Полное собрание сочинений. Том 4

Подходя къ Хабаровк ѣ, Князь остановился, вынулъ изъ кармана записную книжку, которую всегда носилъ съ собой, и на одной изъ страницъ прочелъ н ѣсколько крестьянскихъ съ отметками именъ.

«Иванъ Чурисъ — просилъ сошекъ», прочелъ онъ и, взойдя въ улицу, подошелъ къ воротамъ 2-ой избы съ права.

Жилище Ивана Чуриса составляли полусгнившій, подопр ѣлый съ угловъ срубъ, похилившійся и вросшій въ землю такъ, что надъ самой навозной завалиной виднелось одно разбитое оконце — красное волоковое съ полуоторваннымъ ставнемъ и другое — волчье, заткнутое хлопкомъ; рубленные сени, съ грязнымъ порогомъ и низкой дверью, которые были ниже перваго сруба, и другой маленькой срубъ, еще древнее и еще ниже сеней; ворота и плетеная клеть. Все это было когда то покрыто подъ одну неровную крышу, теперь же только на застрехе густо нависла черная гніющая солома, на верху же м ѣстами виденъ былъ р ѣшетникъ и стропила. Передъ дворомъ былъ колодезъ съ развалившимся срубомъ, остаткомъ столба и колеса и съ грязной лужей, въ которой полоскались утки. Около колодца стояли дв ѣстарыя, старыя треснувшія и надломленныя ракиты, но все таки съ широкими бл ѣдно-зелеными в ѣтвями. Подъ одной изъ этихъ ракитъ, свид ѣтельствовавшихъ о томъ, что кто[то] и когда-то заботился о украшеніи этаго м ѣста, сид ѣла 8-л ѣтняя б ѣлокурая д ѣвчонка и заставляла ползать вокругъ себя другую 2-л ѣтнюю д ѣвчонку. Дворной щенокъ, вилявшій хвостомъ около нихъ, увидавъ Князя, опрометью бросился подъ ворота и залился оттуда испуганнымъ дребезжащимъ лаемъ.

— Дома-ли Иванъ? спросилъ Николинька.

Старшая д ѣвочка остолбенела и начала все бол ѣе открывать глаза, меньшая раскрыла ротъ и сбиралась плакать. — Небольшая старушонка, притаившись въ с ѣняхъ, повязанная б ѣлымъ платкомъ, изъ подъ котораго выбивались полус ѣдые волосы, и въ изорванной клетчатой понев ѣ, низко подпоясанной старенькимъ, красноватымъ кушакомъ, выглядывала изъ за дверей.

Николинька подошелъ къ с ѣнямъ. «Дома, кормилецъ», проговорила жалкимъ голосомъ старушонка, низко кланяясь и какъ будто очень испугавшись. Николинька, поздоровавшись, прошелъ мимо прижавшейся въ с ѣняхъ и подперевшейся ладонью бабы на дворъ. На двор ѣб ѣдно лежалъ клочьями старый почерн ѣвшій навозъ. На навоз ѣвалялся боровъ, сопр ѣлая колода и вилы. Нав ѣсы вокругъ двора, подъ которыми кое-гд ѣбезпорядочно лежали кадушки [?], сани, тел ѣга, колесо, колоды, сохи, борона, сваленныя въ кучу негодныя колодки для ульевъ, были вовсе раскрыты, и одна сторона ихъ вовсе обрушилась, такъ что спереди переметы лежали уже не на углахъ, а на навоз ѣ. Иванъ Чурисъ топоромъ и обухомъ выламывалъ плетень, который придавила крыша. Иванъ Чурисъ былъ челов ѣкъ л ѣтъ 50, ниже обыкновеннаго роста. Черты его загор ѣлаго продолговатаго лица, окруженнаго темнорусою съ прос ѣдью бородою и такими-же густыми, густыми волосами были красивы и сухи. Его темно голубые, полузакрытые глаза выражали умъ и беззаботность. Выраженіе его рта р ѣзко обозначавшагося, когда онъ говорилъ, изъ подъ длинныхъ р ѣдкихъ усовъ незам ѣтно сливающихся съ бородою, было столько-же добродушное, сколько и насм ѣшливое. По грубости кожи глубокихъ морщинъ и р ѣзко обозначеннымъ жиламъ на ше ѣ, лиц ѣи рукахъ, неестественной сутуловатости, особенно поразительной при маленькомъ рост ѣ, кривому дугообразному положенію ногъ и большему разстоянію большаго пальца его руки отъ кисти, видно было, что вся жизнь его прошла въ работ ѣ— даже въ слишкомъ трудной работ ѣ.

