Полное собрание сочинений. Том 33

Въ продолженіи этапнаго похода Нехлюдовъ н ѣсколько разъ видалъ его и вид ѣлъ, что онъ им ѣлъ большое вліяніе на арестантовъ и все больше и больше ожесточался.

Теперь Ѳедоровъ былъ совс ѣмъ другой челов ѣкъ.> 423

Сл ѣдующая глава.

Въ сл ѣдующую камеру уже Нехлюдовъ попросилъ Смотрителя заглянуть не тревожа арестантовъ. Въ этой камер ѣне было тише, ч ѣмъ въ первыхъ трехъ. Камера также была полна народомъ. Сначала трудно было разгляд ѣть вс ѣхъ, потому что передъ окошечкомъ не переставая мелькали два взадъ и впередъ ходившіе арестанта. Они ходили въ своихъ халатахъ босикомъ молча, не глядя другъ на друга, быстро, быстро, какъ зв ѣри въ кл ѣтк ѣ. Одинъ былъ черный, похожъ на цыгана, другой — маленькій, рыжій, уже не молодой и бритый. 424 Изъ зa этихъ движущихся людей видн ѣлись десятки еще копошащихся людей. Нехлюдовъ не могъ дольше смотр ѣть это и не пошелъ зa Англичаниномъ, который опять вышелъ и опять раздавалъ свои евангелія. Прошелъ еще одну и еще и еще. И вс ѣбыли полны, и во вс ѣхъ были опозоренные, озв ѣренные люди, несчастные и больные.

«Боже мой, сколько ихъ», думалъ Нехлюдовъ.

Въ конц ѣкоридора онъ подошелъ къ мертвецкой, къ пустой камер ѣ, въ которую клали умершихъ.

Въ то время какъ они подходили къ этой мертвецкой съ одного конца, съ другого конца несли въ нее на носилкахъ мертвое т ѣло. Нехлюдовъ всл ѣдъ зa нимъ вошелъ въ мертвецкую: тамъ лежали на нарахъ уже 7 или 8 труповъ, вс ѣпрямо держа босыя ноги и глядя въ потолокъ. Сторожа погнули носилки и ссыпали мертвеца, потянувъ его за руки и ноги. Мертвое т ѣло, какъ деревянное, звякнуло, и особенно голова, о доску наръ. Сторожа, потянувъ за ногу, уложили его паралельно съ другими. Это было сильное т ѣло челов ѣка, съ маленькой острой бородкой и съ глубоко подъ выступами лба ушедшими глазами, изъ которыхъ одинъ былъ полуоткрыть. Т ѣло было закочен ѣвше: руки, очевидно, были сложены на груди, но разошлись, особенно одна, и торчали передъ грудью, ноги босыя, съ большими оттопыренными пальцами, тоже разошлись и торчали ступнями врозь. Сторожа остановились съ носилками, ожидая дальн ѣйшихъ приказаній начальства. Нехлюдовъ же невольно сталъ разсматривать трупы.

Одна, съ края, была женщина. Лицо у нея было желтое, какъ шафранъ.

— Это безпаспортная, — сказалъ смотритель, — а это пересыльные, а это вотъ — каторжные двое.

— Чтожъ кандалы не сняли?

— Каждый день челов ѣкъ по семи, — прибавилъ онъ, покачивая головой. — Изъ какой камеры? — спросилъ у сторожей Смотритель.

— Изъ № 17, ваше благородіе, — отв ѣтилъ Надзиратель.

Съ противоположнаго края вторымъ лежалъ трупъ въ синей рубах ѣ, что то напомнившей Нехлюдову. И только что онъ вспомнилъ, на комъ онъ вид ѣлъ такого цв ѣта рубаху, онъ узналъ и трупъ. Это былъ худой, худой Семеновъ, босой, и не съ сложенными, какъ у другихъ, а съ вытянутыми по бедрамъ, изсохшими руками. Восковое лицо, большой носъ, закрытые глаза и мертвая радость, тишина и спокойствіе на вчера еще такомъ несчастномъ, раздраженномъ лиц ѣ.

— Когда же онъ умеръ? Это политическій.

— Дорогой померъ. Его мертваго съ подводы сняли, — отв ѣчалъ смотритель. — Угодно теперь къ пересыльнымъ?

Нехлюдовъ попросилъ Смотрителя, не можетъ ли онъ вид ѣть политическихъ, и получивъ р ѣшительный отказъ, передалъ ему бумагу объ освобожденіи Масловой и, простившись съ Англичаниномъ, вышелъ изъ острога и у ѣхалъ въ гостинницу.

