Полное собрание сочинений. Том 33

Если бы это д ѣлалось все машинами, это не такъ бы д ѣйствовало на людей, а то живые люди, люди, которые все знаютъ, знаютъ, какъ матери любятъ д ѣтей, какъ вс ѣлюбятъ свободу, солнце, воздухъ. Меня бол ѣе всего тогда сразило то, что жандармъ, покуда меня записывали, предложилъ мн ѣкурить. Стало быть, онъ знаетъ, какъ любятъ люди курить, знаетъ, стало быть, и какъ любятъ матери д ѣтей и д ѣти мать, и всетаки онъ повелъ меня — мать — отъ моихъ д ѣтей въ сырой подвалъ и заперъ подъ замокъ и пошелъ чай пить съ своей женой и своими д ѣтьми. Этого нельзя перенести безнаказанно, и кто не испыталъ, тотъ не можетъ понять этого. Я съ т ѣхъ [поръ] пос ѣд ѣла и стала терористкой, а Лидочка — этотъ ребенокъ — свихнулся и не знаю, ч ѣмъ кончитъ. Только ужасно жалко и больно мн ѣ, что я была причиной.

XXXVII.

Времени до отхода по ѣзда еще было бол ѣе часа, и Нехлюдовъ пошелъ за арестантами. Когда арестанта подвезли къ участку и стали снимать съ пролетки, онъ былъ мертвъ.

Нехлюдовъ уб ѣдился, что онъ умеръ, не столько потому, что лицо арестанта стало синевато-бл ѣдное, сколько по той перем ѣн ѣ, которая произошла въ лицахъ городового и конвойнаго, несшихъ его. На лицахъ обоихъ была серьезность и озлобленіе.

— Бери, что ль, — сердито крикнулъ привезшій городовой, сходя съ пролетки, на вышедшихъ товарищей. — У меня, братъ, и руки и ноги зашлись.

Одинъ городовой вл ѣзъ на пищавшую, качавшуюся пролетку и взялъ опять мертваго подъ мышки, другой поднялъ спустившіяся безжизненно ноги, и привезшій городовой сошелъ на землю, разминая ноги. Мертваго внесли въ пріемный покой и по указанію фельдшера положили на пустую койку. Два больныхъ въ халатахъ сид ѣли на койкахъ и испуганно смотр ѣли на вошедшихъ. Третій въ одномъ б ѣль ѣсодержавшiйся тутъ же сумашедшій быстрыми шагами подошелъ къ умершему и началъ быстро, быстро говорить, подмигивая и д ѣлая быстрые жесты.

— Прошу, прошу, прошу, — твердилъ онъ, — вс ѣмъ будетъ поровну, и ни для кого никакихъ исключеній: Государю Императору, митрополитамъ и министрамъ.

И онъ вдругъ расхохотался.

Часть III.

Глава I.

Прошло три м ѣсяца, во время которыхъ Нехлюдовъ, сл ѣдуя зa ссыльными, про ѣхалъ около пяти тысячъ верстъ.

До Тюмени Нехлюдовъ вид ѣлся съ Катюшей только три раза: въ Нижнемъ, передъ посадкой арестантовъ на пароходъ-баржу съ обтянутой р ѣшеткой палубой, въ Перми на пристани и потомъ въ Екатеринбург ѣвъ контор ѣтюрьмы. Остальное же время онъ совс ѣмъ не видалъ ее и мучался мыслью о т ѣхъ тяжелыхъ условіяхъ, въ которыхъ она была въ сообществ ѣкаторжныхъ женщинъ. Особенно это мучало его потому, что въ Перми Тарасъ, узнавъ о т ѣхъ нападкахъ, которымъ подвергались женщины, особенно молодыя, въ общихъ семейныхъ камерахъ отъ мужчинъ и арестантовъ и конвойныхъ, пожелалъ арестоваться, чтобы защищать жену. Смутило Нехлюдова еще и то, что въ т ѣкороткія свиданія, которыя онъ им ѣлъ съ Катюшей въ Нижнемъ, Перми и Екатеринбург ѣ, она была сдержано грустна, коротко отв ѣчала на вс ѣего вопросы, говорила, что ей хорошо и ничего не нужно, и только просила похлопотать о больной женщин ѣ. Онъ подозр ѣвалъ, что ей было очень тяжело, и она не хот ѣла жаловаться ему. И въ д ѣйствительности ей было очень тяжело, въ особенности отъ т ѣхъ ставшихъ ей противными приставаній мущинъ, отъ которыхъ такъ унизительно, мучительно и трудно было постоянно отбиваться. Но именно про эта то она и не хот ѣла говорить съ нимъ и потому была грустна и неразговорчива.

