Полное собрание сочинений. Том 4

И бабы уб ѣжали, но А ѳенька Болхина была на снос ѣ, поэтому не могла уйдти, спотыкнулась, упала и была избита имъ такъ, что, едва-едва дотащившись домой, тотчасъ-же выкинула. Онъ-же (Игнатка), находясь на бугр ѣ, что за березникомъ (на который сваливалъ навозъ) услыхалъ крикъ и кинулся туда. Увидавъ, что хозяйка его ужъ хрипитъ, а Шкаликъ ее все таскаетъ, онъ отнялъ у него хозяйку и жердь. Онъ готовъ былъ идти къ присяг ѣ, что все это была истинная правда, и опирался при этомъ на свид ѣтельство объ ѣздчика. Допрошенный объ ѣздчикъ изъ гвардейцовъ д ѣйствительно подтвердилъ слова Игната, съ одобрительной улыбкой прибавилъ, что Игнатка-таки похолилъ Шкалика, и что Шкаликъ в ѣрно не сд ѣлалъ бы такого, не будь онъ въ Бахус ѣ. Д ѣло уяснилось.

Шкаликъ не являлся. Но когда посланный отъ Князя конторщикъ объявилъ ему, что А ѳенька выкинула, что Князь изволятъ кр ѣпко гн ѣваться и об ѣщаются взыскать съ него по законамъ, — а они у насъ до всего сами доходятъ, — прибавилъ конторщикъ, — Шкаликъ трухнулъ. Ему смутно представились острогъ, кобыла, плети, и все это такъ непріятно под ѣйствовало на него, что онъ по ѣхалъ къ Князю, молча упалъ ему въ ноги, и только посл ѣнеоднократныхъ требованій встать и объясниться, всхлипывая сказалъ: «виноватъ, Ваше Сіятельство, не погубите!» Трогательное выраженіе раскаянія Шкалика под ѣйствовало на неопытнаго Князя.

— Я вижу, ты не злой челов ѣкъ, — сказалъ онъ, поднимая его за плечи. — Ежели ты искренно раскаиваешься, то Богъ проститъ тебя, мн ѣже на тебя сердиться нечего; д ѣло въ томъ, проститъ ли теб ѣБолха и его жена, которымъ ты сд ѣлалъ зло? Я позову къ себ ѣБолху, поговорю съ нимъ. Можетъ быть все и уладится».

При этомъ юный Князь сказалъ еще н ѣсколько благородныхъ, но не доступныхъ для Шкалика словъ о томъ, что прощать обиды лучшая и пріятн ѣйшая доброд ѣтель, но что въ настоящемъ случа ѣонъ не можетъ доставить себ ѣэтаго наслажденія, потому что обида нанесена не ему, а людямъ, ввереннымъ Богомъ его попеченію, что онъ можетъ только внушать имъ добро, но управлять чувствами этихъ людей онъ не можетъ. Шкаликъ на все изъявилъ совершенное согласіе. Игнатка былъ позванъ въ другую комнату, и юный Князь, очень довольный своей ролью посредника, сталъ внушать Игнатк ѣ, очень удивленному т ѣмъ, что все д ѣло еще не прекратилось таской, которую онъ далъ Шкалику, — чувства любви и примиренія.

— Потеря твоя ужъ невозвратима, — говорилъ Николинька, и, разум ѣется, нич ѣмъ нельзя заплатить за сына, котораго ты лишился, но такъ какъ этотъ челов ѣкъ искренно раскаивается и проситъ простить его, то не лучше-ли теб ѣкончить съ нимъ мировой? Онъ, я ув ѣренъ, не откажется заплатить теб ѣ50 р. съ т ѣмъ только, чтобы ты оставилъ это д ѣло и забылъ все прошлое. Такъ что-ли?

— Слушаю, Ваше Сіятельство!

— Н ѣтъ, ты говори по своимъ чувствамъ, я тебя принуждать не нам ѣренъ. Какъ ты хочешь?

— На то воля Вашего Сіятельства.