Вся одежда его состояла изъ б ѣлыхъ полосатыхъ партокъ, съ синими заплатками на кол ѣняхъ и такой же рубахи безъ ластовиковъ съ дырьями на спин ѣ, показывающими здоровое б ѣлое т ѣло. Рубаха низко подпоясывалась тесемкой съ вис ѣвшимъ на ней негоднымъ ключикомъ.

— Богъ помочь теб ѣ, Иванъ, — сказалъ Князь. Чурисенокъ (какъ называли его мужики), увидавъ Князя, сд ѣлалъ энергическое усиліе, и плетень выпростался изъ подъ стропилъ; онъ воткнулъ топоръ въ колоду и, оправляя поясокъ, вышелъ изъ подъ нав ѣса.

— Съ праздникомъ, Ваше Сіятельство, — сказалъ онъ, низко кланяясь и встряхивая головой.

— Спасибо, любезный... вотъ пришелъ твое хозяйство пров ѣдать. Ты в ѣдь сохъ просилъ у меня, такъ покажи ка на что он ѣтеб ѣ?

— Сошки?

— Да, сошки.

— Известно на что сохи, батюшка Ваше Сіятельство, все старо, все гнило, живаго бревна н ѣту-ти. Хоть мало-мальски подпер ѣть, сами изволите вид ѣть — вотъ анадысь уголъ завалился, да еще помиловалъ Богъ, что скотины въ ту пору не было, да и все то ели ели виситъ, — говорилъ Чурисъ, презрительно осматриваясь. — Теперь и стропила-ти и откосы, и переметы, только тронь, глядишь, дерева д ѣльнаго не выдетъ. А л ѣсу гд ѣнынче возьмешь?

— Такъ для чего-же ты просилъ у меня 5 сошекъ? — спросилъ Николинька съ изумленіемъ.

— Какже быть-то? старыя сохи подгнили, сарай обвалился, надо-же какъ нибудь извернуться...

— Да в ѣдь ужъ сарай обвалился, такъ подпереть его нельзя, а ты самъ говоришь, что коли его тронуть, то и стропилы вс ѣновыя надо. Такъ 5 сохъ теб ѣне помогутъ.

— Какого рожна подпереть, когда онъ на земли лежитъ.

— Теб ѣстало быть, нужно бревенъ, а не сошекъ, такъ и говорить надо было, — сказалъ Николинька строго.

— Вистимо нужно, да взять то гд ѣихъ возьмешь. Не все-же на барскій дворъ ходить! Коли нашему брату повадку дать, то за всякимъ добромъ на барскій дворъ кланяться, какіе мы крестьяне будемъ? А коли милость ваша на то будетъ насчетъ 2 дубовыхъ макушекъ, что на гумн ѣлежатъ, говорилъ онъ, робко кланяясь и переминаясь, такъ тоже я, которыя подм ѣню, которыя поур ѣжу изъ стараго какъ-нибудь соорудаю. Дворъ-то зиму еще и простоитъ.

— Да и в ѣдь ты самъ говоришь, что все пропащее: нынче этотъ уголъ обвалился, завтра тотъ и весь завалится. Какъ думаешь, можетъ простоять твой дворъ безъ починки года два, или завалится?

Чурисъ задумался и устремилъ внимательные взоры на крышу двора.

— Оно, може, и завалится, — сказалъ онъ вдругъ.

— Ну вотъ видишь ли! ч ѣмъ теб ѣза каждой плахой на барскій дворъ ходить (ты самъ говоришь, что это негодится), лучше сд ѣлать твой дворъ заново. Я теб ѣпомогу, потому что ты мужикъ старательный. Я теб ѣл ѣса дамъ, а ты осенью все это заново и сд ѣлай; вотъ и будетъ славно.

— Много довольны вашей милостью, — отв ѣчалъ, почесываясь Чурисъ. (Онъ не в ѣрилъ исполненію об ѣщанія Князя.)

— Мн ѣхоть бревенъ 8 арш., да сошекъ, такъ я совс ѣмъ справлюсь, а который негодный л ѣсъ въ избу на подпорки, да на накатникъ пойдетъ.

— A разв ѣу тебя изба плоха?

— Того и ждемъ съ бабой, что вотъ вотъ раздавитъ кого-нибудь. Намедни и то накатина съ потолка бабу убила.