Нехлюдовъ остановился, замеръ, уставивъ глаза на стоявшій передъ нимъ подсв ѣчникъ, и давно неиспытанный имъ восторгъ охватилъ его душу. Точно онъ посл ѣдолгаго томленія и страданій нашелъ вдругъ успокоеніе и тихую радость.

«Боже мой, — проговорилъ онъ мысленно, — да в ѣдь вотъ оно разр ѣшеніе всего. И какъ просто! И какъ несомн ѣнно! И какъ благотворно. И вс ѣв ѣдь мы знаемъ это. В ѣдь это только то, чтобы искать соринку въ глазу брата съ бревномъ въ своемъ глазу. В ѣдь это только киданіе камней въ гр ѣшницу людьми, которые не видятъ своихъ гр ѣховъ или забыли ихъ. Кто мы, чтобы казнить, устранять, исправлять?»

И съ Нехлюдовымъ случилось то, что постоянно повторяется съ людьми думающими и потому усвоивающими новыя мысли. Случилось то, что мысль, представлявшаяся ему сначала какъ странность, какъ отчаянный парадоксъ, все чаще и чаще находя себ ѣподтвержденіе въ жизни, наконецъ выяснилась какъ самая простая, несомн ѣнная истина.

Такъ выяснилась ему теперь мысль о томъ, что люди не могутъ ни наказывать, ни исправлять, ни даже устранять иначе, какъ совершая самое страшное преступленіе, т. е. убивая. Выяснилось, что все то зло, которому онъ былъ свид ѣтелемъ, которое разводитъ и разноситъ зло въ мір ѣ, а именно судъ и наказаніе, происходитъ только отъ того, что люди хотятъ д ѣлать невозможное д ѣло: будучи злы, исправлять зло. Все зло происходитъ отъ того, что люди хотятъ исправлять порочныхъ людей. Зная же то, что они сами порочны и потому, очевидно, не могутъ исправлять, они придумали такія формы, такія положенія, законы и потомъ подразд ѣленія властей, при которыхъ имъ кажется, что порокъ самъ собою, проходя черезъ вс ѣэти формы, будетъ наказанъ, исправленъ, или устранены порочныя лица. Въ сущности же все это устройство, отъ сената и до тюремщика и конвойнаго солдата, достигаетъ только одной ц ѣли: раздробляя отв ѣтственность, д ѣлаетъ возможнымъ для людей, уже просв ѣщенныхъ св ѣтомъ добра и любви, д ѣлать самыя ужасныя, зв ѣрскія д ѣла жестокости, на которыя не былъ бы способенъ и такъ презрительно называемый дикій челов ѣкъ. Теперь ему стало ясно, отчего весь тотъ ужасъ, который онъ вид ѣлъ. И ясно стало, что надо д ѣлать. Отв ѣтъ, который онъ не могъ найти, ясно возсталъ передъ нимъ. Тотъ самый, который далъ Христосъ Петру.

Эпилогъ.

Романъ Нехлюдова съ Катюшей кончился и кончился совс ѣм не такъ, какъ онъ ожидалъ, и безъ всякаго сравненія лучше ч ѣмъ онъ не только могъ ожидать, но и могъ себ ѣпредставить.

На другой день посл ѣпос ѣщенія острога съ Англичаниномъ Нехлюдовъ утромъ же по ѣхалъ въ острогъ, чтобы узнать отъ Масловой объ ея дальн ѣйшихъ нам ѣреніяхъ. 425 Въ сибирскомъ острог ѣ, также какъ во вс ѣхъ россійскихъ тюрьмахъ, была контора съ т ѣми же м ѣрками, иконами, шкапомъ и столомъ. И такая же она была мрачная и грязная, и такой же былъ писарь и надзиратель.

Нехлюдова уже знали какъ знакомаго губернатора и потому, хотя также строго отказали ему въ свиданіи съ политическими, Маслову тотчасъ же привели къ нему.

Маслова вообще за посл ѣднее время очень перем ѣнилась. Она похуд ѣла, пропала прежняя припухлость и б ѣлизна лица. Она загор ѣла и какъ бы постар ѣла и им ѣла видъ не молодой женщины. Теперь же, когда она пришла въ контору, ужъ не въ арестантскомъ од ѣяніи, а въ синей кофт ѣи такой же юбк ѣ, — это Марья Павловна од ѣла ее, выпросивъ эту одежду у Богомиловой, — и простоволосая, настолько гладко причесанная, насколько это было возможно при ея черныхъ вьющихся волосахъ, она показалась Нехлюдову еще бол ѣе изм ѣнившейся.