Больше этого Князь ничего не могъ добиться отъ непонимающаго хорошенько, въ чемъ д ѣло, Игната, но, принявъ и эти слова за согласіе, онъ съ радостнымъ чувствомъ перешелъ къ Шкалику. Шкаликъ опять на все былъ совершенно согласенъ. Князь, очень довольный приведеннымъ къ окончанію примиреніемъ, перешелъ опять къ Игнату и, слегка приготовивъ его, привелъ къ Шкалику въ переднюю, гд ѣи заставилъ ихъ, къ обоюдному удивленію и къ своему большому удовольствію поцеловаться. Шкаликъ хладнокровно отеръ усы и, не взглядывая на Игната, простился, зам ѣтивъ, что съ нимъ денегъ только ц ѣлковый, а что онъ привезетъ остальныя завтра. «Вотъ, — думалъ Николинька, какъ легко сд ѣлать доброе д ѣло. Вм ѣсто вражды, которая могла довести ихъ, Богъ знаетъ, до чего и лишить ихъ душевнаго спокойствія, они теперь искренно помирились.

Шкаликъ, не за ѣзжая домой, отправился въ городъ, — прямо въ нижнюю слободу, и остановился у разваленнаго домика чинов[ницы] Кошановой. Исхудалая, бол ѣзненная и оборванная женщина въ чепц ѣстояла въ углу сорнаго, вонючаго двора и мыла б ѣлье. 10-л ѣтній мальчикъ въ одной рубашёнк ѣ, одномъ башмак ѣсъ ленточкой, но въ соломенномъ картузик ѣсид ѣлъ около нея и д ѣлалъ изъ грязи плотину на мыльномъ ручь ѣ, текшемъ изъ подъ корыта, 6-л ѣтняя д ѣвочка въ чепчик ѣсъ засаленными, розовыми лентами лежала на живот ѣпосереди двора и надрывалась отъ крика и плача, но не обращала на себя ничьяго вниманія.

— Здраствуйте, Марья Григорьевна, — сказалъ Шкаликъ, въ ѣзжая на дворъ и обращаясь къ женщин ѣвъ чепц ѣ, какъ бы вашего Василья Федорыча увидать?

— И, батюшка, Алекс ѣй Тарасычь, — отв ѣчала женщина, счищая мыло съ своихъ костлявыхъ рукъ, — 4-ую нед ѣлю не вижу.

— Что такъ?

— Пьетъ! — грустно отв ѣчала женщина.

Въ одномъ слов ѣэтомъ и голос ѣ, которымъ оно было сказано, заключалось выраженіе продолжительнаго и тяжелаго горя.

— В ѣрите-ли, до чего дошли: ни хл ѣба, ни дровъ, ни денегъ, ничего н ѣтъ, такъ приходилось, что съ д ѣтьми хоть съ сумой иди. Спасибо, добрые люди нашлись, дали работу, да и то мое здоровье какое? Куда мн ѣстиркой заниматься? — продолжала женщина, какъ будто вспоминая лучшія времена. Вотъ только т ѣмъ и кормлюсь: куплю въ день дв ѣбулочки, да и д ѣлю между ними, — прибавила она, какъ видно съ удовольствіемъ распространяясь о своемъ несчастіи и указывая на д ѣтей. А печки мы, кажется, съ Пасхи не топили. Вотъ жизнь моя какая, и до чего онъ довелъ меня безчувственный, а кажется, могъ бы семью прокормить. Ума палата, кажется, по его уму министромъ только-бы быть, могъ бы въ свое удовольствіе жить и семейство... все водочка погубила. —

— A разв ѣне знаешь, гд ѣонъ? Мн ѣд ѣльце важное до него есть.

Описаніе нищеты под ѣйствовало на Шкалика, должно быть, не такъ, какъ ожидала Марья Григорьевна; онъ презрительно посматривалъ на нее и, говорилъ ей уже не «вы», а «ты».

— Говорятъ, на съ ѣзжей сидитъ. Намедни, слышно, они у Настьки гуляли; такъ тамъ драка какая-то съ семинарскими случилась. Говорятъ, мой-то Василій Ѳедоровичъ въ сердцахъ одному палецъ откусили что-ли. Богъ ихъ знаютъ.

— Онъ теперь трезвый, я-чай?

Женщина помолчала немного, утерла глаза щиколками руки и ближе подошла къ лошади Шкалика.

— Алекс ѣй Тарасычь! вамъ в ѣрно его надо насчетъ бумагъ. Вы сами знаете — онъ вамъ ужъ писалъ, такъ, какъ онъ, никто не напишетъ. Ужъ онъ кажется самому Царю напишетъ. Сд ѣлайте такую милость, Алекс ѣй Тарасычь, продолжала Марья Григорьевна, красн ѣя и кланяясь, — не давайте ему въ руки ничего за труды: все пропьетъ. — Сд ѣлайте милость, мн ѣотдайте. Видите мою нищету.

— Это ужъ тамъ ваше д ѣло. Мое д ѣло заплатить.