, которое онъ бралъ. — Вотъ Рокамболь — этотъ пот ѣшилъ.

Въ посл ѣдній разъ, на одномъ изъ этаповъ, Нехлюдовъ долго разговаривалъ съ нимъ, и Ѳедоровъ разсказалъ ему свое посл ѣднее преступленіе, за которое онъ и шелъ на 12-л ѣтнюю каторгу, и этотъ разсказъ оставилъ въ Нехлюдов ѣстрашное и сильное впечатл ѣніе.

— Это было въ нашемъ город ѣЧерни, энаете, Тульской губерніи, дрянной городишка такой. Заболтался я тамъ съ товарищами, такими же прощалыгами, какъ и я. Я съ кожевеннаго завода ушелъ. Ну, гуляли, пропились совс ѣмъ. А тутъ у солдата его полюбовница — у нихъ мы квартировали — подбила пойти ограбить. Чиновничишка отставной былъ такой, съ тремя дочерьми жилъ — одна вдова, одна д ѣвка, а одна, мужняя жена; жилъ на отлет ѣв ѣдомишк ѣ. Выпили на посл ѣднее для храбрости и пошли. Вл ѣзли въ окно, стали допрашивать объ деньгахъ. Я за старика взялся, а солдатъ за переборку пошелъ къ дочери его замужней. Она рвется, кричитъ, вырвалась, да мимо меня въ дверь. Я старика прикончилъ, а тотъ, солдатъ, д ѣвку ломаетъ. «Вишь, — я говорю, — съ д ѣвкой не сладитъ». А она какъ завизжитъ. Зар ѣзалъ онъ и ее и сталъ шарить по комодамъ. А я взялъ лампочку, зашелъ за перегородку, вижу ребеночекъ въ люльк ѣзакатывается, соска изъ ротика выскочила. Я ему сосочку далъ — такъ и впился, засосалъ, — а самъ пошелъ къ сундуку. Глядь, а по сю сторону она лежитъ, не шкнетъ, только во вс ѣглаза смотритъ.

— Кто она?

— А третья, вдовая. Испугалась и молчитъ, только глядитъ мн ѣвъ самые глаза. Что д ѣлать? Поставилъ я лампочку на сундукъ, а ножъ въ рук ѣ. «Братъ, не губи души...»

Голосъ Ѳедорова задрожалъ, и онъ не могъ говорить.

— Какъ сказала она это, а сама не шевелится, только глазами меня жжетъ — вижу я, что сейчасъ разслабну, схватилъ ее за руки — прикончилъ. Тутъ ничего, все какъ должно, захватили одежи, деньги и ушли. Только не могъ я ея глазъ забыть и какъ она просила. Два дня пилъ, и хм ѣль не бралъ. Все въ канав ѣлежалъ. На третій пошелъ въ полицію — объявилъ. — Онъ долго молчалъ. — Только не надо бы мн ѣобъявляться, а уйти куда, какъ Симеонъ разбойникъ, въ монастырь... Ну, а въ этомъ монастыр ѣне покаешься.

<���Нехлюдовъ вид ѣлъ, что челов ѣкъ этотъ былъ на порог ѣраскаянія, но судъ, арестантство, каторга пом ѣшали — разстроили его.