Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2

В апреле 1827 г. Булгарин прислал Полевому на отзыв свои недавно вышедшие Сочинения, сопроводив книгу письмом, в котором предлагал заключить мир. Полевой поместил сочувственный отзыв (Московский телеграф. 1827. № 24), и с 1828 г. их отношения вновь приобрели дружественный характер. Н. Полевой, один из немногих, написал хвалебную рецензию на «Ивана Выжигина» (Московский телеграф. 1829. № 13. Подписана N. N.), сочувственно отозвался он и о 2‐м издании Сочинений Булгарина (Московский телеграф. 1830. № 9). Булгарин дважды с одобрением писал об «Истории русского народа» Н. Полевого (Северная пчела. 1829. № 129, 130; 1830. № 110). Отрицательный отзыв Н. Полевого о «Петре Ивановиче Выжигине» (Московский телеграф. 1831. № 6; без подписи) вновь испортил отношения, началась полемика, и Булгарин раскритиковал роман Н. Полевого «Клятва при гробе Господнем» в статье «Критический взгляд на новые русские романы» (Северная пчела. 1833. № 151–154).

Булгарин так вспоминал о своих отношениях с Полевым в этот период: «…возник в Москве журнал: “Московский телеграф”, который начал издавать покойный Н. А. Полевой. De mortuis aut bene, aut nihil [О мертвых или хорошо, или ничего ( лат .)], но я никак не могу промолчать, что “Московский телеграф” первый изобрел роль литературы или, правильнее, письменности, который можно назвать раздражительным , заимствуя выражение из медицины. Н. А. Полевой был человек неученый, но с большими природными способностями, и обладал качеством природно русским , которым Господь наделил великороссиян более, нежели все другие народы и племена. Н. А. Полевой был человек смышленый . Он тотчас смекнул делом и взял за образец “Revue Encyclopédique” (которого издателем был Julien de Paris), бывший тогда в моде , прибавил к своему образцу повести, как говорится, скуки ради , и “Московский телеграф” заговорил обо всем , как сказано было в обозрении литературы за 1824 год (в “Полярной звезде”): от петушьих гребешков до трансцендентальной германской философии, сочинив в то же время высшие взгляды [527]. Эти высшие взгляды были приманкою для молодых воробьев, бросающихся на мякину. Успех “Московского телеграфа” в первые годы был огромный, и все недоучившиеся юноши, все претенденты на самородную ученость поступили под его знамена. Не могу и не хочу распространиться об этом предмете, а скажу только, что убежденный в неправильном направлении “Московского телеграфа” и в сбивчивости и запутанности его мнимой философии и учености, я, с друзьями моими и многими из незнакомых мне поборников истинного просвещения, восстал противу “Московского телеграфа” в “Северной пчеле” и “Сыне Отечества”, и борьба эта продолжалась от начала до конца существования “Московского телеграфа”» [528].

После запрещения журнала Полевого в 1834 г. отношения между ним и Булгариным вновь улучшились, в 1835 г. в «Северной пчеле» была помещена статья Полевого «Посещение московской выставки произведений отечественной промышленности Государем Императором» (№ 131–134), важная для его «реабилитации». В 1838 г. Смирдин, взяв на себя издание «Северной пчелы», а также «Сына Отечества и Северного архива», поручил Полевому редактирование литературной части этих изданий, но из «Северной пчелы» Полевому, после конфликтов с Булгариным, в марте пришлось уйти. В дальнейшем Булгарин еще несколько раз ссорился и мирился с Полевым, то хвалил, то ругал его в печати [529]. Аналогичным образом вел себя и Полевой [530]. Вместе они начали писать нравственно-описательный роман «Счастье лучше богатырства» (Библиотека для чтения. 1845. Т. 68, 69; 1847. Т. 80–82), оставшийся из‐за смерти Полевого неоконченным.

Републикуемые рецензии были одними из последних печатных выступлений Полевого (Литературная газета. 1846. № 1, 3. 1, 19 янв.). Булгарин 4 января написал Полевому письмо по поводу его краткого отклика на первую часть, после появления рецензии на вторую часть опубликовал «Ответ Воспоминаний Фаддея Булгарина напоминаниям Н. А. Полевого» (Северная пчела. 1846. № 20, 21. 24, 25 янв.), на что Полевой отозвался статьей «Полевотип, или Нечто о Воспоминаниях Ф. В. Булгарина» (Литературная газета. 1846. № 4, 5. 26 янв., 2 февр.). Булгарин, скорее всего, продолжил бы полемику, но на следующий день после публикации последней статьи, 3 февраля, Полевой «упал, как будто пораженный каким-то громовым ударом, на диван; лишился сна, пищи и впал в какое-то небытие нравственное и телесное» [531], а 22 февраля умер. По свидетельству П. П. Каратыгина, «на смертном одре, в предчувствии и сознании близкой смерти, Полевой спросил у кого-то из окружающих: “Не сердится ли на меня Булгарин?” Эти слова были последним воспоминанием умирающего о покидаемом навеки литературном поприще» [532].

Булгарин напечатал некролог ему (Северная пчела. 1846. № 49), ходатайствовал (и успешно) в III отделении о назначении пенсии его семье [533]и в дальнейшем не раз писал о нем [534].

Дожидаясь выхода 2‐й части, мы только порекомендуем эту книгу любопытству читателей. Впрочем, надобна ли даже наша рекомендация? Чьего любопытства не возбудит жизнь человека, который родился поляком, воспитан в русском кадетском корпусе, после покорения Польши был в русской службе, сражался в русских рядах, увлечен потом судьбою под знамена Наполеона, бился под орлами его в Испании и, когда смолкли битвы, променял саблю на перо, сделался сперва польским, а потом русским литератором, грозным журналистом, и вот уже двадцать пять лет не сходит с боевого журнального поприща [535]? Если записки Ф. В. Булгарина не любопытны, то ничего в мире нет любопытного. Вот почему нам не понравилось предисловие к «Воспоминаниям». Во-первых, открытый бой противникам, оправдание в критиках, жалобы на клевету и проч. Для чего все это? Приближаясь к шестидесяти годам (Ф. В. Булгарин родился в 1789 году), пора укрощать пылкие порывы страстей, а двадцать пять лет бывши журналистом, можно привыкнуть хладнокровно читать критики самые справедливые – об несправедливых и говорить не стоит! Второе, описывая, как писались «Воспоминания», Ф. В. Булгарин говорит: «Я прочел написанное нескольким искренним приятелям… “Печатайте!” – сказали они в один голос. “Печатай! Печатай!” – повторили в семье. Явился мой добрый М. Д. Ольхин и решил : “Печатать!” – Печатаю!» Нам думается, что другие, гораздо более важные причины могли и должны были побудить Ф. В. Булгарина писать и печатать свои «Воспоминания». Ему, и ему именно, надобно было написать и издать свои записки. Какие же были эти причины ? А вот поговорим при второй части «Воспоминаний».