Полное собрание сочинений. Том 33

Марья Павловна была единственной дочерью, — были братья, — заслуженнаго и богатаго генерала и была воспитана, какъ воспитываются д ѣвушки этаго круга: языки, музыка, — она играла на віолончели, — живопись, танцы, балы. Съ молоду это была своевольная, капризная д ѣвчонка, измучавшая шестерыхъ см ѣнившихся гувернантокъ. Главная непокорность ея состояла въ томъ, что она предпочитала кухню, конюшню, общество мальчишекъ «благороднымъ» занятіямъ. Часто она заступалась за обиженныхъ, грубо браня, но часто и сама обижала. Весь св ѣтскій кругъ ея матери былъ ей противенъ, и она съ какимъ-то злорадствомъ собирала св ѣд ѣнія о прежней дурной и жестокой жизни своего отца. Когда ей минуло 16 л ѣтъ, она вдругъ стала молиться Богу и объявила, что пойдетъ въ монастырь. Тетка свозила ее въ монастырь, но монастырь разочаровалъ ее, и вдругъ вся религіозность ея соскочила, и она стала совершенной атеисткой. Учитель физики посвятилъ ее въ революціонные интересы. Какъ только она узнала про ту несправедливость распред ѣленія богатства, про страданія б ѣдныхъ и, главное, про страданія людей за революціонную д ѣятельность, прелесть самоотверженія и служенія угнетеннымъ, которую она испытывала урывками, бессвязно, явилась ей во всей прелести, и она страстно пожелала отдаться ей. Она просилась на курсы, ее не пустили. Она жал ѣла мать и хот ѣла заглушить въ себ ѣэто желаніе, но, разъ понявъ страданіе массъ и то, что ихъ благосостояніе, роскошь основаны на этомъ страданіи, она не могла уже жить спокойно дома. Об ѣдъ съ слугами, видъ повара въ колпак ѣ, уборка комнатъ горничными и, хуже всего, вы ѣзды, кучера на мороз ѣ— все это заставляло ее такъ страдать, что она не могла больше выдерживать и р ѣшила б ѣжать изъ дома. Такъ она и сд ѣлала. Сошлась съ Бардиной, жила на фабрик ѣ, потомъ была учительницей. Какъ и всегда, когда еще она ничего не сд ѣлала такого, за что бы можно было казнить ее, ее взяли, посадили въ тюрьму. Тутъ она узнала всю ту жестокость, которая употреблялась противъ людей, которые, какъ она думала, также, какъ она, желали только служить людямъ, и она отдалась служенію революціи. Ее служеніе состояло преимущественно въ томъ, чтобы помогать страдающимъ, выручать ихъ, но она не отказывалась отъ общенія съ террористами, хотя не соглашалась съ ними. Она вообще мало рассуждала, а больше д ѣлала. Посл ѣобыска на конспиративной квартир ѣ, гд ѣвъ темнот ѣбылъ раненъ полицейскій, и она приняла выстр ѣлъ на себя, ее опять посадили и судили. Въ это посл ѣднее свое пребываніе въ одиночной тюрьм ѣона первый разъ внимательно прочла Евангеліе, и это чтеніе поразило ее и было для нея второй ступенью сознанія. Посл ѣнеясныхъ стремленій къ низшимъ и служенія имъ въ д ѣтств ѣреволюціонное ученіе уяснило ей, чего ей было нужно: нужно было уничтожить преимущество богатства и поднять б ѣдныхъ. Чтеніе Евангелія въ тюрьм ѣобъяснило ей, что не только это нужно было, но что нужно было жить не для себя, а для другихъ. И съ этой поры, какъ ни узокъ былъ ея кругъ д ѣятельности въ тюрьм ѣ, она жила такъ. Новодворовъ со своимъ шуточнымъ отношеніемъ ко всему говорилъ, что Марья Павловна предается спорту благотворенія. И это была правда. Весь интересъ ея жизни состоялъ, какъ для охотника найти дичь, въ томъ, чтобы найти случай служенія другому. И этотъ спортъ сд ѣлался привычкой, сд ѣлался д ѣломъ жизни. Если всякій челов ѣкъ можетъ жить для себя или для служенія другимъ, и всякій челов ѣкъ бол ѣе или мен ѣе служить и себ ѣи другимъ, и есть такіе несчастные уроды, которые служатъ только себ ѣ, то есть и такіе, которые служатъ только другимъ, и такова была теперь Марья Павловна.

