Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2

Однако ж в моем ливонском уединении я не только не получаю, но даже не вижу русских газет и журналов (кроме своей газеты и журналов, издаваемых министерствами), и не только не тоскую, а напротив, весьма счастлив и доволен. – Приятель мой прислал мне на днях № 138 «Русского инвалида», в котором напечатана статья, до меня касающаяся. Из уважения к лицу, написавшему эту статью, почитаю долгом отвечать на объяснения.

Дело идет о М. М. Сперанском, о котором я высказал, что знаю об нем и что можно было высказать, в пятой части моих «Воспоминаний». Автор статьи «Русского инвалида» полагает, что я рано вспомнил о М. М. Сперанском – и находит ошибки в представленных мною фактах и числах [685]. Уважаю каждое чистосердечное мнение и благонамеренное суждение, и прошу снисхождения к моему собственному мнению.

В светских обществах и в нашем миниатюрном литературном мире известно, что один весьма почтенный ученый и заслуженный муж занимался собиранием материалов для составления полной биографии М. М. Сперанского в законодательном отношении [686], потому что он более всех участвовал в исполнении великого предначертания наших государей к составлению полного и систематического Собрания законов. Таким образом, биография Сперанского будет заключать в себе историю русского законодательства в царствование императора Александра и нынешнее благополучное царствование. Нет никакого сомнения, что творение, написанное человеком умным, талантливым и знающим совершенно законодательство, будет любопытно, поучительно и важно во всех отношениях, особенно потому, что из всех наших историй невозможно составить никакого систематического понятия о законодательствах каждой эпохи. Но мне кажется, что биография Сперанского в этом деле будет дело постороннее или, как говорится, hors d’oeuvres [687]. Жизнеописания важны только тогда, когда лицо действовало самостоятельно, как, например, наши дипломаты от кончины Петра Великого до вступления на престол императора Павла Петровича, и наши полководцы, облеченные полною властию. Но Сперанский вовсе не действовал самостоятельно в русском законодательстве, а только исполнял волю законодателей [688].

Сто раз слышал я от него (а верно слышали и все приближенные к нему люди), что он никогда не навязывался ни с какими проектами и тогда только делал, когда ему что-либо поручали. Об этом я сказал и в моих «Воспоминаниях». В частной жизни Сперанского замечателен только один период, а вся его служба есть только честное, умное и человеколюбивое исполнение своих обязанностей, и это можно высказать несколькими словами, а именно, что он везде был примерный начальник, примерный подчиненный, умный, ученый и трудолюбивый исполнитель поручений. Иное дело, если б Сперанский написал записки о своей жизни, с собственными суждениями о делах и лицах, тогда это заменяло бы недостаток самостоятельности в действиях [689]. Мне кажется, что Сперанский именно принадлежит к тому роду людей, о которых не только современники, но даже история может только вспоминать [690]. Разум и познания Сперанского были велики, и следы этого остались в исполнении данных ему поручений; душа Сперанского была неисчерпаемый источник благости и высоких чувствований, и если, по мнению почтенного автора статьи в «Русском инвалиде», и об этом предмете говорится неуместно, то и чувства благодарности и привязанности современников были бы также неуместными! И на чем бы тогда основался будущий историк? Просим извинения у почтенного автора статьи в «Русском инвалиде», но я того мнения, что любить, быть благодарным, справедливым и говорить истину, хотя бы вполовину, всегда уместно, и даже над свежею могилою добродетельного мужа, каков был Сперанский [691]. Я не писал биографии Сперанского, я только вспомнил об нем в моих «Воспоминаниях», вспомнил со слезами, с чувством беспредельной к нему любви и уважения [692].

Теперь взглянем на неверности и недоразумения в моих «Воспоминаниях», которые почтенный автор взялся исправить перед публикою, как сказано в статье: «для потомства».

По первому пункту . Я не имею, с моими «Воспоминаниями», ни малейшего притязания на жизнь в потомстве; но если эти «Воспоминания» дойдут до потомства, то ему совершенно будет равно, в 1771 году родился Сперанский или в 1772 или в 1773, как полагает неопределенно почтенный автор статьи, оканчивая свои изыскания о годе рождения Сперанского словами: «но впоследствии Сперанский неизвестно почему перешел к 1771 году». Я вообще люблю последствия и привык беспредельно верить Сперанскому, и если он впоследствии определил год своего рождения, то неизвестность причин не должна, кажется, опровергать собственного показания. Вероятно, Сперанскому известны были причины, почему он назначил 1771 год годом своего рождения, и потому в «Воспоминаниях» моих это не неверность и не недоразумение [693].

По второму пункту . Сказано в «Воспоминаниях», что первоначальная фамилия Сперанского была Грамотин . Так называет Сперанского и И. И. Дмитриев, бывший в весьма коротких сношениях с Сперанским, по своему званию министра юстиции и литератора. Если это неверность и недоразумение , то почтенный автор статьи не исправил их своими догадками, сказав: «не сохранилось никаких сведений или преданий о родовом его прозвище и, напротив, все положительно утверждают, что такого никогда не было ». После этого и говорить нечего! [694]

По третьему пункту . У кого и как учился Сперанский французскому и английскому языку, дело совершенно не важное. Главное здесь характеристика . В «Воспоминаниях» сказано, что Сперанский изучил эти языки уже в зрелых летах , и это яркая черта, означающая беспрерывное стремление к приобретению познаний. Имена учителей и порядок перехождения от одного предмета к другому в учительском звании – также мелочи, что не займут потомства, а для меня, современника, вовсе незанимательны [695].

По четвертому пункту . В «Воспоминаниях» моих я сказал: «известно, что он, т. е. Сперанский, преподавал уроки в доме князя А. Б. Куракина». Почтенный автор статьи говорит, что я ошибся , следуя в этом деле общему мнению . Почтенный автор статьи основывается на показании единственного сына князя А. Б. Куракина, якобы Сперанский не был учителем в доме, а дал только двенадцать уроков, и был домашним секретарем в доме князя, исключительно для частной переписки . Не подвергаю сомнению ничьих показаний, но не могу слепо верить тому, чтоб Сперанский, профессор или старший учитель в семинарии, покровительствуемый знаменитым митрополитом Гавриилом, решился принять звание домашнего секретаря для частной переписки!!! В душе Сперанского всегда таилась благородная гордость, и он не был в такой нужде, чтоб идти в писцы, потому что домашний секретарь, для частной переписки, то же, что писец [696]. – Должен я мимовольно высказать, что словесные показания о первых годах службы выслужившихся чиновников весьма часто бывают неточны. В этом я особенно удостоверился, собирая сведения о М. М. Сперанском. Собственных слов Сперанского не привожу (хотя мог бы подкрепить мои показания свидетельством живых людей), но предположения, что Сперанский был домашним секретарем у князя А. Б. Куракина, для частной переписки , никак не могу принять! À tout seigneur tout honneur [697] [698].