Полное собрание сочинений. Том 2

Считая начало поры отрочества со времени нашего путешествія, я основываюсь на томъ, что, какъ мн ѣпомнится, тутъ въ первый разъ мн ѣпришла въ голову ясная мысль о томъ, что не мы одни, т.-е. наше семейство, живемъ на св ѣт ѣ, что не вс ѣинтересы вертятся около насъ, а что существуетъ другая жизнь людей, ничего не им ѣющая 77 77 В подлиннике: имѣющаго общаго, не заботящихся о насъ и даже не им ѣющихъ понятія о нашемъ существованіи, чего я никакъ не предполагалъ въ д ѣтств ѣ. Эта мысль, показавъ мн ѣвъ первый разъ самого себя, какъ члена необъятнаго количества людей, и занимающаго чуть зам ѣтную точку [ 2 неразобр. ] передо мной необозримаго пространства, составила основаніе различныхъ размышленій и недоум ѣній, которымъ я предавался въ отрочеств ѣ, и которыя, по моему мн ѣнію, составляютъ отличительный характеръ этого возраста. Безъ сомн ѣнія, я и прежде слыхалъ и догадывался, что, кром ѣнасъ, существуютъ люди; но я какъ-то до сей поры плохо в ѣрилъ въ это. И теперь я уб ѣжденъ, что мысль переходить въ уб ѣжденіе только однимъ изв ѣстнымъ путемъ, часто совершенно неожиданнымъ и совершенно особеннымъ отъ путей, которые, чтобы пріобр ѣсти то же уб ѣжденіе, проходятъ другіе умы.

Глядя на сотни дворовъ въ деревняхъ, которыя мы про ѣзжали, на бабъ и ребятишекъ, которыя съ минутнымъ любопытствомъ обращали глаза къ шумящему экипажу и изчезали навсегда изъ глазъ; глядя на мужиковъ, которые не только не снимали шапокъ передъ нами, какъ я привыкъ это вид ѣть въ Петровскомъ, не удостоивали насъ даже взглядомъ, такъ они были заняты своимъ д ѣломъ или мыслями — мн ѣприходили въ голову такіе вопросы: что же ихъ занимаетъ, ежели они нисколько не заботятся о насъ? и изъ этихъ вопросовъ возникали другіе: какъ же они живутъ, какъ живутъ ихъ д ѣти, есть ли у нихъ матери, любятъ ли они ихъ, или бьютъ? и т. д. и т. д. — Поздно вечеромъ, напившись чаю съ баранками, мы улеглись съ Володей на каретныя подушки, принесенное Мих ѣемъ пахучее с ѣно; Михей постелилъ свою шинель подл ѣнасъ, но еще не ложился. Полный м ѣсяцъ св ѣтилъ въ маленькое окно, и я, сколько не ворочался и какъ не перекладывалъ подушку, никакъ не могъ заснуть. Черезъ с ѣни въ другой комнат ѣспала Мимы съ д ѣвочками, но он ѣеще не улеглись, потому что изр ѣдка отворялась дверь, и слышны были по с ѣнямъ шаги ихъ горничной Маши. (Зд ѣсь, да извинитъ меня читатель, я долженъ обратить его вниманіе на горничную Машу, какъ на лицо, исторія котораго, хотя не т ѣсно связана съ моею собственной, но всегда шла съ нею рядомъ и всегда находилась подъ раіономъ [?] моихъ наблюденій, такъ какъ Маша была первая женщина, на которую я сталъ смотр ѣть, какъ на женщину. Можетъ быть я пристрастенъ, но, по моему мн ѣнію, трудно встр ѣтить бол ѣе обворожительное существо. —

Лицо у нея было тонкое съ необыкновенно н ѣжными голубыми глазами и съ крошечными розовыми губками, чрезвычайно мило, какъ листики цв ѣточка, загнутыми кверху. Плечи у нея были чудесныя. Она была н ѣсколько полна, и это прибавляло ей прелести въ моихъ глазахъ. Но все это я зам ѣтилъ только теперь, хотя знаю ее съ т ѣхъ поръ, какъ самого себя. Она од ѣвалась такъ, какъ од ѣваются вс ѣпорядочныя горничныя: мило, скромно и просто — голубое холстинковое платьице, розовенькая косыночка и б ѣленькій дорожный чепчикъ.) —

Дверь изъ половины Мими отворилась, послышались шаги Маши, всл ѣдъ за т ѣмъ крикъ испуга и голосъ Михея, говорившій съ упрекомъ: «Что это вы меня такъ испугались, Марья В.? разв ѣя такой страшный?» — «Ахъ, пустите, Михей И.», и послышался шорохъ, какъ будто Михей держалъ ее, а она хот ѣла вырваться. Потомъ шопотъ мужского и женскаго голоса и шаги направились къ дверямъ. Я почти не обращалъ вниманія на происходившее за дверью, но вдругъ Володя, который уже спалъ, какъ мн ѣказалось, вскочилъ съ пост ѣли, подб ѣжалъ къ окну и съ большимъ вниманіемъ сталъ смотр ѣть на что-то.