Марья Павловна, обратившая на себя вниманіе Нехлюдова еще въ тюрьм ѣ, зд ѣсь, когда онъ ближе узналъ ее, еще бол ѣе поразила его своей нравственной высотой. Марья Павловна Щетинина была единственной дочерью заслуженнаго и богатаго генерала и воспитывалась дома такъ, какъ воспитываются д ѣвушки высшаго круга: языки, музыка, живопись, танцы 443 и гимназическій курсъ наукъ. Всему этому ее учили, и всему этому она съ отвращеніемъ выучилась настолько, насколько этаго отъ нея требовали, охотно же выучилась она только всякимъ физическимъ упражненіямъ: конькоб ѣжеству, гимнастик ѣ, гребл ѣи всл ѣдствіи этаго развила въ себ ѣбольшую физическую силу.

Вообще любила она все то, что ей запрещали любить: общеніе съ прислугой, съ горничными, кухарками, кучерами, крестьянскими д ѣтьми. Она измучала 6 см ѣнившихся гувернантокъ, немогшихъ отучить ее отъ подобныхъ вкусовъ, и предпочитала конюшню гостиной. Предпочитала она конюшню гостиной, во первыхъ, потому, что она была чрезвычайно правдива, съ д ѣтства никогда не лгала, a см ѣло признавалась въ томъ, что сд ѣлала, а въ гостиныхъ она вид ѣла притворство и ложь, которыхъ не было въ кухн ѣи конюшн ѣ, а во вторыхъ, потому, что съ д ѣтства привыкла вид ѣть, что десять людей — кучера, повара, лакеи, горничныя — служатъ ихъ семь ѣ, которая ничего не д ѣлаетъ. Она считала, что это такъ должно быть, но изъ этихъ двухъ лагерей: однихъ — работающихъ, а другихъ ничего не д ѣлающихъ, строго взыскивающихъ съ работающихъ, она нравственнымъ чутьемь чуяла преимущество работающаго лагеря и льнула къ нему. И потому всякая несправедливость по отношенію людей этаго лагеря возмущала ее и вызывала въ ней гн ѣвъ, который скоро проходилъ, но который она не ум ѣла сдерживать. Вс ѣпопытки сд ѣлать изъ нея барышню не удались. Одинъ разъ она по ѣхала на балъ, но съ т ѣхъ поръ р ѣшительно отказалась и вела дикую и грубую жизнь, какъ говорили про нее гувернантки.

Такъ продолжалось до 16 л ѣтъ. Въ 16 л ѣтъ она л ѣтомъ въ деревн ѣсобрала крестьянскихъ д ѣтей и стала учить ихъ грамот ѣ. 444 Тутъ, за этими уроками, она въ первый разъ испытала радость общенія съ крестьянскими д ѣтьми, полюбила ихъ, особенно н ѣкоторыхъ, и въ первый разъ узнала отъ этихъ д ѣтей, напускавшихъ на нее вшей, ту страшную пучину, отд ѣляющую ту безумную роскошь, въ которой она жила, отъ нищеты всего народа. Чувство ея любви къ д ѣтямъ было такъ сильно и ново, что она вся отдавалась ему и заглушала въ себ ѣчувство негодованія передъ той нищетой, въ которой былъ народъ. Она какъ бы нарочно, чтобы не развлекаться отъ любимаго занятія, закрывала на это глаза. Но въ это самое л ѣто прі ѣхавшій изъ провинціальнаго университета троюродный братъ, сынъ б ѣдныхъ родителей, посвятилъ ее въ ученіе Земли и Воли, 445 и та смутно чувствуемая несправедливость и жестокость того положенія, въ которомъ она была, вдругъ была сознана ею. И вся ея жизнь вдругъ перевернулась. Продолжать жить такъ, какъ она жила, стало невозможно ей. Студентъ разсказалъ ей про людей, которые жертвовали вс ѣмъ: и состояніемъ, и свободой, и жизнью только за то, чтобы 446 дать вс ѣмъ т ѣмъ б ѣднымъ и грубымъ людямъ, которыхъ она узнала, возможность достаточной и просв ѣщенной жизни. 447