Въ Тюмени Нехлюдовъ выхлопоталъ переводъ ея въ одно отд ѣленіе съ политическими, шедшими отд ѣльно отъ уголовныхъ и пользовавшимися и лучшимъ пом ѣщеніемъ, и содержаніемъ, и обращеніемъ. И съ этого времени положеніе Масловой стало лучше. Но вид ѣться съ нею Нехлюдову не удавалось до самого Томска.

Только съ того времени, когда изъ Томска вм ѣст ѣсъ 9-ю политическими и партіей уголовныхъ Маслова была отправлена этапомъ дальше, Нехлюдовъ сталъ чаще видаться съ нею.

На этапахъ и полуэтапахъ, куда онъ прі ѣзжалъ на почтовыхъ, обгоняя партію, Нехлюдовъ останавливался на постояломъ двор ѣ, ожидая партіи. Когда же она приходила, онъ шелъ къ конвойному офицеру и просилъ его о разр ѣшеніи пос ѣтить политическихъ. Если офицеръ разр ѣшалъ такое пос ѣщеніе, то Нехлюдовъ приходилъ въ этапную тюрьму и иногда проводилъ вечера, а иногда и ц ѣлые дни, во время дневокъ съ кружкомъ политическихъ, съ которыми шла Маслова. Если офицеръ былъ сердитъ или неподкупенъ, что было очень р ѣдко, и онъ не получалъ разр ѣшенія, то онъ, расположившись въ сел ѣ, читалъ, писалъ письма, переписывался съ заключенными и бес ѣдовалъ съ жителями, ожидая перем ѣны начальника. И такъ про ѣхалъ онъ 5000 верстъ впродолженіи 3-ехъ м ѣсяцевъ.

Связь Нехлюдова съ Масловой за это время не только не изм ѣнилась, — онъ точно также считалъ себя связаннымъ съ нею и былъ готовъ жениться на ней, — но только усилилась, хотя она точно также р ѣшительно отказывалась отъ этого. Нехлюдовъ испытывалъ теперь къ Масловой не то чувство, которое онъ испытывалъ, когда невиннымъ юношей игралъ съ нею въ гор ѣлки, и не то страстное зв ѣрское чувство, которое испыталъ потомъ, когда погубилъ ее; ничего теперь не было похожаго на т ѣчувства, но было чувство гораздо бол ѣе тихое, но зато неизм ѣнное и постоянно растущее. Онъ любилъ ее теперь только для нея, желая ей 435 только того, чтобы ей было хорошо и физически и, главное, нравственно, чтобы она не чувствовала бол ѣе мучавшаго ея стыда, чтобы она желала и любила одно хорошее. Мысль о томъ, что ей голодно, холодно, что она измучалась, что ей не даютъ спать, оскорбляютъ ее, мучала его, и онъ старался всячески матеріально помогать ей, но больше всего было ему тяжело, еще больше мучала его мысль объ внутреннемъ разлад ѣсамой съ собой, того самаго, всл ѣдствіи котораго она приб ѣгала къ вину, 436 и онъ вс ѣми силами души желалъ ей успокоенія и, главное, того, чтобы она любила и желала истинно хорошаго. Во время пере ѣзда Нехлюдовъ вид ѣлъ, какъ осуществлялось то, чего онъ желалъ, и наблюденіе надъ этой перем ѣной поддерживало все время его духовный подъемъ и доставляло ему большую, не перестающую радость, вызывая въ немъ неиспытанное имъ прежде чувство любви нетолько къ ней, но любви для любви, любви ко вс ѣмъ т ѣмъ людямъ, съ которыми его сводила судьба, начиная отъ каторжника идіота и до конвойныхъ офицера и солдата, съ которыми приходилось им ѣть д ѣло; и чувство это любви не для себя, а для людей, которое онъ испыталъ, въ первый разъ увидавъ ее въ тюрьм ѣи потомъ съ новой силой, простивъ ее за ея воображаемое имъ и не существовавшее паденіе съ фельдшеромъ, все усиливалось и усиливалась въ немъ.