«Что ты смотришь?» спросилъ я его. — «Молчи», сказалъ онъ мн ѣ, съ нетерп ѣніемъ махая рукой. Я никакъ не могъ понять, что могло такъ занимать его, но, чтобъ р ѣшить этотъ вопросъ, на ципочкахъ подошелъ къ нему. Онъ прильнулъ къ стеклу и пристально смотр ѣлъ подъ нав ѣсъ, въ т ѣни котораго видн ѣлись дв ѣчелов ѣческія фигуры. Въ глазахъ Володи я зам ѣтилъ въ эту минуту выраженіе, чрезвычайно похожее на выраженіе сладенькихъ глазъ папа, но я не смогъ понять, что такъ радуетъ его. Мн ѣказалось, все это нисколько не касалось до него.

— «Пустите, Михей И., ну васъ къ Богу, увидятъ», говорилъ женскій голосъ.

— «Отчего ты мине не хочешь любить. Я, какъ передъ Богомъ, васъ вотъ какъ люблю!»

— «Ой! спину сломали!»

— «Ты мн ѣтолько скажи слово, я буду барина просить. Ужъ я слово сказалъ: никого не хочу любить, окромя тебя. Пойдешь за меня?»

— «Ну бросьте руки-то, что балуете». Послышался поцалуй и легкій см ѣхъ, и Маша выб ѣжала изъ-подъ нав ѣса. Во время этаго разговора я пересталъ [удивляться] удивленію Володи, и мн ѣпоказалось, что не только до него, но и до меня все это касалось н ѣсколько. Маша проб ѣжала въ половину Мими, и все затихло; но меня долго что-то безпокоило, и я никакъ не могъ заснуть. Тоже и это новое для меня чувство родилось въ первый разъ во мн ѣи составило новый отличительный признакъ новаго возраста.

* № 4(до I ред.).

Мими для меня теперь постороннее лицо : ни въ какомъ случа ѣона не им ѣетъ право вм ѣшиваться въ д ѣла наши, я ее нисколько не боюсь и даже иногда подтруниваю надъ нею, и мн ѣкажется всякій разъ, когда на ея лиц ѣпоказываются красныя пятна, что она сердится за то, что потеряла всякую власть надъ нами, — мысль, <���необыкновенно> льстящая моему самолюбію. Вражда между нею и Карломъ Иванычемъ продолжается; но р ѣже выказывается, такъ какъ они р ѣдко сходятся и оба безъ памяти боятся бабушки. Карлъ Иванычь чрезвычайно изм ѣнился: вопервыхъ, по недавно подслушанному мною разговору бабушки съ папа, я узналъ, что онъ не гувернёръ, a «menin», дядька, который только можетъ водить насъ гулять, и что намъ необходимо настоящій гувернёръ-французъ и вовторыхъ, Карлъ Иванычъ уже больше не училъ насъ; сл ѣдовательно, въ Москв ѣу него не бывало въ рукахъ ни линейки, ни книги діялоговъ, ни мелу, которымъ онъ отм ѣчалъ проступки — однимъ словомъ, не было т ѣхъ грозныхъ атрибутовъ власти, которые въ деревн ѣвнушали намъ къ нему такой страхъ; оставалась одна палка для гулянья, подтверждающая слова бабушки, что онъ только способенъ водить гулять насъ; въ 3-ихъ пріятель его Schönheit сшилъ ему новый фракъ безъ буфочекъ на плечахъ и м ѣдныхъ пуговицъ, и въ этомъ наряд ѣонъ много важности потерялъ въ моихъ глазахъ. Но, что хуже всего, почтенная, многоуважаемая красная шапочка была зам ѣнена рыжимъ парикомъ, который нисколько, какъ я ни прищуривался, не походилъ на естественныя волоса. Однимъ словомъ, Карлъ Иванычъ, дядька, сошелъ въ моемъ мн ѣніи на много ступеней ниже: онъ ужъ казался мн ѣч ѣмъ-то среднимъ между Николаемъ и т ѣмъ Карломъ Иванычемъ, который былъ въ деревн ѣ. — Въ Любочк ѣмало произошло перем ѣнъ; т ѣмъ бол ѣе что, такъ какъ со времени нашего пере ѣзда въ Москву д ѣвочки какъ-то отдалились отъ насъ; не было ни общихъ уроковъ, ни общихъ игоръ. Я мало обращалъ на нее вниманіе; да и гордость быть мальчикомъ, а не д ѣвочкой, д ѣлала то, что я даже съ н ѣкоторымъ презр ѣніемъ и гордымъ сознаніемъ своего достоинства смотр ѣлъ на нее. Но Катеньку узнать не было никакой возможности, такая она стала гордая не гордая, скучная не скучная, а странная. Она еще похорош ѣла, личико, шейка и ручки ея были такія н ѣжныя, розовенькія, но теперь мн ѣи въ мысль не приходило поц ѣловать ее, какъ я это д ѣлалъ 2 года тому назадъ. Я былъ слишкомъ далекъ отъ нея. Къ нимъ, т. е. къ д ѣвочкамъ, прі ѣзжали какія-то чужія д ѣвочки, и они съ ними играли въ какія-то куклы и другія см ѣшныя игры, но никогда не присоединялись къ намъ. И часто я съ завистью и грустью слушалъ внизу, какъ звонко и радостно раздавались наверху ихъ голоса и см ѣхъ, особенно серебрянный голосокъ Катеньки.