Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2

Мы не будем спорить там, где автор сказывает свое мнение об разных предметах и по нашему мнению решительно ошибается. Так, например, рассуждая (стр. 160–161) о слоге и слогах, автор утверждает, что «пока Карамзин был независимым литератором , был прост, мил, летуч, естествен в слоге, а когда в звании историографа захотел казаться важным, серьезным , красноречивым, по тогдашнему времени , то сделался до 7‐го тома Истории государства Российского надут , напыщен и неестествен в слоге ! С 8‐го тома «Истории» Карамзин снова вошел в свой натуральный характер, и, за исключением некоторых мест, слог его в этом и последующих томах естествен и прост». Нам кажется, что мнение автора неверно, а способ изложения этого мнения оскорбителен для памяти бессмертного историографа нашего. Карамзин был независим и был хорош, сделался историографом и захотел казаться красноречивым , по тогдашнему убеждению, когда «педанты верили, что тот слог образцовый, который составлен из периодов», а с VIII тома Карамзин опять исправляется! Повторим: неверно, оскорбительно и прибавим еще – смешно! И когда же было это тогдашнее время ? В 1816 году, когда писали Жуковский, Батюшков, наши образцы и учителя, князь П. А. Вяземский, также образец слога в своем роде, когда было лучшее время нашей прозы, когда явились лучшие прозаики наши, Сперанский, Дашков, Гнедич, Греч? И неужели нынешний слог, нынешняя проза наша, хотя бы, например, слог самого Ф. В. Булгарина можно почесть более усовершенствованным, и наших нынешних прозаиков, против которых беспрестанно сражается Ф. В. Булгарин, шагнувшими в понятиях о слоге и прозе далее Карамзина? «Педанты верили и верят, что только тот слог образцовый, который составлен из периодов ». Не страшась трех восклицательных знаков , которыми вооружился здесь автор, просим записать нас в педанты и спрашиваем: где нашел он слог или просто речь без периодов ? Странные понятия о самых первых началах грамматики!

Не менее странно читать, когда автор утверждает, что «чувство и воображение не только не нужны в делах, но даже вредны », что «в делах нужны только здравый ум, ясное суждение и искусство изложения » и что «нет и не может быть поэзии ни в обществе , ни в службе » (стр. 238, 239). Так может думать только какая-нибудь приказная строка [547], поседевшая в приказах, чиновник, который далее своей канцелярии ничего не видит, но не образованный и просвещенный военный и гражданский чиновник. И мы уже вовсе не понимаем, что за общество изображает Ф. В. Булгарин, в котором нет ни поэзии, ни чувства, ни воображения ! Если он сам не замечал их ни в службе, ни в обществе, это вина не службы и не общества, а его самого. Зачем же по себе мерять всех! Сердитый на нынешнее общество вообще, автор, описывая быт 1807 года, восклицает: «Образованное общество не было погружено в расчетах и спекуляциях и слова: “Россия”, “слава”, “народная честь” звучали в ушах приятнее золота и пробуждали чувство, не уснувшее глубоким сном на лоне эгоизма » (стр. 246). Смеем уверить и беремся доказать несправедливость такого мнения об нынешнем обществе, которое опять-таки в сущности неверно. Здесь опять довольно будет прибавить, что по собственным своим понятиям или, лучше сказать, по себе , о других судить не должно и что такие элегии о прежнем золотом времени и о современном падении нравов, такие сетования «о братии, в мирской погибшей суете», смешны и жалки!

Входя в психологическо-физиологические суждения о народных характерах и темпераментах, автор восклицает: «Ничего нет забавнее объяснения слов: характер и темперамент, в наших (?) лексиконах. Одни их смешивают, другие говорят такой вздор, что уши вянут !» Следуют открытия автора, что темперамент, живость, веселость французов «суть последствия их легкого (?), приятного климата и пищи », ибо «французский превосходный суп (pot au feu), их пряные приправы, трюфели, чеснок и, наконец, вино способствуют живости, когда, напротив, самый климат Германии, здоровый, но слишком однообразный (?), иногда угрюмый (?), грубая, тяжелая немецкая пища и неумеренное употребление пива способствуют к сгущению крови и какой-то неподвижной холодности!» Не знаем мы определения темпераментов народных и причин, от которых они выводятся в каких-то наших лексиконах , но от определения Ф. В. Булгарина – повторим его слова – невольно «уши вянут!».

Предоставляем другим вступаться за нашу современную драму, уничтожаемую Ф. В. Булгариным. Восхваляя Озерова и уверяя, что ему не было преемников, Ф. В. говорит: «Есть у нас драмы, и даже некоторые из них очень хорошие , но русской трагедии в новом вкусе и в новом духе – нет! Нет ничего такого, что бы мы могли поставить, хотя на низшей ступени, за “Валленштейном”, “Орлеанскою девою”, “Дон-Карлосом” и проч.» Бедная русская драма, да, стократно бедная! выслушай свой приговор и причины его! «Нынешние русские драмы или трагедии (не знаю как их назвать) мне не нравятся !» Кончено с русской драмой! Внимайте вы все, Кукольник, Хомяков, Розен, Ободовский, Муравьев, Гедеонов, Полевой, Ротчев, вы все, внимавшие иногда рукоплескания «нынешнего общества, уснувшего на лоне эгоизма»: вы не нравитесь Ф. В. Булгарину, хоть он иногда и сам похваливал вас! В грозном гневе на русские драмы, «из которых есть даже некоторые очень хорошие», он не пощадил даже самого себя. Литературный Брут! Он забыл даже свою драму , свою «Шхуну Нюкарлеби» [548]и возвел ее на костер осуждения вместе с другими русскими драмами! За что же гнев? Вот за что: «Нас уверяют, что они писаны стихами, пятистопными ямбами, а я вижу в них …» Страшно повторить, что видит в них Ф. В. Булгарин, но так и быть – повторим: «вижу в них напыщенную, раздутую, рубленую, или крошеную прозу , вроде “Гонзальва Кордуанского” или “Кадма и Гармонии” Хераскова. Один писатель (попался, бедняк!), впрочем, талантливый (где гнев, тут и милость – добрый Фаддей Венедиктович!) пошел в наше время еще дальше . Он даже отверг ритм, или размер в своих драмах, на заглавии которых выставлено, что они писаны стихами!!!» Три восклицательных знака! Беда! Это Геркулесова палица [549]в руках Ф. В. Булгарина, с которою он, как мы выше говорили, не страшится даже изгонять периоды из языка. А ты, «один писатель, впрочем талантливый!», внимай и знай: « Стих без меры (ритма) и без рифмы еще хуже, нежели музыка без гармонии ». Как, что такое? скажешь ты – рифма в стихах то же, что гармония в музыке ? Ф. В. не удостоит тебя ответом и прибавит: «Но в наше время все сходит с рук!» В самом деле, не всегда, но иногда «все сходит с рук», но за что так сердится Ф. В. на наше время? Неужели по привычке всех тех, кому шестой десяток лет на исходе? Но он должен быть выше подобной участи обыкновенных стариков, похожих на подагрика в басне Дмитриева [550]. Осуждать русские драмы за то, что они писаны стихами без рифм… Боже мой! да ведь не все же? Вот «Шхуна Нюкарлеби» писана прозою. Уж не для таких ли прозаических драм оставлен уголок, что из драм есть у нас «некоторые очень хорошие»? Умно, но справедливо ли?